— Похоже, действительно необычный человек, — слегка обиженно ответил Алекс, — но это не объясняет его театральное прозвище. Ты ведь назвала его Карамару?

— Напротив, объясняет, — рассмеялась Крис. — Карамару раскрывает характер сеньора Района Пегаса лучше любых моих слов. Это прозвище дали ему туземцы. Оно значит «Огненный человек». И я думаю, что он именно таков — подлинно вулканическая личность! Да о нем легенды ходят!

Алекс решительно заявил:

— Тогда, наверно, даже лучше, что ты не будешь участвовать в его экспедиции, моя дорогая. Свести в одной экспедиции две огненные личности — значит напрашиваться на неприятности, так что, моя милая, тебе лучше остаться дома.

Крис состроила гримасу, потом разочарованно пожала плечами.

— Что ж, — вздохнула она, — чем раньше я сообщу эту новость директору, тем лучше. Он будет ужасно разочарован. Я весь день провела с ним, и он все время возбужденно говорил о знахаре где-то на Амазонке, который лечит у туземцев артрит мазью, приготовленной из местных растений. Он убежден, что я привезу эти растения, так что надо побыстрее дать ему знать, чтобы он успел заменить меня кем-то.

Наступила тишина. Крис, как ни пыталась бодриться, была явно глубоко огорчена: ей не хотелось разочаровывать достопочтенного сэра Харви Хонимуна, известного ботаника, который так способствовал ее карьере. Алекс явно сосредоточился на том, что должен во что бы то ни стало удержать Крис в Лондоне. Тина с сожалением смотрела, на них, и ей отчаянно хотелось найти какой-нибудь выход.

Молчание неожиданно нарушил Алекс.

— А почему бы не послать вместо тебя Тину? — спросил он. — Ты часто восхищалась ее работой и говорила, что тебе больше нечему ее учить. Она, конечно, сумеет отыскать эти растения, которые ты так ценишь, даже если у нее не хватит опыта, чтобы найти знахаря.

Первой реакцией Тины был испуг. Она вздрогнула и посмотрела на тетю. Во взгляде ее была растерянность, и, прежде чем ответить Алексу, Крис успокаивающе потрепала ее по руке:

— У Тины свое отношение к путешествиям: она их ненавидит! Я бы и не подумала просить ее пробираться по джунглям, потому что одна мысль о пауках пугает ее, а эту старую тигровую шкуру, — она пренебрежительно толкнула ногой оскаленную морду, — Тина обходит стороной, если думает, что никто на нее не смотрит. Разве не так, дорогая? — ласково спросила она.

Тина, явно расстроенная, встала.

— Я... приготовлю еще немного кофе, — не в лад сказала она и с подносом убежала на кухню.

Когда за девушкой закрылась дверь, Алекс недоуменно поднял брови, требуя разъяснений. Крис беспомощно пожала плечами:

— Я тоже не понимаю, — ответила она на его невысказанный вопрос. — Думаю, это имеет какое-то отношение к ее детству.

— Продолжай. — Алекс поискал сигару. — Расскажи мне об этом.

— Ну, как ты знаешь, ее отец — мой брат Дин — тоже был ботаником, членом Королевского института, ни больше ни меньше. — Алекс кивнул, и она продолжила: — Он настаивал на том, чтобы его жена Мойра всюду его сопровождала, и ее не нужно было уговаривать, потому что она его обожала. Когда родилась Тина, я, как и все остальные, думала, что теперь Дин перестанет, наконец, путешествовать и останется дома или будет предпринимать короткие вылазки, а Мойра будет ждать его дома с ребенком. Но, к нашему изумлению, рождение Тины никак не отразилось на их образе жизни, и девочку таскали по всему миру в самые неизведанные места, пока она не подросла настолько, что смогла оставаться в интернате.

— Даже не подозревал, что у нее такая биография! — удивленно воскликнул Алекс.

— Да, — кивнула Крис, — она успела побывать почти во всех странах мира! Конечно, мы с ними спорили, но они не могли или не хотели слышать разумных доводов. Каждый раз они отвечали: «Дети выживают в любых условиях, а наш ребенок достаточно защищен», — Крис печально улыбнулась. — И она действительно выживала; больше того, девочка расцвела! Это был прекрасный, совершенно очаровательный ребенок. И лишь перед самым поступлением в интернат и расставанием с родителями Тина превратилась из озорного восхитительного ребенка в тихую и спокойную девочку. Естественно, я делала все, чтобы в школе она была счастлива. Я навешала ее, брала к себе так часто, как позволяли, но не могла заменить Дина и Мойру. Она ужасно скучала по ним. А потом...

Алекс придвинулся к Крис и положил руку ей на плечо.

— Остальное я знаю, дорогая, — негромко проговорил он. — Не нужно продолжать. Твой брат и его жена умерли от лихорадки в индийской деревне, и ты вырастила Тину.

Крис вздохнула и положила голову на его широкое плечо. Он погладил ее яркие волосы и прошептал:

— О дорогая, если бы ты только позволила мне заботиться о тебе... заботиться о вас обеих. Тине уже двадцать лет, она почти взрослая женщина. Сколько мне еще ждать, пока ты выйдешь за меня замуж?

Тина ногой бесшумно раскрыла дверь, держа в руках поднос с кофе, и остановилась, увидев их головы рядом. Она уже собиралась предупреждающе кашлянуть, но тетя заговорила с таким отчаянием, что Тина не могла не слушать.

— Алекс, ничего не могу тебе сказать. Я нужна Тине, она цепляется за нашу совместную жизнь. Она любит эту квартиру и не захочет оставить ее и путешествовать по миру, как я или как ее родители. Наш дом — единственный островок безопасности, какой она когда-либо знала, и я не могу лишить ее его. Понимаешь, Алекс, просто не могу! — Голос ее дрогнул. — Подожди еще немного, дорогой, пока она не решит, как определиться со своей жизнью. И тогда, если ты еще захочешь, я с радостью выйду за тебя.

Онемев от неожиданности, не веря собственным ушам, Тина неслышно попятилась за дверь.


Глава вторая


Самолет вырулил к взлетно-посадочной полосе Лондонского аэропорта, и его мощные двигатели словно презрительно кричали Тине в уши: «Глупая, слепая, эгоистичная дура!» Затуманенным от слез взглядом Тина искала в иллюминаторе пару, перед которой чувствовала себя такой виноватой, но самолет неожиданно повернул, начал разбег, и через несколько секунд уже был в воздухе. Самолет летел в Майами, оттуда ей предстояло добраться до города Манауса в Бразилии и там встретиться с остальными участниками экспедиции, которую ее тетя назвала «последней великой экспедицией на Земле».

Тина откинулась в кресле, опустив голову на мягкую обивку. Чувствуя себя совершенно несчастной, она вспоминала лихорадочные дни, предшествовавшие ее отлету. Перед ее глазами возникали картины событий, которые привели к такому неожиданному перевороту в ее упорядоченной жизни. Неужели всего неделю назад она услышала там в комнате, признание в любви?

Самолет попал в воздушную яму, выровнялся, потом опять резко качнулся, но близость тошноты, которая подкатывала к горлу Тины, не прервала ее тревожных размышлений.

Первой ее реакцией на слова тети в тот вечер было поспешное отступление на кухню. Там она ошеломленно огляделась. Затем последовал приступ отвращения к собственному эгоизму, к стремлению прочно, как за якорь, держаться за женщину, лишая счастья и ее, и мужчину, которого она любит. Разве могло извинять стремление к дому, к прочным корням, если она мешала соединению двух лучших людей на свете? Тина прислонилась горящей головой к прохладной кафельной стене, пока холод не проник в сознание и заставил ее посмотреть в глаза реальности: да, решение их проблем в ее руках. Безжалостно выбросила она из сознания уютную картину: они с Крис долгие годы еще живут вместе, полностью поглощенные своей работой... Она-то думала, что Крис так же, как и она, целиком поглощена ботаникой, которую они обе любят, но, оказывается, ошибалась. И безжалостно отбрасывая свои мечты, Тина заставила себя думать о том, что она должна сделать, чтобы попасть в место, которое — знала это заранее — она возненавидит. Но это неважно. Ничего не имеет значения, кроме необходимости уговорить Крис и Алекса назначить дату своей свадьбы — через неделю же после ее возращения из Бразилии.

Ее размышления прервала стюардесса:

— Хотите кофе, мисс Доннелли?

— Нет, спасибо, — ответила Тина с такой холодной отчужденностью, что девушка отпрянула. В отчаянии от собственной грубости, но не в силах извиниться, Тина резко повернулась и посмотрела в иллюминатор. Снова нахлынули воспоминания, продолжая мучить ее. На стекле, непрозрачном от густого облака снаружи, она увидела сцену, которая последовала за неожиданным признанием тети. Словно зритель, глядящий, как разворачивается миниатюрный кинофильм, Тина снова видела удобную, мягко освещенную гостиную и золотую голову Крис на плече Алекса. Оба виновато вздрогнули, когда она, на этот раз с шумом, вошла в комнату. Она видела себя в синем платье, с деланной улыбкой направляющуюся к скамеечке, снова слышала слова Крис:

— Ах, Тина, дорогая. — Крис виновато улыбнулась. — Ты принесла свежий кофе. Замечательно, ужасно хочется выпить чашечку!

Тина налила три чашки и тут же удивила тетю, спросив:

— Крис, а на самом деле — могу ли я занять твое место в экспедиции? Очень может быть, — она откашлялась, прежде чем с отчаянием солгать, — что мне этого захочется!

Наступила изумленная тишина, пока наконец Крис не обрела дар речи.

— Да, наверно, сможешь. Но мне казалось, ты ненавидишь путешествия. Ты всегда говорила...

— Знаю, — как можно легкомысленней ответила Тина, — но я передумала. В конце концов, это ведь почти семейная традиция. Ведь мы, Доннелли, родились, чтобы принимать участие в исследованиях, разве не так? Я слишком засиделась! — Она для убедительности развела руками и, словно выдала свое тайное желание, с энтузиазмом добавив: — Я молода и хочу посмотреть мир. Ты ведь понимаешь это, Крис? Может, у меня в крови проснулось беспокойство Доннелли! Ты мне поможешь? Позволишь занять свое место в экспедиции?

Крис мгновенно загорелась, щеки ее раскраснелись.

— С радостью помогу тебе, дорогая, если ты на самом деле хочешь. Я надеялась, что когда-нибудь это произойдет, но мне казалось, что ты решительно настроена против такой стези. Но почему твои желания так неожиданно изменились? — Она удивленно наморщила лоб. — Всего несколько минут назад Алекс предложил это, и ты была явно против, а сейчас говоришь, что очень хочешь ехать.

Какая-то интуитивная догадка заставила ее перевести взгляд со смущенного лица Тины на слегка раскачивающуюся кухонную дверь, и Тина торопливо, прежде чем тетя сможет прийти к какому-то заключению, подошла к окну и откинула штору, скрывавшую темный зимний вечер. Она с отвращением показала на мокрое стекло.

— Ты только выгляни наружу! — Тина поморщилась и с театральной дрожью добавила: — Неужели кто-нибудь не захочет поменять это на солнечную Бразилию, если представится возможность?

Подействовало. Отныне все стало вопросом планирования или, пользуясь выражением Алекса, надувательства. Алекс был просто в ужасе от решительности, с которой Крис принялась организовывать поездку Тины в Бразилию. Ее безрассудность, когда возник вопрос о необходимости получить разрешение сэра Харви Хонимуна, удивила Алекса.

— Мы не будем его спрашивать, — заявила с блеском в глазах Крис. — Завтра рано утром он отправляется в Штаты, вот почему я так много времени провела с ним сегодня, организовывая свое путешествие. Позвольте мне объяснить ему, что случилось, когда он вернется.

— Но как же люди на другом конце? — сомневался Алекс. — Разве они ничего не скажут о незнакомке, совершенно неожиданно присоединившейся к их группе?

— А им не нужно это знать! — ответила Крис. — Никто из них не знаком со мной лично, а нас с Тиной зовут одинаково — Кристина Доннелли. Они ничего и не заметят. Тине нужно только помалкивать, и все будет в порядке.

Напрасно Алекс говорил о том, что глупо посылать в экспедицию в самое сердце амазонских джунглей неопытную девушку под видом испытанного исследователя. Он указывал на опасности, которые ее поджидают, если за ней никто не будет присматривать, говорил, что нечестно отягощать экспедицию новичком: ведь путь будет испытанием здоровья и сил мужчин, знакомых с трудностями и лишениями. Но две решительные и — по его словам — преступно упрямые женщины, не обладающие воображением, не желали его слушать.

Картина на стекле неожиданно исчезла, в динамике послышался голос капитана лайнера. Он сообщал пассажирам о высоте, скорости и курсе полета, и Тина беспокойно зашевелилась. Она ненавидела этого летчика за то, что именно его рука ведет ее к ее судьбе, и одновременно понимала всю несправедливость своего чувства; разве он виноват, что стремит ее к испытанию, от одной мысли о котором у нее пересыхает во рту.

Никто не знал, какие кошмары преследуют ее с детства. Погребенные в глубине души воспоминания о бесконечных переездах с места на место, о многочисленных ужасных происшествиях, запечатлевшихся в детском сознании и искаженных и увеличенных годами все новых и новых их переживаний. Она отчетливо помнит, как лежит в колыбели, накрытой белой сеткой, и страшные насекомые пытаются сквозь эту сетку добраться до нее. Потом уже в другой комнате — может быть, в другой стране — она опять лежит под защитной белой сеткой и боится закрыть глаза: огромный черный волосатый паук сидит в углу потолка и зловеще смотрит на нее. Она может закричать, но мать слишком занята, чтобы прийти. Только незнакомое черное лицо появится в ответ на ее зов, но это доброе черное лицо не понимает ее страхов. В кошмарных воспоминаниях она слышала рев льва, гортанное рычание тигра, видела стремительно передвигающуюся змею. Она знает, что все это и многое другое ждет в темноте за защитной сеткой от москитов, готовое наброситься на нее. Но больше всего она боится за родителей. Они ходят, смеются, разговаривают в огромном черном пространстве за сеткой; они лишь улыбаются и гладят ее по голове, когда она в ясном свете дня пытается объяснить свои детские страхи.