Барбара Картленд - Чарующий вальс

— Вы чудесно выглядите, — хрипло сказал он.

— Я хотела так выглядеть!

— Для меня?

— Вы же знаете.

В ответ ей послышался звук, похожий на стон.

— Дорогая моя, вы сводите меня с ума! Куда бы я ни шел, я ловлю себя на мысли о том, что повсюду ищу вас. Хочу видеть ваше милое лицо, ваши глаза цвета синего неба над Англией, ваши губы. Вы помните наш последний поцелуй? Почему вы так поспешно покинули меня?

Ванда крепко стиснула пальцы.

— Все было не так в тот вечер. Вы сердились на меня или были раздражены. Я не знаю, что это было, но я слышала ваш голос и не понимала, что с вами происходит.

— Да, я знаю… Я старался возненавидеть вас, но не смог.

— Возненавидеть меня? Но… за что?! — изумилась Ванда.

— Сейчас я не могу объяснить: мне пора идти, нам нельзя оставаться здесь.

— Вы должны вернуться к своим гостям… Я понимаю.

— Правда?! О Ванда, мне хотелось бы так много сказать вам, но… я не имею права!

В его голосе звучало отчаяние, и она не могла понять его. Он обнял ее, но не посмел поцеловать. Он прижался щекой к ее щеке, и, хотя Ванда была счастлива, что они опять рядом, она почувствовала, что он очень страдает.

— Что случилось? Пожалуйста, скажите мне! — умоляла она.

— Я не могу… Не говорите ничего сейчас. Если бы вы знали, что это значит — вот так обнимать вас! Как долго я мечтал об этом! Сам не знаю, что произошло со мной, но я не могу не думать о вас. Ванда!.. Девочка моя любимая!

Он сжал ее в объятиях, его губы искали ее. Впервые она ответила на его поцелуй и почувствовала, как восторг переполняет ее, как неведомое раньше желание загорается в ней.

Он еще крепче обнял ее, и его поцелуи стали более страстными, ненасытными…

— Ванда, Ванда! — исступленно повторял он ее имя, Любовь переполняла их.

Рядом раздались голоса, звуки шагов, оркестр заиграл мазурку.

— Я должен идти.

Было невыносимо трудно оторваться от нее, но остаться было сумасшествием. Он еще раз поцеловал ее на прощание, быстро и страстно.

— Возвращайтесь в зал. Я уйду другим путем.

— Я увижу вас еще?

— Скоро, очень скоро, я обещаю.

Она послушно прижалась к нему на мгновение, а затем приподняла занавеску и вошла в залитый светом зал. Ричард какое-то время оставался в темноте, затем повернулся, чтобы выйти через дверь. Но вдруг раздался голос:

— Очень трогательно. Надеюсь, царя не будет в зале, когда она вернется, иначе ему это не понравится.

— Екатерина! — воскликнул Ричард.

— Да, Екатерина, — подтвердила она с усмешкой.

— Как долго вы были здесь?

— Достаточно долго. Я видела, как вы заспешили сюда, и пошла за вами.

— Надеюсь, не напрасно…

— Я была в восторге! Ведь вы всегда говорили, что ненавидите интриги.

— Да, особенно когда мне их навязывают.

— Ну что ж, теперь, по крайней мере, ясно, что маскарад пришелся вам по душе!

— А это, если позволите так выразиться, мое личное дело, — ответил Ричард.

— В самом деле? — Даже в темноте он чувствовал, что она улыбается. — А я полагала, это касается и меня.

— Послушайте, Екатерина, — раздраженно сказал Ричард. — Очень жаль, что вы все видели и слышали, и я понимаю, что выгляжу не лучшим образом. Однако я не виноват в том, что царя устраивает этот маскарад и он сам попросил меня об этом.

— Она очень хороша, эта новая шпионка Меттерниха, — едко усмехнулась Екатерина. — Но кого же она любит — вас или царя, от которого ей нужна информация?

— Давайте не будем обсуждать это.

— Ах, как официально.

Екатерина вплотную подошла к нему. Он чувствовал, что она стоит рядом, ощущал запах ее духов, запах роз, который был неотделим от нее.

— Ричард, вы все еще сердитесь на меня? — нежно спросила она. — Я не виновата в том, что она агент Меттерниха. Да, я узнала об этом. А вы предпочли бы остаться в неведении? Не понимаю, почему вы сердитесь: ведь единственное, что я делаю, — это люблю вас.

Теперь она была совсем рядом и ее голос дрожал.

— Мне очень жаль, Екатерина, — быстро сказал он, — но вы знаете, как я отношусь к этой интриге. Она выводит меня из себя, и я бы не хотел иметь никакого дела.

— И вместе с тем вы, похоже, не очень сердитесь на графиню — ту женщину, которая готова целовать вас лишь как царя! Почему бы не поцеловать того, кто любит просто потому, что вы — это вы?

Ее руки обвили его шею; теплые и мягкие, они казались ему железными оковами.

— Екатерина, нам пора на ужин, — поспешно сказал он. — Царь заметит, что нас нет.

— А разве это важно?

Ричард знал, что она ищет его губы; повернув голову, он почувствовал, как она укусила мочку его уха: она сгорала от страсти и желания. Ее тело обволакивало его, и он ждал, что ответная волна захлестнет и его.

— Мой Ричард! — шептала она. — Неужели вы забыли, что мы значили друг для друга?

Казалось, еще миг — и он поддастся чарам Екатерины. И вдруг, к своему удивлению, он обнаружил, что совершенно холодно и спокойно принимает ее ласки. Он понял, что это свобода, полная свобода от Екатерины, от власти ее таинственной красоты.

— Я хочу вас, Ричард!

Странно, каким чужим стал еще недавно так волновавший его голос. Очень осторожно он разжал ее руки и отодвинулся.

— Нам пора, Екатерина. Ты прекрасно знаешь: царь будет недоволен, не увидев нас за ужином.

Не говоря ни слова, княгиня вышла из ниши. Занавес качнулся, и стали слышны ее удаляющиеся шаги. Ричард вздохнул с облегчением, но лишь на миг. Он знал, что их разговор был только началом: никогда Екатерина не простит ему отношений с Вандой, в этом он был твердо уверен.

Александр, к счастью, не заметил отсутствия Ричарда и Екатерины за огромным обеденным столом в банкетном зале, установленном для царского приема. Он был занят собой и своей дамой. Каждое место за этим столом было распределено заранее, но государь мог позволить себе нарушить любые планы, и рядом с ним, к общему удивлению, оказалась графиня Юлия Зичи.

В этот вечер она изумительно выглядела в воздушном платье розовато-лилового цвета, отделанном бархатными лентами. Дополнением служили бриллиантовые диадема и ожерелье.

— Вы похожи на королеву, — сказал Александр. — Да вы и есть королева сегодняшнего бала и моего сердца!

Юлия улыбнулась, услышав столь явную лесть.

— Я назвал вас небесной красавицей. Вы знаете об этом? — продолжал царь.

— Сир, вам стоит сказать лишь слово, и в следующий миг его повторяет вся Вена.

— Тогда сегодня я провозглашу вас королевой моего бала, а завтра столица поймет, почему я это сделал.

Его красивая голова склонилась в ее сторону, но графиня отвела взгляд.

— Прошу вас, не ставьте меня в неловкое положение, сир, — тихо сказала Юлия.

— Неужели вам неловко знать, что я восхищен вами, как ни одной женщиной прежде?!

— Вы очень добры, ваше величество, но я бы не хотела, чтобы все слышали о вашем расположении ко мне; это могут неправильно понять.

— Что мне до того! Вы мне действительно нравитесь, и я прошу вас быть милостивой ко мне.

Графиня быстро взглянула на негр и вновь отвела взор в сторону. Она правильно поняла Александра, но все это было так неожиданно… Юлия предпочла переменить тему разговора.

— Удивительно вкусная стерлядь! Я слышала, ее привезли с Волги.

— Я брошу к вашим ногам все сокровища России, только будьте добры ко мне! — высокопарно ответил царь.

— Добра? — Юлия удивленно взглянула на него холодными серыми глазами.

— Нужно ли объяснять еще откровеннее? Я влюбился в вас с первого взгляда. Ваше имя всегда в моем сердце!

Юлия улыбнулась и покачала головой.

— Быть этого не может. Вы ошибаетесь, сир. В вашем сердце, возможно, найдется место для многих других имен, но не для моего. Кроме того, хочу поделиться с вами своей тайной — я влюблена в другого.

Она почувствовала, как Александр внутренне замер. Графиня намеренно вела себя таким образом, чтобы он не мог питать никаких иллюзий об их возможных отношениях. Она много слышала и хорошо знала о том, как дорого обходится милость сильных мира сего, и твердо решила сразу расставить все точки над «i».

— Вы влюблены в другого? — удивился царь.

Он ошеломленно повторял эти слова, словно не мог осознать, что это правда.

— Да, сир, — радостно подтвердила Юлия. Казалось, вся она освещена изнутри большим чувством, которое может выплеснуться в любой момент. — Я отношусь очень серьезно к любви, сир. По сути, любовь для меня — это жизнь.

— Кто же этот счастливец? — поинтересовался царь.

— Простите, ваше величество, у меня есть веские причины не называть его имени, и, думаю, вы поймете меня.

— Не могу поверить! — В его голосе послышалось раздражение.

— Но это правда, — ответила Юлия. — Зная ваше великодушие, о котором ходят легенды, я надеюсь, вы пожелаете мне счастья.

Увидев, как нахмурился царь, она поняла, что зашла слишком далеко, осмелясь на такие речи. Ужин еще не закончился, но она поднялась из-за стола, сославшись на то, что обещала следующий вальс королю Пруссии.

Юлия склонилась в низком реверансе и направилась в танцевальный зал. Александр в оцепенении смотрел ей вслед, и лишь пальцы его барабанили по столу. Сидевшая справа от него императрица Австрии повернулась, чтобы поговорить с ним, но он, даже не извинившись, вскочил из-за стола и быстро пошел через зал.

Увидев князя Волконского, он кивнул ему, и тот последовал за государем. Они вошли в маленькую пустую гостиную, и князь плотно прикрыл дверь. На Александра было страшно смотреть: лицо перекошено от гнева, покрасневшие уши, безумные глаза.

Он повернулся к князю и закричал:

— В кого она влюблена? Почему мне ничего неизвестно? Какого черта я плачу вам деньги?! Я должен знать все и обо всем! Неужели у вас не хватает ума понять, что мне нужна полная информация о каждом, даже о тех, кому я симпатизирую?

— Я думаю, что речь идет о графине Юлии Зичи, не так ли, ваше величество? — осведомился князь.

— Вы глупец, простофиля! Надо быть последним идиотом, чтобы не понять этого, — неистовствовал Александр.

У него была настоящая истерика, но князь Волконский оставался спокоен: за много лет он ко всему привык, и то, что пугало других до полусмерти, его просто слегка огорчало.

— Прошу прощения, государь, но вы никогда не упоминали, что интересуетесь графиней. Если бы я знал это — вся информация была бы в вашем распоряжении.

— Так говорите, говорите же скорее, кто этот человек, в которого она, как воображает, влюблена! Кто смог преуспеть там, где я потерпел фиаско?! Говорите!

— Я уверяю, ваше величество, что на этот вопрос ответить очень просто, — успокоил его Волконский. — Хотя новая привязанность появилась у графини совсем недавно; она действительно страстно влюблена и очень серьезно относится к чувствам такого рода. Судя по моим донесениям, для нее это не минутное легкомысленное увлечение, к каким мы здесь привыкли.

— Прекратите этот лепет, отвечайте на мой вопрос! Князь Волконский колебался. Он знал, что известие станет смертельным ударом для царя, но выхода не было.

— Графиня любит князя Меттерниха, — тихо сказал он.

— Врешь, пес паршивый! — Лицо Александра залилось краской.

— Это правда, ваше величество.

— Меттерних! Опять Меттерних! Он мешает мне на каждом шагу, и ни один из вас ничего не может сделать с ним. Слышите?! Никто и ничего не может сделать для меня!

— Боюсь, ваше величество, здесь мы бессильны.

— Меттерних… Она любит Меттерниха!

Царь схватил одну из ваз и яростно швырнул ее об камин. Чудесный севрский фарфор разлетелся на множество осколков…

— Будь он проклят! Он отнимает у меня все — даже женщину, которая тронула мое сердце!

Княгиня Екатерина вошла в спальню царя и остановилась у двери. Он прекрасно знал, что она здесь, но делал вид, что поглощен чтением Библии.

Она наблюдала за ним с легкой усмешкой. Затем направилась к нему, шурша бледно-розовым кружевным пеньюаром. Блики свечей играли в ее светлых волосах и придавали ее припухшим глазам таинственное очарование, которое всегда нравилось Александру. Но сейчас он не был расположен к встрече: давно он не чувствовал себя столь отвратительно.

Князь Волконский сообщил ей о своем разговоре с царем и попросил постараться развеять его дурное настроение.

— Государь теряет свою популярность, — говорил Волконский. — Когда он только прибыл сюда, к нему относились гораздо лучше. Вена бурно аплодировала ему как победителю Наполеона. Кроме того, люди искренне верили в его добросердечие, стремление к миру. Но сейчас он сам все портит своим непредсказуемым поведением.