— Да, — кивнул Танкреди. — Так я себе и представлял.

Наконец-то он сможет узнать настоящую историю Софии.


19

Танкреди ушёл в свою каюту. Она занимала целый нос яхты: там была и большая гостиная, и кабинет, и ванная, и спальня с двумя большими боковыми окнами из плексигласа толщиной в сорок пять миллиметров, которые можно было опустить на четыре метра под воду. Это рассчитывалось системой блокировки, которая закрывала их, но также они могли быть на поверхности, и можно было смотреть, как море проплывает под спальней. В некоторых случаях, когда вода особенно прозрачная, можно было даже увидеть самое глубокое морское дно.

Танкреди вошёл в кабинет. Лучи закатного солнца освещали весь зал и погружали его в тёплую атмосферу. Он сел за стол, взял записи и открыл их; тут же достал все материалы из портфеля: фотографии, страницы и другие документы. На этот раз Грегорио Савини проделал безупречную работу; он перенёсся во времени, с первых дней жизни Софии до последних дней, когда Танкреди увидел её впервые. Он никогда не предоставлял настолько детальную информацию, даже в тех случаях, которые касались больших сделок, где в игру вступали астрономические суммы. Танкреди поверить не мог тому, что видели его глаза. Его поверенный учёл абсолютно всё: это были двадцать девять лет жизни, пропущенных через сито, информация, изложенная более чем на ста страницах, разбитая на пункты.

Грегорио Савини понял, что на этот раз ставки были другими. Для Танкреди это не было обычной охотой, более того, он был уверен, что обязан получить какие-то результаты. Он решил не думать об этом. Просто полностью окунулся в жизнь этой женщины. Пролистывал папку за папкой. Испытывал восторг, любопытство, беспокойство. Сразу же нашёл её даты рождения: 18 июня. Он улыбнулся, подумав, что у него ещё есть по меньшей мере месяц, чтобы решить, что подарить ей. А затем у него просто не осталось слов. Он увидел её первые фото, даже сделанные до рождения: первый снимок УЗИ, даже какие-то черты лица, носик, ручка. Это был первый портрет Софии. Затем он увидел её в подгузниках, в люльке, в машинке, а вот она лезет по решётке террасы. На заднем плане было море. Где это она? Он пересчитал фотографии – девять. Поискал подписи в бумагах. Девять: Монделло, первые каникулы в Палермо. Он продолжил изучать страницы. Узнал, что её родители с Сицилии, конкретнее – с Испики, коммуны неподалёку от Модики. Они переехали в Рим совсем молодыми, а потом снова обосновались в Сицилии. До сих пор живут там и не развелись. Он листал дальше. Эта девочка взрослела страница за страницей: первые зубки, первые праздники, первые шаги, первый велосипед, первый скутер. И учёба. Были даже её контрольные.

Грегорио Савини проделал отличную работу. Танкреди стал читать. Он замечал, как её почерк менялся со временем: из круглого и детского он становился ровным и точным, как и её фразы, её мысли. Потом настали выпускные экзамены, поступление, и эта девочка вдруг превратилась в женщину. Также тут была её первая настоящая любовь и первый поцелуй. Потом он досконально изучил все отксерокопированные страницы её старого дневника: рисунки, фото, сердечки, фразы, написанные ручкой, имена подруг, другие возможные романы и фразы, украденные у известных авторов, которые она присвоила себе.

Танкреди дышал жизнью этой женщины, чувствовал её запах, изучал перемены в ней, представлял её шаги, её голос, он складывал её образ из тысячи деталей. Он увидел конверт между страницами. Открыл его. Внутри он нашёл мини-кассету. Поднял её и вставил в проигрыватель. Это был её автоответчик. Он услышал её голос, вопросы подруг, приглашения на вечеринки. Он прочитал её текстовые сообщения. И всё удивлялся тому, как эта девушка менялась с годами. Из Испики она переехала в Рим и училась там довольно долго. Потом она уехала во Флоренцию, где жила с тётей. Но всё это время её никогда не покидала страсть, которая объединяла её с сицилийской бабушкой – фортепиано.

Другая кассета. Танкреди услышал её первый концерт. Шуберт. Софии едва ли было шесть лет, однако, она уже в таком возрасте показалась ему отличной пианисткой; конечно, согласно тому, как мало он понимал в музыке. Он слушал, как она играет. Одна композиция сменялась другой, пока он читал её институтские работы, полные идей и её мыслей — иногда путанных и сложных, иногда простых и наивных. Он пролистал фотографии год за годом, и эта девушка словно взрослела на его глазах: тёмные волосы, а потом светлее, даже с короткой стрижкой; в детской одежде, потом в подростковой, молодёжной и, наконец, женской. Празднование Рождества, Пасхи на пляже и Нового года в горах. Затем он снова схватился за её дневники: первый побег, первая поездка за границу. Его едва ли не раздражало наблюдать то, как все эти годы она ездила по Италии, по миру, ходила на вечеринки, проводила дни в школе, скучные и весёлые вечера, наполненные улыбками и слезами, — и всё это без него. Он вдруг ощутил ревность к этому времени, которое уже прошло, которым он уже не сможет завладеть.

Затем – её первый раз. Он попытался понять — по фразам из её дневника, по письмам, по фотографиям, сделанным незадолго до и сразу после этого, — как всё прошло. Понравился ли ей секс? Было ли ей страшно? Было ли ей больно? Смеялась она, плакала или наслаждалась? Как тот парень занимался с ней любовью? Нежно и страстно или отвлечённо, наскоро, торопливо? Он несколько раз перечитал этот эпизод и представил всю картину. Он – Джованни, её первый парень, они жили по сесодству в Испике. София видела его на пляже каждое лето, он взрослел на её глазах: первые прыщи, перемена голоса, борода. Читаем дальше информацию о том периоде. Они познакомились в баре. Он старше неё, но Софию это не волновало, и она дала ему понять, что он ей нравится. Он считал её милой девочкой, весёлой, даже симпатичной, но не женщиной. Так что она решила подождать. День за днём, неделя за неделей, спешить некуда. Она готовилась на протяжении всего лета и всё записывала в дневнике: свои действия, каждый раз, когда они вместе ходили куда-либо, его шутки, звонки... Постепенно она стала для него лучшей подругой, так что София начала играть с ним. Она делала ему подарки, сюрпризы, приносила ему домой что-то вкусненькое, оставляла записочки на его «моторино», как называли в тех местах скутеры. С каждым годом София показывала себя всё более дерзкой: хитрая шутка, намёк, запах возможного секса. Она добилась того, что стала для него желанной, в конце концов, даже стала его настоящим наваждением. В этот момент произошли перемены: сначала были шутки и подогревание его интереса, а затем она решила резко исчезнуть. Несколько дней спустя Джованни стал просто сходить с ума, он приезжал на её поиски в ней домой и спрашивал её родителей о ней. Но София их подготовила: «Я поеду заниматься к Лючии, потому что один парень не оставляет меня в покое. Даже если он будет настаивать, не говорите ему, где я!»

Её родители очень серьёзно это восприняли, так что, когда Джованни постучал в дверь, они притворились, что тоже волнуются. Сказали ему, что София время от времени звонит, чтобы успокоить их, но у них нет ни малейшего понятия о том, где она находится, а она сама не хочет говорить им. Джованни, кажется, вышел из себя. Родители Софии даже заволновались, увидев, как разнервничался и взбесился этот парень. Они подумали о худшем, о том, что это может быть одной из множества историй безумной любви, которые заканчиваются насилием и жестокостью.

— В наше время это не редкость! Ох, Матерь Божья... И именно наша дочь вляпалась...

Однако, когда девушка вернулась, всё вышло как нельзя лучше: Джованни бросил свою девушку, начал встречаться с Софией, и из этого вышла красивая и страстная история. То лето она провела с ним, именно так, как и представляла. Это было лето свободы, поцелуев и открытий, поездок на скутере и ночей на пляжах вокруг Модики. Это было лето её первого раза. А потом она вернулась в Рим, чтобы учиться в консерватории. Естественно, она потеряла всякий интерес к Джованни. Это для неё был просто каприз: она хотела добиться его, потому что просто не могла с ним быть, но, едва добившись своего, она тут же от него устала.

Танкреди рассмотрел фотографии того периода. Лицо Софии, её взгляд. Он кое-что понял об этой девчонке: она была амбициозной, самоуверенной, способной женщиной, решительной и смелой. Красивой и осознающей это. На другой фотографии она была в летнем хлопковом платье с опущенным воротничком: грудь высокая и свободная, без лифчика. Ветер взъерошил её волосы, и она поднесла руку ко лбу, чтобы поправить причёску; на лице выражение досады. Она заметила, что её фотографируют, и в тот момент ей это не понравилось. Она не находила себя идеальной. Танкреди поднёс снимок к лицу, чтобы рассмотреть получше. И всё-таки она была как раз идеальной. Даже больше. Очень красивой, простой, соблазнительной. Это платье, развеваемое ветром, облегало её тело. Под её животом он заметил складку, а затем пригляделся: на бёдрах виднелись трусики и можно было угадать кружевные края. Танкреди сузил глаза. Он оценил эту тонкую отделку кружевом. Наверняка сексуальные. Низ её платья, слегка помятый, мягко намекал на недавний секс. Он угадывал дикий вкус этого фото, на котором ничто не скрыто от глаз, и эта мысль его возбуждала. Она сидела на мотоцикле. Он посмотрел на её длинные загорелые ноги, слегка прикрытые и разведённые в стороны.

Танкреди почувствовал прилив страсти, заметил нарастающее внутри тепло. Он хотел эту женщину в тот же момент, прямо сейчас, он желал иметь её как тот двадцатилетний парень, овладеть ею на этом мотоцикле, на этом пляже, на столе в его офисе. Откуда только взялась эта внезапная, абсурдная страсть к женщине, которую он видел всего дважды? Ему бы хотелось понять, какое воспоминание, какое бессознательное желание провоцирует в нём всё это, с кем, когда, как. Это был вихрь.

«Я хочу её. Я должен её добиться». Он почувствовал ярость, сексуальный голод. Он решил, что сходит с ума. Его жизнь, в которой он привык держать всё на своих местах, разрушалась, всё покатилось к чертям, а он молча смотрел на это. «Как такое возможно? — кричал он в душе. — Как такое возможно? Что с тобой, Танкреди?». Он повторял это всё тише, зная, что не найдёт ответа. Он был как зомби. Его кабинет, стол, эти страницы, эти фотографии – всё, что было вокруг него, говорило о ней. Он выпил немного рома со льдом и лимоном. Он сам приготовил себе напиток, не желая никого ни видеть, ни слышать. Затем продолжил чтение, листая страницы с информацией и просматривая другие фотографии. И в одну секунду он снова погрузился в жизнь этой девушки. Консерватория, её жизнь во Флоренции, один экзамен за другим, а потом снова Рим. София начала играть в самых знаменитых оркестрах Европы. Она дебютировала в Вене в девятнадцать лет и на этом не остановилась: Париж, Лондон, Брюссель, Цюрих – весь мир. Концерты с самыми великими дирижёрами. Теперь об этом говорили уже не газеты или фотографии, а съёмки. Один за другим Танкреди посмотрел чудесные концерты. Впервые в жизни он услышал Шопена, Шуберта и Моцарта с совсем другими чувствами. Из своей каюты, одну за другой он услышал классические композиции, идеально исполненные великой пианисткой Софией Валентини. Он не мог отвести от неё глаз; восторженный, он смотрел, как она сидит, склонившись над клавишами этого фортепиано. Австрийское телевидение, затем польское, французское, немецкое и в конце шотландское – все они передавали её талант, её совершенство, её контроль, точность её исполнения. Танкреди часами исследовал её руками, ставил диск за диском, проживал её мировые успехи, и каждый раз она ему казалась безумно красивой, как в Аргентине, так и в Бразилии, как в Канаде, так и в Японии. Он был сражён тем, насколько экстраординарна эта женщина, но больше всего его удивляли его собственные чувства к ней. Сначала он просто желал её физически. А сейчас он почти стыдился этого. Словно желать только её тело – грех. Да, грех. Он слышал это слово, как далёкое эхо, которое раздавалось в его голове, из-за которого он пробуждён и беззащитен в ночи, на этой яхте посреди моря у мексиканских берегов.

Он растянулся в кресле, взял пульт и остановил запись. Интересно, где сейчас София? Чем она занята? Сколько сейчас времени в Риме? Уже ночь? Спит ли она? Он посмотрел на последнюю папку с информацией. Этим сведениям уже восемь лет. Но это самое важное среди всего. Он сделал последний глоток рома. Чем она занималась в этот период? Почему известно так мало? С кем она познакомилась? С кем живёт? Есть ли у неё дети? Почему она перестала играть? Замужем ли она? Самое главное – счастлива ли? Танкреди на мгновение удивился. Ему бы хотелось сжечь всё, не знать ничего больше об этой женщине, забыть её, вернуть время вспять и никогда с ней не встречаться. Но он знал: то, что он вошёл в ту церковь, было лишь началом. И они уже не могут вернуть время. Слишком поздно. Он налил себе ещё немного рома, сделал большой глоток и открыл последнюю папку. Начал читать. Он увидел другие фотографии, другие записи и наконец всё понял.