– Я люблю эту песню, – сказала Китти. – Как ты думаешь, будет ли вообще дождь?

Жара усилилась, вьюрки порхали над выгоревшим жнивьем, как мухи, отпугиваемые хвостом льва. Первый раз в жизни Китти чувствовала себя настолько похудевшей, чтобы спокойно сидеть на чьих-то коленях.

«Во мне меньше десяти стоунов», – говорила она сама себе непонятно зачем.

– Да опирайся всем весом, – подбадривал Ферди, делая глоток из бутылки. – Ты легка как фея. Хотя, если говорить о феях, так в священнике более семнадцати стоунов.

«Какого это черта Китти вдруг нашла Ферди таким привлекательным?» – в ярости думал Лизандер. Они оба были так глупы и пьяны, что не стоило и разговаривать. Должно быть, усталость и похмелье сделали его таким придирчивым, а главное, он сегодня не положил цветы на могилу матери.

Оставшись в одиночестве в коттедже «Магнит», Джорджия приняла душ, а затем, оставляя следы каннибала, вышла на поиски полотенца. Одно скрученное и засохшее, как колючая проволока, она нашла под кроватью Лизандера. Охваченная дьявольским импульсом сыска, она подавленно обнаружила, что роется в карманах его брюк, рубашки и блейзера, в которых он был прошлой ночью. В награду она получила дюжину визитных карточек девиц, с которыми он, должно быть, спит, с телефонами домашними и служебными в скобках. Одна из них, как снегодованием отметила Джорджия, принадлежала девице из отдела по связям с общественностью фирмы «Кетчитьюн», а другая – подружке одного из музыкантов Джорджии.

Она начала перетряхивать вещи, тщательно обыскивать выдвижные ящики в буфетах, но не нашла ничего. «Я просто больна, – подумала она. – Я знаю, что Лизандер не виноват, но мне невыносимо думать, что он бывает с кем-то еще. Конечно, с его внешностью и обаянием никак не останешься без предложений, куда ни кинь». А умирала ли она от ревности к кому-нибудь из тех, с кем была? Или это наследство, полученное ею от Гая?

Ненавидя себя, она принялась за бумажник Лизандера и была вознаграждена своим хорошим снимком и еще одним – Джека, Мегги и Артура. Затем ее чуть не сразила фотография сногсшибательно очаровательной смеющейся женщины, сидящей, откинувшись назад, на большой серой лошади. Она вздохнула вновь с облегчением, когда обнаружила надпись, сделанную Лизандером на обороте: «МАМА И АРТУР, 1989». Листва на фотографии уже облетела – должно быть, снимок сделан незадолго до смерти. Ох, бедный Лизандер! Спрятав фотографию обратно, Джорджия за драпировалась в саронг, расписанный огромными зо лотыми подсолнухами, который Лизандер купил дл нее в Лондоне, и начала заново отделывать лицо.

Как спокойно жилось до Джулии, когда Гай признавал, что любит ее ради нее самой, а она не проводила все дни в упреках.

Над холмами ворчал гром, но, несмотря на карающую жару, в окно залетел запах плесневелых листьев и дыма костров. «Сезон любовниц», – вздохнула Джорджия печально. Она видела, что у ворот в ожидании возвращения хозяина стоят Артур и Тини. Они отгоняли хвостами мух и почесывали друг друга у шеи. «Символ счастливого брака», – еще более печально подумала Джорджия.

Китти не настолько много выпила шампанского, чтобы, продираясь сквозь крапиву, не добраться до коттеджа Лизандера. Внутри дома царил полный разгром: немытая посуда в раковине, а на полу – разодранные жертвы Мегги – ботинки, диванные подушечки и накидка из лисьего меха, купленная Лизандером в антикварной лавке. Китти прихватила с собой бумеранг и плакатик с утконосом.

– У вас должен быть паук, имеющий право работать в западной Англии, – Ферди вошел в комнату с охапкой бутылок «Дом Периньон» Раннальдини. – Привет, Джорджия.

– Интересно, что скажут Мериголд и Комитет по сохранности деревни? – полюбопытствовала Китти, пытаясь найти место, куда бы выложить продукты из картонной коробки. Вытянувшийся на софе Динсдейл, почуяв запах цыпленка, открыл свои налитые кровью глаза. В заросшем льдом холодильнике Китти обнаружила те самые три баночки с паштетом, которые ужаснули еще и Рэчел.

– Листерия ведет к истерии, – оглянувшись через плечо, Ферди начал пропихивать бутылку сквозь лед, работая, как арктический экскаватор. – «Уходи от этой убогости и давай танцевать обнаженными под дожде»-.

—«Иприжмись ко мне в экстазе», – допела Китти. В конце концов она могла возместить расходы шампанского Раннальдини из чека Ферди. – Тебе не нужно столько пуговиц на рубашке.

– Да они все расстегивались, когда я был толстым, – признался Ферди, – а рубашка мне нравится.

– Я присмотрю такие же для себя.

Лизандер был слишком раздражен, чтобы хвалить их за потери в весе, но Джорджия восторгалась.

– У меня нет слов, насколько же вы оба очаровательно выглядите.

Поскольку задний двор зарос крапивой, они вытащили садовый столик и стулья на выгон Артура и Тини. Солнце село, оставив красно-желтую краску на горизонте, но на востоке собирались черные тучи.

Положив руку на плечо Джорджии, Лизандер разглядывал лежащий внизу Парадайз.

– Если бы здесь была натянута подвесная дорога, я бы промчался над долиной.

Но пришлось удовлетвориться выпивкой, сооруженной Ферди. Он также сконструировал и абажур с сильной лампой, повернутый под таким углом, что их тени, как в кино, падали на деревья в конце выгона. Над лесом мерцали звезды. По радио звучала поп-музыка. Посматривая на пуговицы на рубашке Ферди в перерывах между глотками «Дом Периньон», на вспыхивающий огонек его сигареты, Китти впервые в жизни обнаружила, что не боится, когда над ее плечом нависала косматая голова Артура.

– Как темно, – манерно выдохнул Лизандер подобно старой деве, открывающей окно, чтобы вдохнуть утреннего воздуха.

– Так ведь ночь уже.

Казалось, что жара и духота не ослабевают. Комары штурмовали их лица и лодыжки. Густая трава кишела пауками.

– Почему их называют «папочка-длинные-ноги»? – спросила Китти, разрывая паутинку.

– Потому что папочкам нужны длинные ноги, чтобы бегать по всем их хлопотным делам, – горько сказала Джорджия. – Ну а уж если говорить о хлопотах, мисс Боттомли грозит снова выгнать Флору. Как только Флора получила водительские права, то тут же повезла своих приятелей в паб в Ратминстере. Мисс Боттомли пригласила меня обсудить это за ленчем. Ну, завтра у меня и денек! Я ведь еще никогда не имела дел с подобными женщинами.

– И я тоже, – тоскливо произнес Ферди. Все захихикали.

– Ну теперь у тебя все будет по-другому, – ласково сказала Китти.

– Я никогда не мог распознать лесбиянок, – вдруг проговорил Ферди. – Может, у них есть усы?

– Усы – это у голубых, – возразила Джорджия.

– Суть общения противоположных полов, – начал объяснять Лизандер, вновь наполняя всем стаканы, – в том, чтобы объявить красивыми на самом-то деле тупиц...

– Как ты, – вставил Ферди.

– Как я, – согласился Лизандер. – Значит, объявить красивыми, а толстякам сказать, что они умные, а умным некрасивым – они красавцы, и тогда они сразу же ложатся в постель.

– А если оба некрасивые и толстые, как я? – задала вопрос Китти.

– Только не ты, – в унисон опровергли ее Джорджия, Ферди и Лизандер.

– Лизандер имеет в виду, что надо найти ахиллесову пяту у человека, – объяснил Ферди, – а затем расхваливать. А у вас прекрасная пятка, миссис Раннальдини.

– Он накличет Раннальдини. Ох, извините, Китти, – фыркнул Лизандер.

И все покатились в истерическом смехе над тупостью собственных шуток. Когда с «Дом Периньон» покончили, перешли к шнапсу. Пришив Ферди пуговицы, Китти теперь дурачилась с ним, пытаясь запустить бумеранг так, чтобы он вернулся. Каждый раз, когда она его бросала, он взлетал высоко в воздух. Один раз она чуть не сразила Артура.

– Эй, это дорогая лошадь. Лучше уж попади в Тини, – закричал Лизандер, разлегшийся теперь на двух стульях подобно киту, положив голову на колени Джорджии.

Ферди же, похожий на китайца с прищуренными глазами и огромной идиотской ухмылкой, теперь все время смеялся. На стволах деревьев их тени плясали, как фигурки шаловливых ребят, окунувшихся в гигантскую чернильницу.

– Посмотри, как мы уменьшаемся, приближаясь, – кричала Китти, размахивая руками.

– Проще, чем сидя на диете, – вопил Ферди.

– Ну разве им не славно вдвоем? – улыбнулась Джорджия, поглаживая лоб Лизандера. – И Ферди при деле. Ведь он так же одинок, как и она. А ведь было бы здорово, если бы он увел ее от Раннальдини!

Даже в своем ступорном состоянии Лизандер ощутил отчетливое беспокойство. Если Ферди займется Китти, то кто будет присматривать за ним самим?

– Даже бумеранг выглядит пьяным, – сказал он сердито.

– Будет ли еще когда-нибудь дождь? – вздохнула Джорджия.

Они все были слишком увлечены, чтобы сообразить, что тучи уже закрыли звезды.

Звучала музыка.

«Приди ко мне потанцевать обнаженными под дождем и прижмись ко мне в экстазе», – пела Блю Перл.

«Во мне меньше десяти стоунов, – думала Китти, прыгая под музыку. – И мною восхищаются впервые за многие годы».

– Я так здорово не веселился с тех пор, как в школе в Бенидорме сбежал с крикетного матча с пьяной Шарон, – признался Ферди, прикуривая очередную сигарету.

– Ты бы мог меня встретить там, – крикнула Китти. Вдруг она перестала смеяться. – Слушайте все.

Сначала послышался слабый шелест, переходящий в нарастающий шум, и далее – безостановочная стрельба, как из пулемета. Постепенно первые капли на головах смягчили комариные укусы. А когда они подняли лица, сверху уже лилось, как из душа.

– Дождь, – завопила Джорджия, прыжком вскакивая на ноги. – Это же дождь! Теперь наши маленькие деревца спасены!

Пытаясь остановить ее, Лизандер схватился за саронг. И в следующий момент она, обнаженная, неистово танцевала на поле, блестя извивающимся телом, как тюлень, размахивая намокшей рыжей гривой.

– «Посмотри, как я, обнаженная, танцую под дождем, – эхом разносился над долиной ее великолепный хрипловатый голос, – и прижмись ко мне в экстазе».

Издав вопли Тарзана, Лизандер и Ферди сбросили одежды и пустились за ней. А за ними помчалась и Китти, сбросившая платье, но оставившая лифчик и трусики, отчего ее округлости в полутьме подскакивали подобно белым кроликам.

И они помчались по полю в экстатическом танце, уворачиваясь от чертополоха. Джек и Мегги хватали их за пятки, заходясь в истерическом лае, за ними неторопливо плелся Динсдейл, только что разобравшийся с холодным цыпленком Китти. Артур и Тини, подняв хвосты и пофыркивая, легким галопом скакали рядом.

«Я не боюсь Артура», – пела Китти, крутясь перед лошадью и поглаживая его пушистый нос. – «Посмотри, как я, обнаженная, танцую под дождем, бу-би-ду».

Лизандер только сейчас отметил, как удивительно хорошо она танцует и как славно прыгает ее пухленькое тело, и еще теперь были сквозь лифчик видны ее соски. В это время у коттеджа с визгом остановилась машина.

– А вот и полиция, – захихикала Джорджия.

– Да ты просто пьяна, – сказал Лизандер, стряхивая на нее воду с намокшего куста, и они вновь пустились в пляс.

Обнаружив незакрытую дверь, Дэвид Хоукли пошел прямо в дом. Одного взгляда хватило, чтобы подтвердились его худшие опасения: пьяная оргия, видимо, бесстыдная и греховная, во главе с этой декаденствующей хиппи Джорджией Магуайр, которая сейчас играла с бассетом, да еще тот дегенеративный, толстый сводник Ферди Фитцджеральд, заходящийся в реве.

Положение не улучшил и второй подъехавший автомобиль с депутацией Комитета Лучше-Всех-Со-хранившейся Деревни, состоящей из Мериголд, леди Числеден и священника, прибывшей для осмотра коттеджа «Магнит».

Увидев обнаженные танцующие тела, леди Числеден закрыла руками глаза священнику, звонко выкрикнув:

– Не смотри, Перси!

Священник же в свою очередь, узрев Лизандера и похорошевшего Ферди в чем мать родила, понял, что он наконец-то попал на небеса, и, отрывая от лица пальцы леди Числеден, кричал таким же звонким голосом, что Церковь должна обращаться лицом к своим обязанностям.

«Посмотри, как я, обнаженный, танцую под дождем» – пел Ферди, размахивая почти пустой бутылкой из-под шнапса. – Подходи и подключайся, голубой.

«И прижмись ко мне в экстазе-е-е», – подхватила Китти.

– Да оденьтесь же, – приказала леди Числеден. – Ведь здесь же ваш священник.

– Ой, да заткнитесь, – сказал Лизандер утомленным голосом.

С ясностью вдруг вспомнив маленького Козмо, Дэвид Хоукли потерял терпение.

– Лизандер, – загремел он, – прекрати эту отвратительную пантомиму!