Дорога к дому получилась долгой. Ханна шла не спеша, подставив лицо ветерку, в котором уже чувствовался запах дождя. Преодолела пологий склон, ведущий к террасе, в одной руке сжимая бутылку, другой – придерживая подол юбки. И остановилась как вкопанная, едва не налетев на стоящего к ней спиной мужчину. Он обернулся, прежде чем Ханна успела уйти.

– Ага! – воскликнул Маркус. – Вот и вы. Харпер сказал, что вы ушли гулять.

– Да. – Смутившись, она поспешно опустила юбку, надеясь, что на ней не осталось пятен от травы. – Повела дочку на прогулку.

Герцог посмотрел на бутылку в ее руке.

– К пруду?

Ханна почувствовала, что краснеет.

– Ну да. За головастиками, – сказала она, показывая бутылку.

Маркус улыбнулся.

– Бывало, Дэвид ловил в пруду лягушек и совал их в сапоги своему учителю.

Она невольно рассмеялась.

– Почему-то меня это не удивляет.

Он продолжал улыбаться.

– Зато учитель удивлялся очень.

– Полагаю, сюрприз был не из приятных.

– Думаю, лягушки – это ничто по сравнению с прочей гадостью, которую бедняга регулярно находил среди своих вещей.

Ханна рассмеялась снова, стараясь незаметно заправить за ухо выбившуюся из прически прядь волос. Ее легкомысленное сердце радостно билось – просто от того, что она стоит и смеется с ним вместе.

– Не желаете ли прогуляться по саду? – предложил герцог. – Мне бы хотелось с вами поговорить.

– Разумеется. – Она облизнула губы.

Ханна сложила свои вещи на ближайшей скамье и зашагала рядом с ним. Под ногами хрустел гравий.

Некоторое время Маркус молчал. Просто шел рядом. Сегодня Ханна выглядела особенно очаровательно. Щеки порозовели, ветерок играл растрепавшимися кудрями. Вот бы Лоуренс написал ее портрет, чтобы она могла навсегда остаться такой в его памяти.

– У вас цветы в волосах.

Она подняла было руку к прическе.

– О! Это работа Молли.

Ханна проворно перебирала пряди, вытаскивая мелкие желтенькие цветочки.

Маркус смотрел на нее, точно зачарованный. Бездумно протянул руку и попытался вытянуть один из цветков. Стебелек застрял в волосах – их пальцы сплелись. Она подняла на герцога взгляд и залилась густо-розовым румянцем. Маркус стоял и смотрел на нее, охваченный некой силой, которую он затруднился бы определить, а может, и не хотел этого делать.

– Да, мои волосы в ужасном беспорядке, – сказала Ханна виноватым тоном, разрушая чары, которые держали его в плену. – Боюсь, я… уложила их слишком небрежно. – Оглянувшись, она понизила голос. – Вы узнали что-нибудь новое про Лили?

Эксетер растерянно посмотрел на нее. Он специально разыскал Ханну, чтобы спросить, не заметила ли она странностей в поведении камеристки. Но мысль вылетела у него из головы, стоило ему увидеть эти злосчастные желтые цветы в ее прическе.

– К сожалению, ничего, – признался Маркус. – Я надеялся, вы что-нибудь узнали.

Ханна вздохнула.

– Нет. Но я не могу не думать об этом, стоит мне увидеть Лили. И у меня ужасное ощущение, что мои мысли написаны у меня на лице и она может догадаться, что мы ее видели.

– Может, это и неплохо, если Лили начнет подозревать. – Маркус снова двинулся вперед. – Если она испугается, что ее вот-вот разоблачат, то может совершить какой-нибудь промах, который ее выдаст и тем самым поможет нам. – Он не хотел говорить «нам»; Эксетер имел в виду «мне». Ханна не участвует в его расследовании.

– Да, наверное. – Она снова вздохнула. – Однако теперь я едва терплю ее присутствие. Уж лучше буду укладывать волосы сама, – Ханна взъерошила растрепавшиеся локоны и поморщилась, – чем просить Лили.

Прическа выглядела так, будто ее обладательница растеряла все шпильки. Тяжелый каскад волос грозил обрушиться на спину в любой момент.

– Выглядит прелестно.

Она выдернула из волос очередной желтенький цветочек.

– Вы мне льстите. – И улыбнулась.

Маркус крутил в пальцах лютик. Немного нашлось бы людей, способных обвинить его в лести. Разжав пальцы, он смотрел, как цветок летит на землю.

– Может быть, вам взять другую горничную? – спросил Эксетер, пытаясь вернуться к теме, ради которой и был затеян разговор. – Я не хочу, чтобы Лили насторожилась раньше времени.

– Нет. – Ханна помрачнела. – Молли очень ее любит. Я не смогла запретить ей гулять с Лили, хотя наконец уступила Розалинде и согласилась взять девочке няню.

Он удивился.

– Наконец?

Она смотрела в сторону.

– Не хотелось, чтобы она нанимала служанку, которая вскоре потеряет место.

Маркус смотрел себе под ноги. Ах да. Вот оно что. Совсем не об этом он намеревался говорить. Они уже подошли к границе верхнего парка; внизу простирался пестрый ковер лужайки, спускающейся к реке. Границей парка служила живая изгородь, густо увитая плетистыми розами. Влажный воздух был наполнен ароматом цветущих роз. Повинуясь безотчетному порыву, герцог сорвал розу и протянул ее Ханне.

Она удивленно на него посмотрела.

– Спасибо.

Лепестки розы были того же глубокого оттенка, что и ее губы. Наверное, они такие же нежные, подумалось ему. Вместо того чтобы вложить цветок в руку Ханны, он воткнул его ей в волосы за ухом. Она застенчиво улыбнулась, но было заметно, что ей это очень приятно. Маркусу самому было чертовски приятно, хотя бы потому, что он сумел заставить ее улыбнуться.

– Лили почти не покидает дом. А если и выходит, то в этом нет ничего необычного. Она встречается с молодым человеком, помощником портного, но своей семьи у нее нет. Девушка живет в моем доме много лет, как до нее жила ее мать. Она не сделала ничего такого, что могло бы вызвать подозрения.

Синие глаза смотрели на него озадаченно.

– Но это же не доказывает, что она не шпионка?

– Не доказывает, – согласился Маркус, не понимая, зачем выложил Ханне все, что ему было известно про Лили. Должно быть, из сочувствия, потому что она на знала, может ли доверять собственной камеристке.

Эксетер за последнюю неделю не спускал с девицы глаз, но та не сделала ровным счетом ничего, что бы доказывало ее причастность к махинациям Дэвида. Лили больше не бродила ночью по дому. Маркус надеялся поймать ее на месте преступления и вытрясти из негодяйки душу. Но и тут его постигло разочарование – одно из многих, каких к сегодняшнему дню накопилось предостаточно.

– Тем не менее, – продолжал он, глядя в растерянное лицо Ханны, – горничная не сделала ничего, чтобы мы ее задержали. Ее история безупречна, иначе девушку не назначили бы камеристкой хозяйки дома. И поскольку ничего такого за ней больше не замечено, можно счесть, что в ту ночь… у нее на миг помутился разум.

– Возможно. – Ханна заправила за ухо прядь волос, едва не задев розу. – Это, конечно, обнадеживает, но все же она совершила серьезную ошибку. Или Лили просто хорошая актриса, которая годами вынашивала план, действовала не торопясь, чтобы никто не заподозрил, что она воровка… – Она осеклась, увидев, глубокое удивление на лице Маркуса, и покраснела. Снова ее бурное воображение! Что с ней творится? Она всегда была такая сдержанная, рассудительная. – Вы знаете, куда подевался Дэвид? – спросила Ханна неожиданно для самой себя.

Герцог отвел взгляд.

– Нет.

– Вот если бы он появился и все объяснил! – с досадой сказала Ханна. – Я не могу отделаться от ощущения, что поведение Лили как-то связано с исчезновением Дэвида.

– Возможно. – Эксетер по-прежнему на нее не смотрел. Его отчужденный взгляд был устремлен вдаль, туда, где встречалась с рекой зеленая лужайка. – Но это может оказаться простым совпадением. Дэвид – мастер на жестокие выдумки, такие, чтобы всем стало тошно. Может, он засел в каком-нибудь деревенском трактире, прихватив пару-тройку дружков да огромный запас виски, и потешается над моей бедой.

От удивления Ханна едва не раскрыла рот.

– Неужели он на такое способен?

Маркус холодно на нее посмотрел.

– Уж вы мне поверьте.

– Я вам верю, – поспешила сказать Ханна.

Теперь бедняжка не знала, куда спрятать глаза, потому что герцог смотрел на нее в упор – задумчиво, испытующе. Ей не хотелось говорить о Дэвиде. Конечно, она верила Эксетеру, беда в том, что Ханна переставала верить себе, как только оказывалась с ним наедине. Если бы Маркус захотел поцеловать ее снова, он, разумеется, удержался бы, вздумай она воспротивиться. Ужас был в том, что она вряд ли стала бы его останавливать. В прошлый раз ведь не остановила. Даже сама на него набросилась и поцеловала первой.

– А если бы не отсутствие Дэвида, отнеслись бы вы к проступку Лили иначе? – спросила Ханна, стараясь дать мыслям иное направление. Нельзя думать о поцелуях в этом укромном уголке сада, в окружении благоухающих роз, где в воздухе уже чувствуется приближающаяся гроза.

– Да, – ответил он, по-прежнему не сводя с нее взгляда. – Я выгнал бы ее сразу.

– Значит, вы тоже думаете, что здесь есть какая-то связь?

– Я не могу исключать такую возможность, – помолчав, ответил Маркус. – Вы правы. Дело стало бы намного проще, если бы Дэвид вернулся и объяснился со мной. Знай я наверняка… – После некоторого колебания он снова двинулся вперед – Ханна последовала за ним. – Но я не знаю! Как только я понял, что Дэвид исчез, я отправил своих людей на его поиски, но они вернулись ни с чем. Он как будто сквозь землю провалился.

– Вы за него боитесь? – тихо спросила Ханна. Вероятно, ей не стоило задавать этот вопрос. С другой стороны, рассудила она, почему бы ему не поделиться с ней, ведь Ханна – человек посторонний.

Герцог тяжело вздохнул.

– Больше, чем следовало бы.

Она кивнула. Ханна тоже тревожилась, особенно из-за Лили. Не могла отделаться от мысли, что девушка ввязалась во что-то дурное.

– Однако Дэвид выкидывал такие штуки и раньше, – продолжал Эксетер. – Надуть меня, нарушить обещание, спровоцировать скандал, а потом причалить к более гостеприимному берегу, чтобы устроить себе каникулы! Если бы не фальшивые деньги, его нынешнее исчезновение внушало бы не больше подозрений, чем все предыдущие.

– Может быть, стоит сказать Розалинде? Вдруг он написал ей письмо?..

Маркус покачал головой.

– Нет. Я перечитал все последние письма, которые он ей посылал, и не нашел там ничего для себя полезного. – Он резко развернулся к Ханне, словно его осенила совсем новая мысль. – А не говорил ли он случайно чего-нибудь странного перед возвращением в Лондон?

Она попыталась вспомнить. Беда в том, что в то время Ханна и не думала его подозревать – хватало собственных тревог и волнений.

– Ничего особенного не припоминаю, – сказала она наконец.

– Так я и думал, – согласился Эксетер.

Некоторое время они шли молча. Солнце скрылось, вдали угрожающе пророкотал гром. Но Ханна могла бы идти с ним рядом даже под проливным дождем. Здесь, где никто не следил за ними, он был не надменным герцогом, а просто Маркусом, человеком-загадкой, разгадывать которую ей становилось интереснее день ото дня. И по мере того как они уходили дальше и дальше от дома, ее глупое сердечко ускоряло свой ритм в сладком волнении.

– А в остальном… Нет ли каких трудностей? – спросил он.

– Нет, – осторожно ответила Ханна.

Они пошли дальше. Она посмотрела на Маркуса как раз в тот момент, когда и он решил на нее взглянуть, – оба поспешили отвести глаза.

– А должны быть? – Ханна постаралась, чтобы голос звучал ровно.

– Нет-нет, – поспешно ответил он. – Я просто хотел убедиться, что вы всем довольны.

Чем она должна быть довольна? Тем, что он ее поцеловал? Или тем, что ничего больше не случилось? Или есть что-то еще?

– Что вы имеете в виду?

Герцог остановился – и Ханна тоже остановилась в шаге от него.

– Я думал… нет ли у вас… каких-нибудь неприятных впечатлений о той ночи?

У нее замерло сердце.

– О той ночи?

– Именно.

– Когда мы видели Лили?

Он болезненно поморщился.

– Речь идет не о Лили.

Ханна прикусила губу.

– Хотите сказать… когда я вас поцеловала?

Маркус смотрел на ее губы.

– Да, – сказал он, и голос его стал глухим и хрипловатым.

У нее пересохло в горле. Ханна видела: он хочет ее поцеловать – об этом ясно говорили его глаза. Ноги отказывались ей повиноваться, как и язык. Он мог бы ее поцеловать. Нет причин, почему не следовало этого делать.

Маркус сцепил руки за спиной. По ее взгляду он видел, что она бы позволила и даже сама этого хотела. Но если он ее поцелует, то окончательно потеряет голову. И всего себя.

Гром ударил совсем близко. Взметнулся ветер, подхватив выбившиеся из прически локоны, и швырнул лепестки розы прямо в ее лицо. Впервые в жизни Маркус не смог принять решение. Один поцелуй можно списать со счетов: это была ошибка, вольность. Но два? Неужели он испугался? А она?