Он отошел от койки, надеясь, что при этом удалится также от нежеланных мыслей, и направился к столу. Сапог скользнул по осколку зеркала, напомнив о том, как Бейли застигла его врасплох. Гордость Коула была уязвлена. Подумать только, тонюсенькая, избитая девушка чуть его не убила, и где? На его собственном корабле, в собственной каюте. Он и предположить не мог, что девушка осмелится ему угрожать.

Однажды беспечность его чуть не сгубила, второй раз он ничего подобного не допустит.

Время еле тянулось. Марсель готовил смеси, бормоча обрывочные фразы на французском. Девушка не приходила в сознание, металась, ее стоны разносились по каюте и терзали нервы Коула.

– Merde! Это работа дьявола, вот что я скажу. Только дьявол мог такое проделать с бедной девушкой, – с ненавистью буркнул француз.

У Коула выпало из пальцев гусиное перо. Он закрыл глаза и потер переносицу. Клякса наползала на незаконченную запись.

Вряд ли это имеет значение. С тех пор как он сел за стол, он записал в судовой журнал не больше трех строк. Его отвлекали звуки за спиной, не говоря о том, что старый кок кудахтал, как наседка.

Пропади все пропадом! Он давно окружил сердце прочным барьером. А сейчас оказался причастен к тому аду, от которого она пострадала. И хотя у него было к ней дело, он призадумался, стоит ли взваливать на себя такую проблему, как Бейли Спенсер. Скорее бы допросить ее и высадить на сушу.

И чем скорее, тем лучше.

Коул воткнул перо в чернильницу, вынул из ящика баночку с песком. Посыпал на круглую кляксу и понаблюдал, как песок впитывает в себя чернильную лужицу.

– Ты закончил свое вуду? – спросил он, разворачивая стул к старику.

– Non, капитан, у нее много ушибов. Я стараюсь быть нежным, девушка такая трогательная.

Коул сомневался, что в ней есть что-нибудь трогательное.

– Внешность обманчива, Марсель. Она отбилась от Дракона. В его руках трогательная девушка не осталась бы в живых, чтобы теперь отвлекать меня от работы.

Марсель хохотнул:

– Истинная правда, капитан. Я ею восхищаюсь. Маленькая, а такая сильная духом.

– Вот и прекрасно. Значит, она не умрет, пока ты приготовишь обед. Команда не должна голодать из-за того, что ты желаешь с ней нянчиться.

Марсель открыл было рот, но опять закрыл. На лице его застыло удивление. Коул тяжело вздохнул. Он, конечно, расстроен, но не в его манере изливать дурное настроение на члена команды.

– Ты уже много для нее сделал. Оставь ее на некоторое время, потом вернешься и закончишь.

Марсель ухмыльнулся и радостно кивнул. Он подровнял на столе свои бальзамы и запричитал, найдется ли у него свежая зелень для рагу.

Мгновение спустя щелкнул замок закрывшейся двери, и Коул остался в каюте наедине с Бейли. Он снова обратился к судовому журналу и стал подробно описывать события в Бофорте. Перо скрипело по пергаменту, каждое слово иллюстрировало кровавое насилие, свидетелем которого стал Коул. Это он обнаружил тела мужчины и мальчика – семью Бейли.

Перед глазами оживало прошлое Коула. Всплыла память о событиях, которые он долго держал под спудом, его мучил образ умирающей матери, она кричала почти также мучительно, как сейчас Бейли, хотя Коул ей мало сочувствовал. Он был слишком зол. Свои невзгоды она заслужила эгоистичными, бесчестными поступками. Это бесчестье легло на сыновей.

Много месяцев Коул не думал о том дне, когда стоял у ее постели, а она просила прощения. Он уже тогда был одержим мыслью о поиске ублюдка, устроившего все это.

Но страдания Бейли вернули его к тем дням, словно привидение с неумолимой мстительностью поманило его за собой.

Коул не удержался и опять посмотрел на Бейли. Она лежала на его большой койке и беспокойно ворочалась.

Когда она повернула голову к нему, он увидел страдальчески сдвинутые брови. Левая рука свесилась с кровати. Запястье окружали безобразные темные кольца, на пальцах были порезы, словно она защищалась от ножа, вся рука была в глубоких царапинах. Она всхлипнула и отвернула голову к стене.

Черт побери! Так он никакой работы не сделает.

Коул посмотрел на мисочки, выстроившиеся на столике. Может, если он закончит накладывать мазь, девушка успокоится и заснет. Он неохотно вылез из-за письменного стола и пошел к столику, бесстрастно глядя на нее.

Он сел на стул возле койки и изучил мази. Выбрав самую вонючую, поставил миску себе на колено и погрузил в нее палец. Секунду он медлил, сомневаясь в своей способности остаться отстраненным, но решил, что должен, и, подняв ее вялую руку, замазал синяки вокруг запястья. Потом он наложил бальзам на пальчики, такие маленькие, что они терялись на его огромной руке. Следующими были порезы над запястьем. Под заскорузлыми пальцами оказалась мягкая теплая плоть.

Коул выругался и тяжело откинулся на спинку стула. Чувства боролись с логикой… или это горечь? Логика убеждала, что она может рассказать ему то, что он так отчаянно хочет узнать. Но горечь предупреждала, что она для него – яд. Горечь пришла с известием о грехах, совершенных матерью, которую он некогда обожал.

Одно только присутствие Бейли Спенсер создавало проблему, не говоря о том, что он не желал обмазывать ее бальзамом. Пусть Марсель все сам доделает. Он приподнял одеяло, чтобы положить под него ее свесившуюся руку, и увидел отвратительные полосы на теле и ногах. Как он их не заметил, когда дрался с ней на палубе? Неужели и он добавил ей ран? Коул опять чертыхнулся. Нет, ему не в чем себя винить. Ведь он только старался ее удержать, верно?

Бейли завозилась, повернулась на бок. Царапины на икрах говорили о том, что ее волокли по земле. Коул вздохнул. Пожалуй, он все-таки закончит начатое. Чем скорее она поправится, тем скорее он получит желаемое и тем скорее забудет про нее.

Он смазал левый бок, подтянул ее к себе и встал, чтобы заняться правым боком. Положил обратно на матрас, и она, дрожа, повернулась лицом к стене. Коул начал свои процедуры и вдруг заметил глубокие порезы на ступнях. Его охватил страшный гнев. Он представил себе, в какой она была панике, что бежала босиком по камням и острым сучкам, спасая свою жизнь. Он густо смазал бальзамом ступни и натянул одеяло ей до подбородка.

Коул вернулся к столу, уперся руками в его резные края и уставился на лежащую перед ним карту. Бесполезно! Девушка даже в бессознательном состоянии не давала Коулу покоя. Она захватила его мысли, как захватила саму каюту. Он против воли зауважал ее за силу духа: после всего, что она перенесла, будучи уверена, что он тот пират, который на нее напал, Бейли всё-таки выступила против него. И в драке на палубе она проявила большое мужество. Зрелые мужчины не раз трепетали перед ним и по меньшим поводам.

Он услышал легкое бормотание, шепот. Прислушался – она молилась об отце и брате. Сдвинув брови, во сне Бейли проклинала пирата, клялась добиться, чтобы его повесили. Коул подошел к кровати, вытащил ее руки из-под одеяла, она слабо махала кулаками, как будто отбивалась от невидимого врага. Коул поймал ее руки, разжал пальцы, помассировал каждую ладонь, надеясь успокоить.

– Бейли, все в порядке, все кончилось. Пират ушел. Он больше не сможет причинить тебе вреда.

– Нет… нет… надо выбраться с корабля…

– На моем корабле ты в безопасности, Бейли. Обещаю, – ласково убеждал Коул.

Она затихла и погрузилась в тяжелый сон. Коул невольно сочувствовал Бейли, и это его раздражало, поскольку он привык притворяться безразличным к происходящему вокруг него. Но она лежала такая беспомощная, беззащитная, во власти человека, которого считала врагом. Она поправится и вернется в Бофорт… где у нее ничего и никого не осталось.

Господи, да что с ним такое? Выходит, он переоценил свою власть над чувствами? В каждом порту красивые, соблазнительные женщины доставляли ему удовольствие и получали удовольствие в ответ, и потом он без труда уходил от них.

А сейчас не мог уйти. Простор океана держал их надежней любой тюрьмы. И даже на суше он не смог бы от нее просто так избавиться. Он не может уйти, пока она все не вспомнит.

Его разъедала горечь неудачи. Он не остановил убийцу отца. Он не изловил Дракона.

Он не удержал свое сердце от сочувствия к назойливой девице, лежавшей у него на кровати.

Но его сердце осталось закрытым, отныне он должен быть настороже. Глядя на ее ангельское личико, Коул вдруг почувствовал острую потребность в том, чтобы океан плеснул ему в лицо холодной водой.

Глава 5

Бейли стояла возле иллюминатора и смотрела на потеки дождя на стекле. Насколько хватало глаз, перед ней простирался океан, бесконечный простор воды, несущей ее… куда? Как сойти с этого корабля? Кто тот угрюмый сероглазый мужчина, который везет ее бог знает куда? Он не ответил, когда она спросила, кто он такой.

Не хочет признаваться, что он пират, вор и убийца, потому и не отвечает.

Она зажмурилась, измученная неопределенностью: что с ней будет?

Бейли глубоко вздохнула и поморщилась от острого запаха, исходившего от ее кожи. Кто-то убрал с пола осколки, расставил вещи, обработал ее раны, перевязал шею и одел ее – если можно так выразиться. Неужели сам пират? И сейчас на ней его рубашка? Большая, под стать ему. Открытый ворот свисает неприлично низко, подол доходит до колен, и все-таки она благодарна – это лучше, чем ее порванная ночная рубашка. Она не могла себе представить, что этот невежа может за кем-то ухаживать. Одна мысль о том, что его руки натирали мазью ее тело, заставила Бейли покраснеть.

Она горько засмеялась, изумившись своей реакции. Самая замызганная шлюха покраснела бы после того унижения, которое Бейли испытала ночью. Ее наивные идеалы исчезли, их украл одетый в маску монстр с жестокими золотыми глазами, сиявшими от упоения своей жестокостью. Слава Богу, он ее не изнасиловал, но она страдала, чувствуя себя оскверненной. Хорошо было бы вовсе не вспоминать налет, но несколько часов назад она проснулась от страшного сна, и теперь тот кошмар возвращался к ней фрагментами.

Нападение вспоминалось обрывочно, но пожар она помнила отчетливо. Дом загорелся, как горсть лучинок для растопки.

Бейли помнила и то, что было перед этим: она проснулась, вышла за дверь, прихватив с крючка накидку из грубой шерсти, и пошла по короткой тропке к лесу. Удалось ли ей дойти? Она старалась вспомнить, сжимая виски.

Звук закрываемой двери сбил ее с мысли. Она резко обернулась и увидела хмурое лицо неумолимого хозяина, который, кажется, заполнил собой всю каюту. По его лицу ничего нельзя было прочесть, и ей стало трудно дышать.

– Тебе лучше? – спросил он, бросив на нее тяжелый взгляд.

– Вы пират? – Вопрос повис в воздухе. Бейли сжалась, ожидая ответа.

– Вижу, тебе не надоело задавать вопросы.

– Если вы собрались меня убить, должна же я знать, кто вы такой.

Одна черная бровь слегка приподнялась, губы скривились в улыбке. Он насмехается над ее страхом? Бейли почувствовала, как в ней поднимается злость, хотя нельзя было ее показывать.

– Боитесь, что, если скажете о своих намерениях, я опять попытаюсь вас убить? Боитесь, что во второй раз мне больше повезет?

Он поднял руки вверх, и полные губы дернулись в довольной усмешке.

– Сдаюсь. Бейли, я отвечу на твои вопросы. Но ожидаю, что потом ты ответишь на мои. – В два шага он пересек каюту и сел за полированный стол красного дерева. – Я не пират. Теперь садись.

Она облегченно выдохнула и села напротив него, зажимая рукой ворот рубашки: под упорным взглядом этого мужчины она чувствовала себя почти голой.

– Что ж, начнем с чего полегче… Как ты очутилась на болоте?

– Я… я бежала. Был пожар… Сгорел мой дом. – Ее голос дрогнул. – Я хотела добраться до соседей. Я так боялась. Наверное, я сбилась с пути.

– И оказалась на болоте.

– Да, помню, я услышала голоса. Я подумала, что это пираты… гонятся за мной.

Коул покачал головой:

– Нет, это были мои люди, Дьюи и Оуэне. Они подобрали тебя на обочине дороги, ты была без сознания.

– Понятно. Можно, я еще спрошу?

Возмущавшая ее бровь снова поднялась, он как будто забавлялся, суровые черты лица смягчились.

– Вряд ли мне удастся тебя от этого удержать, Бейли. Он продолжает фамильярно называть ее по имени?

Она поколебалась, затем спросила:

– Кто вы?

– Коулби Лейтон, капитан «Барракуды».

Она взглянула на него настороженно. Три капитана, которых она знала, были почтенными, уважаемыми людьми.

– Зачем ваши люди принесли меня на корабль? Откуда вы знаете моего отца? Когда вы меня отпустите? Капитан Лейтон, вы обязаны меня отпустить. – Слова вырвались против воли страстно.

– Пока это не представляется возможным.

Разум отказывался признавать очевидное.

– Меня будут искать. Полагаю, вы не хотите, чтобы за вами погнались.