— Значит, ты запомнила только эту цитату? Он наверняка говорил и другое. Счастье нужно строить, это не секс в машине или в самолёте! У нас слишком разное видение жизни.

— Наверное, — Лавиния перестала бежать. — Но я не понимаю, почему твоё должно всегда быть адекватным через силу!

— Мы замужем. У женщины, даже если это покажется тебе странным, должны быть яйца!


25

Неделю спустя, поздно вечером войдя в дом, София услышала голоса:

— Ты понимаешь? Что бы это значило?

— Возможно, она хотела, чтобы ты узнал.

— Можно? — она возникла в дверях с улыбкой, словно ничего не происходит, хотя в глубине души уже знала, что произошло.

— Да, милая, конечно же, можно... Стефано уже уходит.

— А, я провожу тебя до двери.

— Не беспокойся, — улыбнулся он ей, — Я найду дорогу.

— Знаю... Но всё равно хочу проводить.

— Как хочешь. Пока, Андреа, увидимся во вторник.

София и Стефано вышли из комнаты и молча прошли по коридору. Он показался ей бесконечным; она шла перед психотерапевтом и чувствовала на спине его тяжёлый взгляд, его вопросы, его болезненное любопытство. Она не могла больше так продолжать, это молчание слишком давило.

— Хочешь чего-нибудь перед уходом?

Она подождала секунду, прежде чем посмотреть ему в глаза. Думала, что встретит тяжёлый, жестокий взгляд мужчины, который хочет залезть ей в душу, узнать самые мелкие детали. Потому что одно было ясно: она в курсе. Но всё вышло наоборот: он казался лишь хрупким мужчиной. Стефано смотрел на неё, как побеждённый, и искал в ней какую-то надежду, намёк, возможность продолжать жить своей любовью к Лавинии. Они подошли к двери. И он попрощался низким и неуверенным голосом:

— Нет, спасибо, я ничего не хочу.

Софии хотелось сказать ему: «Значит, скоро увидимся. Мы могли бы поужинать здесь, у нас, или посмотреть фильм...»

Но она не смогла. Она растянула губы в улыбке и с простым «Пока» закрыла дверь. А потом пошла к Андреа. Он сидел, скрестив руки на груди. Увидев её, он покачал головой.

— Только этого не хватало.

— Я вас слышала...

Она поцеловала его и села на кровать у него в ногах. Андреа бросил на неё обвиняющий взгляд.

— Ты вынудила меня солгать.

— Я? При чём здесь я?

— Я бы предпочёл ничего не знать. Лучше жить в неведении.

— Так лучше и не жить совсем. Жизнь – это грязь, Андреа, ты сам это сказал.

— Да, но не так же. Почему? Это уже слишком. Я даже сам это представил, увидел Лавинию с другим... В машине.

— В машине? — София прикинулась дурочкой.

— Да, твоя подружка делала это в машине. И это тоже просто бред. В машине такое делается в восемнадцать, в двадцать лет... Кажется, будто она делает это нарочно, словно она чувствует себя малолеткой, которая пытается казаться взрослее...

София не могла поверить. Как они узнали?

— А ты вообще уверен?

— Стефано прочитал все сообщения у неё в телефоне, твоя подруга даже не потрудилась удалить их, ты понимаешь? Там есть интимные и подробные описания с ответами и комментариями об их встречах, которые были даже в лифте её дома... И в машине, — София не верила своим ушам. Андреа продолжил: — Айфон словно изобрели для этих пылких посланий. Веришь, что я всё себе могу представить? Он мне их показал, всё распечатал. Это будто эротический чат. «Когда ты входишь в меня так, когда ты берёшь меня…» Я прочитал их и не хотел поднимать головы, клянусь, мне хотелось умереть, испариться, провалиться сквозь землю... Было просто ужасно пытаться что-то сказать ему.

— И что ты ему сказал?

— Ничего. Я просто не знал, что сказать. Я просто молчал, как идиот. А он всё продолжал повторять: «Ты понимаешь? Лавиния, Лавиния, моя жена, десять лет вместе, женаты шесть, а теперь – все эти сообщения от парня младше меня. Ты понимаешь?» Он был вне себя, цеплялся за такую глупость – что этот парень младше него... а потом он продолжил. Он говорил мне: «Ты можешь себе представить?» Что я мог сказать ему? Что я не просто представляю, я всё знал?.. —Андреа посмотрел на София и покачал головой: — Как несправедливо, чёрт возьми. Я чувствую себя грязным, чувствую себя виноватым, как бы я хотел ничего об этом не знать, ничего.

София погладила его по голове.

— Милый, но это не твоя вина. Если бы в тот день он меня не спросил, было ли мне весело, то ты бы не догадался, что Лавиния использовала меня, как прикрытие, ты бы ни о чём не узнал… Это Стефано поставил нас в такое положение.

— Бедняга, теперь это, значит, его вина...

— Он хотел знать об этом так же сильно, как она хотела, чтобы её раскрыли.

Андреа молчал. Он был подавлен и разочарован. А затем сказал:

— Почему всё начинается и заканчивается так просто? Почему ни у кого нет желания строить, идти вперёд, ничего не бросая, быть сильными? Почему никто не предпочитает лучшее, чистую любовь, честную любовь?.. Почему?.. — он закрыл глаза. Слёзы медленно текли по его щекам. Он резко открыл глаза, они вновь прояснились. — Ты тоже такая? Я тоже должен копаться в твоей жизни? Должен быть мелочным, отказаться от своего достоинства, чтобы знать, не была ли ты в машине или в мотеле с другим?

София напряглась. Она не чувствовала никакой жалости, никакой боли. Она встала с постели.

— Я тебе уже сказала, — её голос был твёрд и жесток. — Когда я перестану тебя любить, то мы просто расстанемся. Не вини меня в том, чего я не делала.

— И никогда не оставайся со мной из жалости.

— Ты думаешь, что говоришь о любви? В том, что ты говоришь, нет ни капли любви. Ты всегда заставляешь меня чувствовать себя виноватой в чём-то. Однако прошло восемь лет и мы были счастливы. Мы счастливы. Почему ты не хочешь видеть, что наша любовь тоже прошла это испытание?

— Иди сюда...

— Нет.

Она вновь стала капризной и упрямой девчонкой, какой была раньше.

— Я сказал, чтобы ты подошла.

— А я сказала нет.

Андреа улыбнулся.

— Подойди ко мне, пожалуйста, — они какое-то время просидели молча. Андреа снова попытался: — Ну же...

Только тогда он добился своего. Она приблизилась к нему, но всё ещё дулась: руки по швам, голова склонена — её ранило такое сравнение и время, проведённое таким образом. Андреа взял её за руку, притянул к себе и поцеловал.

— Ты права, прости меня.

— Никогда больше не говори так.

— Я люблю тебя.

— Только это, это говори мне всегда.


26

Она смотрела вверх, на высокие потолки консерватории и на старые балки, слушая музыку. Рассматривала маленькие окошки. Она всегда так делала, когда её ругали.

— Разве я тебя о чём-нибудь просила раньше? Мне кажется, я всегда умела быть на твоей стороне, никогда не спрашивая ни о чём, молча, безо всяких объяснений. И ты не можешь сказать мне, что это не так.

Оля перехватила её после окончания занятий, когда ушёл её последний ученик. Они разговаривали, сидя на деревянных скамейках, где София оказалась впервые в возрасте шести лет. Стали вспоминать то время.

— Помнишь? Ты всегда хотела сделать больше, хотела быть первой.

— Я была первой.

Оля улыбнулась.

— Однажды ты меня здорово напугала. Ты хотела сыграть «Прелюдию соль минор» Рахманинова, а у тебя не получилось. Ты плакала, была всё руками и даже поранилась... А ведь тебе было всего одиннадцать. Знаешь, в то раз ты меня испугала. Помнишь такое?

— Конечно, помню. Но мне было десять. И всё это был просто театр.

— Серьёзно?

— Это было слишком сложно для меня, особенно переходы на левую руку... Представь такое для десятилетки.

— Это точно. Кто знает, почему тебе приспичило играть это. Помню, ты как-то увидела ту девочку старше тебя...

— Екатерину...

— Да, когда ты видела, как она играет... То стала стараться ещё больше.

— И через две недели у меня тоже получилось.

Оля улыбнулась ей.

— Я могу спросить тебя?

София взяла её ладонь и погладила.

— Да.

— Ты знаешь, что я люблю тебя... — Оля хотела продолжить, но не находила слов, чтобы сформулировать свой вопрос. Наконец, она подумала, что лучше сказать прямо. — Ты можешь в понедельник пойти со мной в одно место? Я прошу у тебя лишь час твоего времени. Ничего более.

София помолчала. Она спрашивала себя, что может значит подобная просьба, что скрывается за этими и словами, а главное – кто. «Нет, — улыбнулась она про себя, — не может быть. Он пообещал, более того, он поклялся. А если он всё-таки добрался и до Оли? Этот тип ни перед чем не остановится. Танкреди из тех, кто клянётся, кто сознательно даёт слово, но потом не сдерживает обещаний. И почему я упорно продолжаю думать, что он всегда скрывается за любым событием в моей жизни? Неужели мне на самом деле хочется, чтобы так и было?»

— Успокойся, тебе не о чём волноваться... — Оля ворвалась в её мысли как обычно тактично, на цыпочках, как русская царица, привыкшая к изяществу и уважению. Она тут же заметила, что София встала в защитную стойку.

Девушка покраснела. Она думала совсем не об этом. Она взглянула на Олю. Её учительница нежно улыбалась, с надеждой ожидая ответа. «В чём же тут дело?» — спросила себя София.

— Дело в работе? Что-то, связанное с музыкой?

— Да, но кое-что специфическое. Это трудно объяснить. Думаю, что легче просто пойти на встречу вместе.

Продолжать допрос было бы некрасиво. София согласно кивнула. Оля ведь попросила не больше часа её времени. Она вновь увидела себя в этом зале, сидящей за фортепиано, а рядом стояла Оля, как много лет назад.

— Когда играешь, прижимай локти к телу. Осанка, София! Спина прямая! — руки учительницы повторили несколько пассажей, а потом попробовала она. Её детские пальчики суетились в попытках повторить за учительницей. Со временем её пальцы стали длиннее, ровнее, увереннее. И одновременно пальцы учительницы постарели, стали узловатыми и менее живыми. Сколько же терпения Оля вложила в неё, сколько любви подарила ей. И её мечта подготовить великую пианистку, её жертвы, ожидание всех этих лет, усталость — всё исчезло в один момент.

София взглянула на неё, посмотрела в это уставшее лицо, отмеченное временем, и её глазах возник намёк на счастье, загоревшаяся надежда. Она не могла сказать нет.

— Конечно, Оля, я с удовольствием пойду с тобой.

Тем утром, стоя перед церковью, Оля скрестила руки на животе, с силой прижимая кожаную сумочку, и долго осматривалась, ожидая прихода Софии. А вот и она. Она узнала её машину, которая ехала довольно-таки медленно. Оля не могла противиться позыву и посмотрела на часы. Десять с четвертью. Они будут как раз вовремя, встреча назначена на одиннадцать. Гольф остановился перед ней. София потянулась через пассажирское сиденье, чтобы открыть ей дверь. Замок немного заедало. Оля села в машину. София завелась.

— Давно меня ждёшь?

— Нет, недолго, — это была неправда. Она была на месте уже без двадцати десять, волнуясь, как бы не опоздать.

— Пристегнёмся... — София помогла ей застегнуть ремень безопасности. Хотя Оля справилась бы сама.

— Дорогу знаешь?

— Конечно, я посмотрела адрес в интернете и распечатала карту, — София достала листочек из сумки. — Вот она. Это на Евре. Мы будем там через полчаса.

— Хорошо, — успокоилась Оля. Она удобно устроилась в кресле, сумочку положила на бёдра, а руки – на сумочку. Наблюдая за дорогой, София украдкой рассматривала наряд своей преподавательницы, так, чтобы та не заметила. Она была элегантна, но, возможно, слишком серьёзна. Она выбрала слишком тёмное серое платье. А под ним белая рубашка с небольшим круглым вырезом и маленькими перламутровыми пуговками. Ещё на ней было ожерелье, которое, как знала София, она надевала только по особым случаям. До этого момента она не замечала, что подвеска на колье – русская икона в миниатюре. София улыбнулась: определённо, такой наряд не был символом современности.

— Ты завтракала? Кофе хочешь?

— Нет-нет, спасибо. Я в порядке, — Оле не очень хотелось разговаривать. Она казалась довольно напряжённой. София отметила её настроение, так что включила радио и настроила его на волну лёгкой музыки.

— Слышишь, какой голос? Это одна из немногих итальянских певиц, которая, как Лаура Паузини, сделала карьеру за границей...