— Может, удастся обойтись продажей пяти картин и сохранить хотя бы одну. Это же папин подарок. Продавая его работы ради покупки дома, я чувствую себя последней дрянью.

— А разве у тебя есть другой выход?

— Ни единого! — Правда, про картины она и не вспоминала. Но больше ей совершенно нечего продать, чтобы расплатиться с Тоддом. Ей вдруг пришло в голову, что дом можно и продать, лишь бы не расставаться с картинами. Но терять дом она не желала. — Ты не позвонишь в галерею? Посмотрим, что там скажут. Если назначат приличную цену, я, пожалуй, соглашусь их продать. Но предлагай им только пять картин. Я непременно должна сохранить хотя бы одну. — Для Франчески отцовские картины имели не только денежную, но и сентиментальную ценность. Значит, ей предстоит еще одна жертва, и немалая.

— Обязательно, — пообещала Эйвери. — У них есть список коллекционеров, интересующихся работами Генри. Вот увидишь, картины будут распроданы мгновенно. Конечно, если ты не хочешь подождать и выставить их на аукцион.

— Ждать я не могу, — честно ответила Франческа. — Тодду уже не терпится продать дом, а я пообещала ему к концу года либо выкупить его долю, либо согласиться выставить дом на продажу. Осталось меньше двух месяцев. Ждать аукциона мне некогда.

— Тогда посмотрим, что скажут в галерее. Прямо сейчас и позвоню им, вот только договорю с тобой. — У Эйвери родилась еще одна идея, но она пока не знала, как отнесется к ней ее муж. И все же она решилась поделиться с Франческой: — Твой отец не помнил себя от радости, когда узнал, что ты открываешь свою галерею. К начинающим художникам он относится так же внимательно, как ты. Вот я и подумала, что он мог бы стать твоим партнером — негласным, разумеется, и молчаливым, хотя не представляю, что может заставить твоего отца молчать. Но он, возможно, был бы рад помочь тебе, пока галерея не начнет приносить прибыль. Судя по твоим словам, Тодд готов удовлетвориться совсем небольшой суммой.

Тодд и вправду поступил благородно, пожелал получить чисто символическую сумму, немногим превышающую ту, которую он вложил в дело. С домом дело обстояло иначе, за четыре года он заметно прибавил в цене, но и при разделе дома Тодд был готов проявить благородство. На вырученные от продажи дома деньги он собирался купить квартиру. Тодд вытерпел даже бесконечную процедуру раздела собственности и совместного владения. Его постигло тяжкое разочарование. Ни он, ни Франческа не ожидали ничего подобного, но теперь оба понимали, что прошлого уже не вернешь, и хотели только поскорее покончить с ним. Из уважения к Тодду Франческа старалась действовать быстро, хотя возникающие препятствия казались ей непреодолимыми.

— Мне и в голову не приходило просить папу вложить средства в галерею, — призналась заинтригованная Франческа. — Думаешь, он согласится?

— Очень может быть. Эта затея наверняка увлечет его, вдобавок он будет рад тебе помочь. И потом, не такие уж большие средства понадобится вложить. Не хочешь пообедать вместе с ним и спросить сама?

Идея понравилась Франческе, на помощь отца она могла рассчитывать — в отличие от матери, которая никогда не разделяла ее энтузиазма. Искусством Талия не интересовалась, хотя ей принадлежало несколько картин Генри, цена которых давно выросла. Когда-то Талия повесила их в доме из чистейшей сентиментальности, а картины вдруг превратились в ценное имущество. Работы, принадлежащие Талии, тоже относились к ранним, следовательно, одним из самых ценных. Она часто повторяла, что ни за какие деньги не продаст их. То же самое Франческа думала о своих картинах.

— Сейчас позвоню ему и приглашу пообедать завтра вместе, — решила Франческа, в которой впервые за пару месяцев пробудилась робкая надежда. — Эйвери, ты волшебница и гений. Папе чертовски повезло найти тебя.

— Не больше, чем мне повезло найти его. Он хороший человек, особенно теперь, когда бросил коллекционировать подружек. — Эйвери познакомилась с некоторыми девушками Генри, и почти все они пришлись ей по душе, хоть и казались странными. Выяснилось, что до нее, Эйвери, никто из женщин Генри практичностью не отличался. К матери Франчески она даже привязалась. Талия была настолько невероятна и оригинальна, что соскучиться с ней никто бы не смог, как и остаться к ней равнодушным. Но и неловкость Франчески была понятна Эйвери. Даже она признавала, что нелегко иметь такую мать, как Талия, особенно ребенку, мечтающему о самой обычной матери, такой, как у всех. Быть «как все» Талия не собиралась. И Генри предпочитал раскованность и оригинальность. Рядом с родителями, напрочь отметающими условности, Франческа не могла не вырасти сдержанной и скромной. Меньше всего ей хотелось быть похожей на родителей, и она стала совсем другой, напоминала скорее мачеху, чем родных. Эйвери тоже понимала, насколько причудливую пару составляли Генри и Талия. Удивительно, как настолько разные люди сумели продержаться в браке целых семь лет. Единственным достойным результатом этого союза стала дочь, а теперь, когда она была уже взрослой, Генри и Талия поддерживали исключительно дружеские отношения. Но Эйвери нравилась Талии. Ее любили и уважали все, она умела расположить к себе окружающих дружелюбием, умом и непринужденными манерами. Сообразительная, цельная, невзыскательная, она производила впечатление естественности и реальности. Этими достоинствами мать Франчески не обладала.

— Кажется, ты разом решила все мои проблемы, — со вздохом облегчения призналась Франческа.

— Пока еще нет. Сначала мне надо созвониться с агентом твоего отца, а тебе — поговорить с отцом насчет галереи. Но думаю, начало уже положено, — подбодрила падчерицу Эйвери, искренне надеясь, что для нее все сложится удачно. Франческу она очень любила, видела ее достоинства и считала, что своим трудолюбием она давно заслужила награду. Эйвери было больно думать о том, что из-за разрыва с Тоддом Франческа рискует потерять все сразу.

— Я знала: ты непременно что-нибудь да придумаешь, — радостно продолжала Франческа, в душе которой впервые за несколько месяцев пробудилась надежда. — А я понятия не имела, как мне быть. И уже была готова признать, что решения нет.

— Ты стояла почти вплотную к нему, — просто объяснила Эйвери. — Кое-что видится лишь на расстоянии. Будем надеяться, наш План сработает. Я поговорю с агентом Генри и сразу сообщу тебе обо всем, что мне удастся выяснить. Твое предложение придется очень кстати: выставка «Арт Базель» в Майами уже совсем скоро, и даже если сейчас не найдется коллекционеров, готовых купить у тебя ранние работы Генри, то на выставке от них наверняка отбою не будет. Скорее всего к концу года ты получишь деньги.

— И наконец-то обрадую Тодда, — грустно вздохнула Франческа, вспоминая о нем.

— Заодно и сама порадуешься — тому, что сумела сохранить дом, — добавила Эйвери. Эти двое не вступали в брак, но им пришлось делить все, что они имели. Такое расставание ничем не лучше развода.

— Если с домом все получится, я буду счастлива, — согласилась Франческа. — Пожалуй, надо сказать родителям про Тодда. Ты не представляешь себе, как я этого боюсь. Разговор с папой — это еще куда ни шло, но мама тысячу раз напомнит мне все, о чем предупреждала с самого начала. Она сразу сказала, что мы спятили, когда узнала, что мы решили купить дом и основать общий бизнес, не успев пожениться.

— В наше время так поступают многие. Люди живут вместе и, само собой, делают совместные вложения.

— Объясни это маме, — криво усмехнулась Франческа.

— Даже пытаться не стану, — отказалась Эйвери, и обе рассмеялись. У Талии на все имелось свое мнение, и переубедить ее хоть в чем-нибудь было немыслимо.

— Позвоню папе, приглашу его на обед. И скажу маме про Тодда. Так ты не забудь рассказать мне про разговор с агентом.

— Не забуду. Обещаю тебе. А пока не вешай нос. Все у нас получится, — заверила Эйвери, и через минуту разговор завершился. Вместо Эйвери в нем должна была бы участвовать мать, но представить себе Талию в такой роли не сумел бы никто. По отношению к дочери Талия вела себя не как мать, а скорее как эксцентричная тетушка, а Эйвери — как подруга.

Франческа села за свой письменный стол и надолго задумалась, прежде чем снова взялась за телефон. После разговора с мачехой у нее с души словно свалился камень. Как и надеялась Франческа, Эйвери дала ей удачный совет. Она всегда приходила на помощь, ее решения неизменно оказывались взвешенными и здравыми, как и в тех случаях, когда помощь требовалась отцу Франчески. Генри не уставал удивляться талантам жены. Для него она сотворила не одно, а несколько чудес, подтверждением чему стало их комфортное существование. У Эйвери имелись и собственные средства: она сделала блестящую карьеру и с толком вложила заработанные деньги. Мысль о том, что можно зависеть от кого-нибудь, кроме самой себя, вызывала у нее лишь смех. Как выражалась Эйвери, не для того она всю жизнь рвала задницу, чтобы зависеть от мужчины. Своими деньгами она привыкла распоряжаться так, как считала нужным, и не отказалась от этой привычки после замужества. В этом союзе Генри выигрывал куда больше Эйвери. В финансовом отношении он нуждался в ней, а она в нем — нисколько. Но эмоциональная связь между ними существовала — именно такая, какой она всегда представлялась Франческе. Увы, подобной близости они с Тоддом так и не достигли. И все-таки теперь, когда они расстались, ей было больно. Нестерпимо больно.

Следующим Франческа набрала номер матери. Небрежно осведомившись, как у дочери дела, Талия завела нескончаемый разговор о себе — о своих делах, мелких неприятностях, о своем дизайнере интерьеров, который не справился с работой, о брокере, который в последнее время делает одно неудачное вложение за другим, и о том, как все это выводит ее из себя.

— Даже мужа у меня нет, некому меня обеспечить! — сокрушалась она.

— Для этого муж тебе не нужен, — практично напомнила ей Франческа. — Дон обеспечил тебя на всю оставшуюся жизнь.

За годы два торговых центра, доставшихся Талии, превратились в десять, другие инвестиции тоже оказались успешными. Несмотря на привычку прибедняться, Талия вовсе не бедствовала. Об этом свидетельствовал хотя бы небольшой, но роскошный пентхаус на Пятой авеню, — элегантный и в то же время уютный, с живописным видом на Центральный парк.

— К Дону у меня нет никаких претензий. Просто это так тяжело — знать, что у меня нет мужа и что меня некому защитить… — На миг голос Талии стал тонким и жалобным, хотя и беспомощной она никогда не была. Франческа не стала напоминать, что пора бы и привыкнуть — как-никак последний муж Талии погиб в Риме шестнадцать лет назад. От него Талии достался титул графини, который она с удовольствием носила. Она жалела только о том, что ее покойный муж не был князем, и однажды призналась Франческе, что всегда мечтала зваться княгиней. Но графиня — тоже неплохо. Графиня ди Санджоване.

Франческе надоело изнывать от страха, и она ринулась в омут головой.

— Мы с Тоддом расстались, — спокойно объявила она и затихла, ожидая реакции матери.

— Когда? — Голос Талии прозвучал сдавленно: похоже, в отличие от Эйвери и отца она ни о чем не подозревала.

— К этому шло последние несколько месяцев. Мы пытались наладить отношения, но не смогли. Он возвращается на работу в юридическую фирму и хочет, чтобы я выкупила его долю галереи и дома.

— А тебе это по карману? — без обиняков спросила мать. Не посочувствовала, просто спросила.

— Пока нет. Но я надеюсь, что смогу позволить себе такую покупку к концу года. — Объяснять матери, что она посоветовалась с Эйвери, Франческа не стала. Не стоило ранить чувства Талии, хотя от совета Эйвери пользы было гораздо больше. Мать Франчески всю жизнь доверяла управлять своим состоянием чужим людям, а Эйвери все важные решения принимала сама.

— Я же говорила: не надо было тебе покупать дом и ввязываться в бизнес с этим человеком. Подобные поступки — безумие, если ты не замужем; сразу было ясно, что все запутается и закончится скандалом. С ним трудно договориться?

Талии нравился Тодд, но не откровенно отрицательное отношение Тодда и Франчески к браку. Скрывать свое недовольство Талия даже не пыталась, в некоторых вопросах она придерживалась на удивление старомодных взглядов.

— Вовсе нет, мама. Он ведет себя пристойно. Но хочет получить свою долю за дом и бизнес.

— А ты в состоянии выплатить ее?

— Если повезет. Если нет, придется продать дом и закрыть галерею. Но я вывернусь наизнанку, лишь бы этого не допустить.

— Какая досада, что ты так прочно увязла в финансовых отношениях с ним! Я всегда знала, что добром это не кончится. — Об этом Талия не уставала напоминать дочери.

— Помню, мама. Но нам казалось, что мы всегда будем вместе.

— Все в этом уверены, пока не разбегутся. И если уж не судьба жить замужем, лучше остаться с отступными и алиментами, чем с разбитым сердцем. — Эту мудрость Талия усвоила твердо, о другой карьере она и не помышляла.