Там стоял удушающий запах наркотиков и пота.

– «Рок-стар, рок-cmap, моя жизнь была пустой, пока не явился мой стойкий герой», – напевали кружащиеся пары в экстазе.

Став равнодушным к успеху выпущенного им альбома, Ларри оглядел комнату. Вдруг танцующие расступились, словно ночные тучи, и открыли две яркие звезды, Лизандера и Мериголд в объятьях друг друга. Униженный Ларри смотрел, как Лизандер целует Мериголд, грудь его жены при дыхании соблазнительно приподнималась. Лизандер же, оторвавшись, чтобы перевести дыхание, стал затем целовать ее по-французски. Служащие «Кетчитьюн» и распространители танцевали рядом с ними, чтобы все лучше видеть. Ларри был напуган. Спотыкаясь, он сбежал по ступенькам и приказал генеральному менеджеру закрыть бар.

Когда Лизандер и Мериголд отпустили руки, Джорджия заметила бриллиантовую брошь на черном бархатном пиджаке Мериголд.

– Как чудесно.

– Лизандер принес мне ее от Картье, – она старалась, чтобы среди этого грохота ее услышал вернувшийся Ларри. – Это ключ к свободе.

Не увидя обручального кольца на руке жены, Ларри почувствовал приступ тошноты.

Официантки собирали тарелки. Гости с намеком ставили пустые бокалы, надеясь, что нальют еще.

– Нам пора, – объявила Мериголд.

– А я-то думала, вы с нами на ужин поедете, – запричитала Джорджия.

– Нет, надо возвращаться в Парадайз. Патч осталась одна. Мы забежали пожелать тебе счастья, оно у тебя есть. Я сама позвоню тебе посплетничать.

Ларри и Гай обменялись обеспокоенными взглядами.

По пути к выходу Лизандер вырвал еще одну страницу из дневника Мериголд и взял автограф у Криса де Бура.

Не обращая внимания на Никки, озябшую и бросавшую убийственные взгляды, Ларри скользнул за Мериголд и отвел ее в сторону. Она отметила, что его рубашка недостаточно свежа. А он – что колышущиеся под черными бархатными шортами бедра упруги и что груди, как колокола, вздымают белый шелк ее блузки.

Не обращая внимания на сотрудников «Кетчитьюн», на память растаскивавших маленькие скалы из папье-маше, записи «Рок-Стар» и водорослевые экстракты, он сказал:

– Ты прекрасно выглядишь, Мер, я тебе позвоню. Нагнав их, Лизандер намеренно обронил дневник Мериголд, который Ларри тут же прикарманил, с ужасом потом прочтя: «ЛИЗАНДЕР, ВЕНЕЦИЯ». Неудивительно, что Мериголд не хотела забирать мальчиков.

Вечер был испорчен полностью, когда он с Джорджией и Гаем прибыл в «Геро», любимый ресторан, и разговорился с метрдотелем, самым большим сплетником в Сохо, постоянно питающим новостями Демпстер.

– Мистер Локтон, я был так рад видеть миссис Локтон прошлым вечером за ужином с вашим младшим братом. Она прекрасно выглядела.


– А я думала, что ты единственный сын в семье, – громко проговорила Гермиона.

Опять не обращая внимания на убийственные взгляды Никки, Ларри проворчал:

– Принеси-ка мне пачку «Силк кат».

Заранее предупрежденный оркестр грянул «Рок-Стар», когда вошла Джорджия.

– В этом зале ее будут напевать целую неделю, Панда, – гордо произнес Гай, а затем тихо сказал Ларри: – Нам надо подписать контракт до того, как Мериголд утром все расскажет Джорджии. Она же помешана на верности.

Но Ларри мог думать только о семейных проблемах. В прошлом, скучая с Мериголд и завидуя Раннальдини, без усилий одерживавшему одну победу за другой, он завел безумный роман с Никки. И разрывался между хищной и сексуальной любовницей, которая теперь подчеркнуто флиртовала с Гаем, и Мериголд, вдруг оказавшейся сегодня вечером просто неузнаваемой. «Без кого я буду более несчастлив?» – думал Ларри.

Он не предполагал, что способен так ревновать к этому Адонису, и чувствовал себя униженным перед своими сотрудниками, знавшими о Никки все, потому что она была болтлива. И если бы еще не осложнения из-за развода, он бы, конечно, в поединке с Раннальдини так просто не сдался.

Более того, Никки было далеко до такой помощницы, как Мериголд. Никки все меньше занималась делами в конторе, да и дом плохо вела, а прошлым вечером даже накричала из-за того, что он поставил тарелку в раковину, а не в посудомоечную машину. До встречи с ней Ларри дома даже пальцем не шевелил, разве что стирал пыль с картинных рам.

На ум часто приходило предостережение Раннальдини:

– Заарканив тебя, любовница становится твоим тюремщиком. Ведь ей же известны все способы, с помощью которых ты обманывал жену.

И вот Никки сидит в его конторе и контролирует все телефонные звонки от этих юных певичек, которые, кажется, будут только счастливы, если Ларри, сделав запись, попользуется ими. После того как он завел связь с Никки и развеял миф о себе как о верном муже, на него весьма выжидающе посматривали прекрасные девушки.

– У нее за спиной всегда дубинка, залитая свинцом, – предупреждал Раннальдини. – И ты заметишь ее уже тогда, когда на тебя наденут наручники. Я сделал такую ошибку с Сесилией. Она позавидовала моей свободе и прибрала меня к рукам.

Ларри был сыт по горло гимнастикой, трезвостью, перерывом в курении, диетой. Не обращая внимания на то, что Никки надулась, он взял у официанта белую булочку и намазал ее толстым слоем масла, заказал спагетти «Карбонара» для начала, а затем просил подать мясо на косточке с чипсами.

Джорджия как раз давала автограф пожилой паре за соседним столиком.

– Лучше бы она подписала контракт, – прошипел Гай.

Глядя, как Боб успокаивает Никки, Ларри вдруг оценил пришедшую ему в голову блестящую мысль.

– Так и поступим, – решил он.

Выбежав к своему «роллс-ройсу» с бьющимся сердцем, как это было, когда он звонил Никки, Ларри набрал номер Мериголд. Ему ответили, когда он уже собирался опустить трубку. Слышались музыка и смех.

– Мы должны поговорить, Принцесса, – грубо сказал Ларри Мериголд. – Мне завтра в Бристоль. И потому я хочу провести ночь дома. Заодно верну твой дневник.

– Что тебя задержало? – проворчала Никки, когда Ларри сел рядом с ней и нежно поцеловал в щеку. После всех потрясений он не прочь был потрахаться.

– Можно получить ваш автограф? – произнес он, выкладывая перед Джорджией стопку бумаг. – Пожалуйста.

– Для жены, дочери, матери или вашей подружки? – смеясь, спросила Джорджия.

– Для себя, – ответил Ларри.

Это был контракт с «Кетчитьюн» на миллион фунтов.

13

Не желая привлекать внимание всего Парадайза своим возвращением, Ларри поехал следующим вечером. Он был на месте в то время, когда красные отсветы заката сменились далекими огнями уличных фонарей Ратминстера. Выйдя из взятой напрокат «мини», различил цвета «Кетчитьюн» на газоне и вдохнул тяжелые запахи полиантусов, нарциссов. « Грандж» был обращен к северу, но тем не менее оставался самым прекрасным садом в Парадайзе. Ларри увидел приставленную к стене лестницу и мистера Бримскомба, лучшего садовника во всем Ратшире, который, находясь под угрозой увольнения, продолжал подравнивать знаменитую «Жемчужину Парадайза» под окнами спальни хозяина.

За долиной светился одинокий огонек в «Валгалле». Китти все еще работала, разбираясь в сложных делах своего мужа. Скоро и Раннальдини будет делать наброски и партитуры в своей башне. «Ангельский отдых» был погружен в темноту, но вскоре и Джорджия, должно быть, зажжет полночные факелы, купленные на аванс в миллион фунтов за работу над новым альбомом, который будет выпущен к Рождеству. А слева светились витражи окон «Ривер-Хауз». Боб и Гермиона в кои-то веки проводят вечер вместе.

Ларри удовлетворенно вздохнул – все эти люди получали деньги в казне «Кетчитыон», так что, если подсчитать доход, этот год удачен, да и следующий обещал быть не хуже. И только когда он повернулся к собственному дому, то обнаружил, что там светяттолько каретные фонари у входных дверей.

Наткнувшись внутри на ботинок Лизандера, он вовремя отключил охранную сигнализацию. Немного полаяв, Патч вернулась в свою корзинку, рассерженная тем, что ее дружок Джек куда-то исчез этим вечером.

Рассчитывая на изысканный ужин Мериголд, Ларри наспех пообедал и хотел утолить голод перед тем, как обрушить на нее упреки.

На кухне ему оставили завернутыми в фольгу цыпленка, спаржу, хлеб и масляный пудинг. Спаржу он ненавидел.

Тут же находилась записка:

«Ларри (даже не дорогой), все это готовится в микроволновой печи за пять минут. Начинай ужинать, вернусь поздно ночью. Располагайся, как дома».

«Это в моем-то собственном доме», – в бешенстве подумал Ларри.

Он даже не мог никого вызвать, чтобы ему поджарили мяса с чипсами, поскольку всех уволил, и даже миссис Бримскомб не дозваться, ведь сторожка находится аж на середине Коронейшн-стрит.

Не были задернуты занавески, не горел свет в комнате для отдыха. И некому было пожаловаться. Это в старые добрые времена можно было пожаловаться, если отключили центральное отопление или освещение.

Вернувшись на кухню, он обнаружил пустую бутылку из-под шампанского в мусорном ведре, два бокала в раковине и огромный букет розовых роз на столе с подписанной открыткой: «Мериголд, вы жили не в этом мире. С любовью. Л».

Консультирующий его медик с Харлей-стрит предупреждал об опасностях стресса, но Ларри еще никогда не был так близок к инфаркту, как сейчас после подъема в спальню. Мериголд никогда не гонялась за модой, а теперь сумки с новой одеждой были разбросаны повсюду. В ванной комнате он обнаружил опустошенный флакон из-под лосьона для тела, лезвие с приставшими волосками, неприятно похожими на лобковые, целлофановый пакет с черными чулками и бирочки от вещей десятого размера на полу. Раньше Мериголд носила шестнадцатый. Фен оставили включенным в розетку, а «Радости секса» были раскрыты на том месте, где речь шла о мужчинах, – это он обнаружил на краю ванны. Приведшая Ларри в шок картина, за исключением отдельных деталей, повторяла ту, что была в их новой квартире с Никки на Пелем-Кресчент.

Взвыв, Ларри швырнул «Радости секса» в окно, за которым с ритмичностью часового механизма вскрикивал фазан, напоминавший об улизнувшей жене, некогда, как часовой механизм, знавшей свое дело. Не желая возвращаться домой к Никки, которой сказал, что просматривает в Бристоле новую поп-группу, он рванул в «Жемчужные ворота» и так надрался, что не заметил, как около одиннадцати часов вечера из находившейся напротив забегаловки «Небесный сонм» вышли Мериголд, Лизандер и Ферди.

– Я просто дрожу от страха, – выдохнула Мериголд, когда Ферди подкатил к «Грандж».

– Это от ночной прохлады, – сказал Лизандер, который к концу вечера помрачнел.

– Никакой губной помады, – предупредил Ферди, когда Мериголд открыла сумочку.

Он растрепал ей волосы и расстегнул несколько пуговиц на красном платье.

– Все должно быть естественным, – напутствовал ее Ферди, прежде чем отпустить из машины. – Побольше темперамента, и запомни: не трахаться. Мы будем некоторое время неподалеку на случай, если понадобится помощь.

Наблюдая, как Мериголд поднимается по ступеням, Лизандер испытывал то же самое неприятное чувство, что и при виде матери, покидавшей платформу и старавшейся не плакать после его отъезда на учебу. Но уже через минуту Мериголд вылетела обратно.

– Он ушел, не оставив записки, – зарыдала она. – Я все погубила, я все погубила.

Испуганный состоянием Мериголд, Лизандер выскочил из машины.

– Вернется, – обнял он ее. – Видимо, только после работы.

– После какой работы, если он оставил открытой дверь и выключенной сигнализацию, и это с Пикассо и Стаббзом в доме?! – воскликнул Ферди. – Ничего не исчезло?

– Только Ларри, – завыла Мериголд. Джек в это время прыгнул к Патч в корзинку и прижался к ней.

Не зная, как успокоить Мериголд, Лизандер налил ей бокал «Санкерр».

– Я включу тебе «Аварию», – сказал он. Это была ее любимая программа.

– Да у меня у самой авария.

Швырнув сумочку с цепочкой вместо ремешка на сушильную полку, она начала ломать стебли розовых роз, подаренных Лизандером, натыкаясь на колючки. И тут зазвонил телефон.

– Не трогай, – взвыл Ферди. Но стремительней, чем Нижинский преодолевает барьеры, Мериголд подлетела к аппарату. Раздалось всего три звонка.

– Это наш код, – пискнула Мериголд.

И как только телефон зазвонил вновь, успела схватить трубку прежде, чем Ферди опередил ее, секунду послушала, затем дрожащей рукой прикрыла микрофон:

– Ларри хочет зайти. Он в «Жемчужных воротах».

– Ну, оттуда недалеко до небес, – заметил Ферди. – Откажи. Ведь у тебя же покраснели глаза и нос, вы оба опустошены, так что все кончится пьянкой или постелью, и все твои завоевания пойдут насмарку. Сошлись на усталость.