– Как же мне не везет. – Сесили едва не застонала, так она расстроилась. – С минуты на минуту я ожидаю прихода моего жениха и его матери. Они приглашены на чай.

На лице Розамунды возникло такое непритворное выражение комичного ужаса, что Сесили невольно улыбнулась.

– Ты им рада точь-в-точь, как и я. Они уже здесь и должны вот-вот появиться. Уходить уже поздно.

Розамунда быстро взглянула на часы:

– Как знать? Думаю, если воспользоваться лестницей для прислуги, то я с ними не пересекусь.

– Нет, нет. Дорогая, неужели ты бросишь меня в столь тяжкий час? Прошу, Розамунда, останься. Ну пожалуйста! – Сесили схватила кузину за руки и увлекла за собой в глубь галереи.

– Но его мать просто невыносима. А он такой… – Розамунда замялась и покраснела, хотя Сесили прекрасно знала, что думает кузина о герцоге Норланде.

– Неуклюжий? Неловкий? При взгляде на него зубы сводит от скуки, не так ли?

– Вот именно, – горячо воскликнула Розамунда. – Он такой безликий, словно кусок глины. Из него можно лепить все, что захочешь.

– Ты абсолютно права, дорогая, – согласилась с ней Сесили. – Но именно это делает его особенно привлекательным в моих глазах.

– Да-да, образ твоих мыслей мне известен, – проговорила Розамунда. – Но послушай меня, моя дорогая, это не тот мужчина, который способен сделать тебя счастливой. Я убеждена в этом. Прежде всего, он намного старше тебя.

– Ему всего лишь немного за тридцать! – Сесили возмущенно вскинула руки. – Вы все ведете себя так, как будто я выхожу замуж за Мафусаила.

– Ну да, ну да, у него всего лишь небольшая лысина на макушке да маленький животик спереди, – с мягкой насмешкой заметила Розамунда. – А так жених хоть куда.

– Никогда не подозревала в тебе, дорогая, подобной игривости в мыслях.

Сесили также захотелось уколоть Розамунду, указав ей, что ее муж тоже не писаный красавец. Однако Гриффин, граф Трегарт, в отличие от герцога Норланда, был воплощением настоящего мужчины – буквально излучал мужественность и силу, чего и в помине не было у бедного Норланда.

Однако Сесили не стала накалять атмосферу.

– Так-так, а как быть с чувством долга и чести? Что ты скажешь по этому поводу?

Розамунда нахмурилась:

– Я вовсе не собираюсь говорить, что разрывать помолвку – дело благородное, особенно по прошествии стольких лет. Но с другой стороны, возмутительно, что ты должна будешь подчиняться…

Розамунда запнулась. Закусив губу, она огляделась по сторонам, словно желая убедиться, что их никто не услышит.

– Я не могу себе представить, как ты будешь терпеть его ухаживания.

– Что за чепуха, – ответила Сесили. – Ты делаешь из мухи слона. Начнем с того, что я вовсе не обязана ничего терпеть. Норланд останется в провинции и будет с увлечением заниматься тем, что ему больше всего интересно: инфекционными болезнями или еще чем-нибудь. А я буду жить в Лондоне. Мы будем жить раздельно. Мы обо всем уже договорились, так что наш брак устраивает нас обоих как нельзя лучше.

Раньше она ни разу не делилась столь откровенно с кузиной своими планами на будущее, так что удивление Розамунды было вполне понятно.

– А как же с интимными делами? Ведь каждый муж хочет спать в постели со своей женой.

– Исключено, – отрезала Сесили. – От прошлого брака у него два сына, так что наследник у него уже есть. Кроме того, у Норланда есть любовница. И он не намерен бросать ее. Так с какой стати ему приставать ко мне?

После продолжительной паузы Розамунда не без радости произнесла:

– Какое счастье, что мой долг не расходится с моими желаниями и наклонностями. Передо мной никогда не стоял подобный выбор.

– Передо мной тоже, – ответила Сесили. Она похлопала Розамунду по ладони, взяла за руку и увлекла следом за собой, вынуждая ее пройтись вместе с ней по галерее.

– Норланд, возможно, скучноват, но из него получится замечательный муж. Особенно если принять во внимание те цели, которые я преследую.

Розамунда вырвала руку.

– Сесили, ты упрямо не хочешь меня слушать. – Розамунда замялась. – Я хочу… мне хочется, чтобы ты по-настоящему влюбилась.

Сесили едва не закатила глаза в притворном ужасе:

– Как приятно это слышать. Я прекрасно понимаю тебя: ты настолько счастлива в браке, что тебе хочется превозносить любовь и семейное счастье. Вы с Джейн в один голос поете об одном и том же, но я не похожа на вас. Ты же знаешь, у меня нет ни капли сентиментальности. Вот поэтому я прекрасно полажу с герцогом Норландом.

В будущем Сесили хотела жить так, как ей хочется, – свободно, не стесняемая никакими ограничениями, но и не переступая дозволенных границ для слабого пола. Давным-давно она решила, что судьба, которую ей уготовили родители, вполне ее устраивает. Титул герцогини позволял не только жить в свое удовольствие, но и пользоваться большим влиянием и привилегиями. Сесили, будущая герцогиня Норланд, решила этим воспользоваться, но не столько ради себя, сколько на благо тех многих несчастных женщин, судьба которых сложилась не так удачно, как ее собственная.

Разумеется, даже герцогине некоторые проступки тоже не могли легко сойти с рук. Но поскольку большую часть этих прегрешений совершали презренные распутные женщины, вроде Лавинии, вместе с такими же жалкими распутниками, то с этой стороны Сесили считала себя неуязвимой.

– Дорогая, полюбив кого-нибудь, ты не станешь слабее, – ласково сказала Розамунда.

Сесили передернула плечами с видом, мол, мне это не за чем. О, как она ненавидела это чувство сожаления в небесно-голубых глазах Розамунды. В какой-то миг ей даже захотелось ударить кузину, причинить ей боль точно так же, как та сделала больно ей, Сесили.

Однако она быстро подавила внутри себя это чисто детское желание. Ведь Розамунда не хотела ее обидеть, а сама Сесили никогда не пошла бы на то, чтобы сознательно причинить боль самой близкой подруге.

Впрочем, так было не всегда. После кончины брата Сесили отчаянно боролась с дружбой, которую предлагали ей кузины и кузены Уэструдер. В то время Сесили держалась обособленно, была очень раздражительной и вспыльчивой, капризничала, с ней не было никакого сладу.

Но даже в самые худшие минуты ни Розамунда, ни Джейн, ни мальчики никогда не оставляли ее наедине со своим горем. Они дразнили ее, приставали, шутили, словно она была настоящим членом их семьи, одаряя в редкие драгоценные мгновения теплом доброты и отзывчивости. Небольшая группа привилегированных детей, крепко державшихся друг за друга, так как не было больше никого в мире, кто любил бы их, кто относился бы к ним с теплом и лаской.

Они с Сесили были одной плоти и крови. Они были единственными людьми на свете, которых она беззаветно любила. Казалось, что их соединяли неразрывные узы. Если и было на свете что-то, во что она верила и на что могла безоговорочно положиться, то это, вне всякого сомнения, крепость родственных уз. Сесили верила только им и герцогу Монфору.

С привычной беззаботностью она пожала плечами.

– Если я полюблю, то не позволю, чтобы кто-то имел надо мной безграничную власть, над телом и душой. Розамунда, я слеплена из иного теста, это не для меня.

– Как интересно, почти то же самое говорила мне Тибби утром в день нашего венчания с Гриффином. – Розамунда запнулась. – Действительно, многие мужья требуют от жен слепого повиновения. Но неужели ты думаешь, что Гриффин меня тиранит? Какой вздор! То же самое с полным правом можно сказать о Константине и Джейн.

Горячая речь Розамунды не произвела на Сесили никакого впечатления. В глубине души она считала счастливые браки ее кузин своеобразным видом взаимного рабства, но подобные, не лишенные оригинальности мысли, как известно, лучше всегда держать при себе.

Прежде чем Сесили вспомнила одну из тех фраз, которые у любого должны быть заготовлены в подобном случае, их разговор прервал дворецкий, объявивший о приходе гостей.

Сесили торжествующе посмотрела на кузину.

– Ты провел их в гостиную, Уилсон? Да? Благодарю. Передай, что скоро леди Трегарт и я пройдем к ним.

– Негодница, – с веселым возмущением воскликнула Розамунда. – Попомни мои слова: когда ты будешь менее всего готова, я отплачу тебе тем же.

Обычно Сесили без особого интереса относилась к почти еженедельным визитам ее жениха, но сегодня все обстояло иначе. Ей не терпелось попытать Норланда насчет «Прометеева клуба», выведать у него все, что только возможно.

Эта мысль возникла у нее, когда она, проснувшись рано утром, никак не могла уснуть, неотступно думая об Ашборне и о предстоящей встрече с ним.

– Ваша светлость, как я рада видеть вас, – радостно сказала Сесили, идя навстречу ему. – Как ваши дела?

Норланд, высокий мужчина с бочкообразной грудью, белокурыми волосами и белой кожей в целом производил приятное впечатление. Редеющие волосы открывали спереди широкий выпуклый лоб: весьма подходящая кубатура для научных занятий. Хотя Розамунда была права – у Норланда действительно был небольшой животик, но Сесили не была бы его невестой, если бы обращала внимание на подобные недостатки.

– Леди Сесили, мое почтение. – Норланд поклонился, резко и низко, словно собираясь нырнуть в воду. Повернувшись в сторону Розамунды и Тибби, он отвесил им обеим такой же глубокий поклон.

Раньше Сесили не обращала на это внимания и только сейчас заметила, как сухо, формально они, будучи уже давно помолвленными, приветствуют друг друга. Впрочем, она сама не поощряла его к большей нежности: чтобы он целовал ей руки, да и вообще чтобы целовал ее при встрече.

При одном воспоминании о поцелуе в карете у нее словно огонь пробежал по жилам, быстрее и сильнее забилось сердце. Боже, да когда это кончится?! Раздраженная тем, что Ашборн все время влезал в ее мысли, она запретила себе думать о нем.

В отличие от Ашборна ни голос, ни прикосновения Норланда не оказывали на нее никакого воздействия: ей не делалось жарко, а сердце по-прежнему билось ровно и спокойно. Именно это нравилось в нем Сесили, совершенно устраивало ее.

Норланд равнодушно улыбнулся и устремил свой взгляд за спину Сесили, словно увидел там что-то более интересное.

Сесили обернулась, думая, что его внимание привлекла златовласая Розамунда, в конце концов, Норланд был мужчиной, и его могла привлечь красота ее кузины. Однако она ошиблась. Взгляд Норланда был устремлен на Тибби, которая что-то шила, склонив низко голову над рукоделием.

Сесили незаметно улыбнулась. Норланд явно предвкушал интеллектуальный диспут с ее бывшей гувернанткой. Сегодня Тибби держалась позади, видимо, памятуя о ее светлости, матери Норланда, которая считала, что компаньонки должны знать свое место.

Вот тут-то Сесили решила, что надо при первой же удобной возможности подключить Тибби к беседе.

– Не хотите ли присесть, ваша светлость? – любезно спросила Розамунда.

– Нет, пока нет. Сейчас должна сюда пожаловать моя матушка. Мне надо убедиться, что с ней все в порядке.

Обмен такого рода любезностями происходил до тех пор, пока не послышался грузный топот на лестнице, – предвестник приближения матери Норланда.

Герцогиня Норланд вошла в гостиную, бережно поддерживаемая с обеих сторон двумя крепкими слугами. Почтительно склонившись в реверансе, Сесили спросила:

– Как поживаете, ваша светлость? Вы доставили нам большую радость, приняв наше приглашение.

Пойманная на удочку собственной жалости во время прежних визитов герцогини, на этот раз Сесили не собиралась больше потакать будущей свекрови, выслушивая ее жалобы и сетования на жизнь.

Герцогиня была очень грузной и крайне раздражительной особой, обычно она любила полулежать на софе или диване, держа в одной руке тарелку с винегретом, а в другой – нюхательную соль. Она была сплошным кошмаром, ужасом для своей семьи, особенно для старшего сына: несмотря на свою вялость, она железной рукой управляла родовым поместьем и всем герцогским состоянием.

После того как Норланд шепнул ей по секрету, что, несмотря на вечные жалобы, здоровье у его матушки хорошее, Сесили с трудом выносила сетования герцогини на мнимые недомогания. Она никак не могла взять в толк, зачем весь день стонать и жаловаться, когда для этого не было ни малейшего повода.

– Присаживайтесь, пожалуйста. – Сесили указала на пару кресел, удобно расположенных возле окна. – Я сейчас прикажу, чтобы подавали чай.

– Вы в своем уме, милочка? – слабым голосом проговорила герцогиня. – Если я сяду возле окна, – а там наверняка огромные щели и сквозняк, – то непременно простужусь и умру. А вам, видимо, только того и надо. Поближе к камину, – резко бросила она слугам, которые не знали, куда ее вести. – Норланд, разведи огонь, здесь так холодно, словно в пещере. – Она притворно шмыгнула носом. – И сыро в придачу.

Намеренную клевету по поводу гостиной, изящно обставленной и очень удобной, Сесили снесла не моргнув глазом, но повелительный тон в обращении с собственным сыном, словно тот был лакеем, возмущал ее до глубины души.