От этого голоса у Лизандера застыла кровь. Постояв секунду недвижно, он схватил Мегги, прикрываясь ею как фиговым листком, а затем повернулся к Джорджии:

– Дорогая, я не предполагал, что тебе удастся познакомиться с моим отцом.

40

После этого вечеринка быстренько свернулась. Бешено хохочущие Китти, Ферди и Джорджия, а также Динсдейл, обгрызающий бумеранг, были увезены разгневанной Мериголд.

– Тебе, Джорджия, пора бы уже отставить оргии с черной магией. Пойми, что этого поросенка Лизандера скоро попросят из коттеджа «Магнит», а ты тоже пострадаешь. Ведь «Скорпион» просто размазал вас с Лизандером. Гай звонит весь день, пытаясь найти тебя. Кстати, он за тебя. И не могу понять почему, но пресса обила пороги «Парадайз-Гранджа», пытаясь узнать от Ларри точку зрения «Кетчитьюн».

– Во всем виноват Ларри, – закричала Джорджия, – который выпустил эти дурацкие майки, где мы с Гаем такие голубки влюбленные. Я подведу его под Акт о правилах торговли. А что там в «Скорпионе»?

Она никак не могла понять, о чем говорит Мериголд. А главное – не могла оправиться от смущения, что такой видный человек, как Дэвид Хоукли, застукал их первобытные пляски под дождем.

Дэвид же Хоукли, обнаружив, что его младший сын настолько пьян, что не может сколько-нибудь вразумительно объяснить, как он дошел до такой поразительной наглости, уехал прямо в это наводнение. Через несколько минут он успокоился и решил, что остановится в ближайшем отеле и на следующее утро предпримет еще одну попытку объясниться. Поскольку все номера на десять миль вокруг были забиты журналистами, он остановился в Ратминстере, в «Колоколе», старом почтовом трактире, выходящем окнами на реку Флит. Кухня уже не работала, но, заметив его бледность и оценив респектабельную внешность, жена хозяина настояла, чтобы ему в номер принесли бутылку виски и блюдо гренок с сыром, после чего его посетили внеземные мечты об обнаженных леди, резвящихся в лугах.

Одной из них была Джорджия Магуайр, перебирающая по дерну танцующими белыми ногами, с рыжей гривой, развевающейся, как у менады[5], но при ближайшем рассмотрении она обернулась Горчицей, на которой было надето только кружевное жабо, и он проснулся, трясясь от ужаса, мокрый от пота.

Газеты следующего утра были полны сплетнями о семейных делах Джорджии и множеством шуток по поводу Райской Похоти на Скалет-Стар. «Заботливого Гая» интенсивно доставали на юге Франции, но он настойчиво утверждал, что вопрос о разводе не стоит и что Лизандер Хоукли – друг семьи и, в частности, Флоры. Во всяком случае, Лизандер был избавлен от неприятной необходимости таскаться по судам.

Почувствовав себя чуть лучше после прекрасной лососины и нескольких тостов с мармеладом, Дэвид решил все-таки разобраться с Лизандером. Он нашел коттедж «Магнит» закрытым и пустынным, и только Артур и Тини стояли у ворот, мрачно созерцая продолжающийся ливень. Деревня Парадайз была заполнена журналистами, шлепающими по лужам в бесполезных поисках Лизандера и новостей. Большинство из них толпились у входа в «Ангельский отдых» в ожидании появления Джорджии.

Получив намек от мисс Крикдейл, разгребающей забитые листвой стоки, Дэвид двинулся к «Ангельскому отдыху» с южной стороны, через лес, перейдя реку Флит на милю вверх по течению. Дождь прекратился, но потоп продолжался, так как все вокруг пропиталось водой – листья, прутья, тропинки, усыпанная листьями земля. Такая погода случалась и в семидесятых годах, но тогда не было такой духоты, как вчера. Пели малиновки, под его ногами, как галька, хрустели желуди и сухие буковые ветки, а намокшая ежевика была такой же безвкусной, как и его жизнь.

Дойдя до границы поместья Джорджии, он увидел дом с вознесшимися ангелами, янтарными от воды, заросшее тростником озеро, блестевшее на солнце. Буковые деревья, торчащие теперь, как космы Джорджии после ливня, отяжелели от воды. Статуи блестели, как тюлени, а кусты роз сбрасывали воду, как отряхивающиеся кошки. Шафран и изумрудного цвета мох на плитах камня-известняка чуть ли не светились. Казалось, что дождь вернул саду юность.

В клумбе промокшей лаванды он нашел листик папиросной бумаги, на котором Джорджия записала несколько стихов.

«Ты неуловим, как змея, как насмешка сфинкса.

Ты – черномазый, я – итальяшка,

Но я не могу отказать тебе», – прочитал он и вздрогнул от собачьего лая. Динсдейл, пытаясь выглядеть свирепо, стоял перед ним, мотая хвостом и оглядываясь на сарай, в котором готовились для посадки саженцы. Там Дэвид и нашел Джорджию. Сидя на газонокосилке, одетая в серую майку и желтые брюки, она читала «Антония и Клеопатру». Вчерашний ливень зарумянил ее щеки (Дэвид подумал о Лавинии из «Энеиды») и распушил волосы, стянутые теперь сзади желтой лентой.

– Как вы здесь оказались?

– Мисс Крикдейл любезно подсказала мне короткий путь, – объяснил Дэвид, снимая свою плоскую шляпу. Даже оставшийся на лбу красный отпечаток не испортил его свирепое, мрачное обаяние.

– Вы не знаете, где он?

– Далеко за холмами. Ферди увез его на работу в Австралию. Мы подумали, что ему лучше покинуть эту страну, пока пыль, в особенности в коттедже «Магнит», не осядет. Ему было безумно тяжело уезжать, оставляя здесь лошадей и собак.

«Да и тебя, вероятно», – подумал Дэвид.

– Послушайте, – быстро проговорил он, – мне нужна ваша помощь. Я прошу вас оставить его. Вообще-то вы могли бы встретиться в каком-нибудь реабилитационном центре для наркоманов, но во всем остальном вы стары для него, как бы я вас ни уважал.

– Уж вы-то меня никак не уважите.

– Это совсем не забавно.

Глубокие морщины вокруг его плотно сжатого рта напоминали Джорджии букву Н. Она секунду колебалась, а потом сказала:

– Вы умеете хранить секреты? Лизандер не торгует наркотиками. Он и курит-то их редко. Просто вы отказали ему в материальной поддержке и приказали найти работу, вот он и нашел. Его нанимают женщины, чтобы заставить их заблудших мужей ревновать, и у него это здорово получается.

– Что-то вроде жиголо? – с содроганием спросил Дэвид.

– Нет, нет, просто само его присутствие, его ангельский облик очень раздражают мужей. Сами они развратники, но очень не любят, когда их жены начинают играть в такие же игры. Поэтому они и возвращаются к своей юбке.

Глаза Джорджии вдруг наполнились слезами.

– Он такой славный, добрый мальчик, вы должны были бы гордиться им. Он спас больше браков, чем суд. Мне искренне жаль, что пресса так набросилась на нас, – произнесла она смиренно. – Это ужасно, что ваше имя треплют. Школьники обожают подобные истории. И я в отчаянии, что же подумают мои собственные дети.

«Она прекрасна, – думал Дэвид, тронутый ее озабоченностью. – Жаль, что ее глаза сейчас скрыты под этой густой челкой». Ему вдруг захотелось постричь ее.

– Ну а у вас-то все в порядке?

– У меня прорвало трубу с горячей водой, – вздохнула Джорджия, – а я ничего не могу сделать. Я бы хотела, чтобы вы оказались водопроводчиком, но все же вы не Гай. И все это – ханжеский треп, что он якобы переживает за меня. Он преспокойно трахается во Франции.

У нее не было никаких доказательств, но тогда что же делает во Франции Рэчел?

– Надеюсь, что «Скорпион» застукает его.

Она отломила большой кусок «Бонио» для Динсдейла.

– Я нашел вот это, – Дэвид протянул ей кусок намокшей бумаги.

– Ой, как здорово. А я-то все думала, куда он пропал.

– Для чего это?

– Это мюзикл, называется «Ант и Клео». Я как раз пытаюсь придумать рифму к слову «змея». Послушайте, я понимаю, что наша вечеринка выглядела как чистое декадентство, но на самом деле с нами такое впервые.

И она рассказала о том, что Китти и Ферди отмечали потерю веса, а потом уже Ферди устроил эту удивительную пьянку.

– От этого малого всегда исходило пагубное влияние.

– Ну нет, – запротестовала Джорджия. – Он спас Лизандеру жизнь. Он ходит за ним, как старая нянька, да еще на нем присмотр за двумя собаками и двумя лошадьми.

Не в силах забыть мокрое от дождя тело Джорджии, Дэвид внезапно сказал:

– Я остановился в «Колоколе», в Ратминстере. Приглашаю туда. Примете душ, а потом позавтракаем. Если вы беспокоитесь по поводу прессы, то им будет затруднительно попасть в частный номер. Я хотел бы побеседовать с вами о Лизандере.

– Я нанимала его не для того, чтобы он разрушил мой брак, – клялась Джорджия полчаса спустя, лежа в футе ароматической воды, брея ноги и прихлебывая «Бакарди» с «кока-колой».

Когда она спустилась, Дэвид, сидя в кресле, пил виски с содовой и читал маленькую черную книжку в кожаном переплете. Джорджия тайком всмотрелась. Это был Катулл.

– «Odi et amo», – горько произнесла она. – Прямо о моем браке. Как вы это перевели?

– «Любить и ненавидеть кого-то одновременно – мучительно больно», – ответил Дэвид. – Но я должен улучшить этот вариант.

Обеденный зал был почти пуст. Метрдотель предоставил им столик с видом на реку и затопленные водою луга. Под угрозой надвигающегося дождя люди бежали через мост с зонтами наготове. На далекой отмели увешанный плодами боярышник словно погружал в воду кровавые пальцы. Джорджию мучила головная боль, тоска одиночества, и потому второй бокал «Бакарди» с колой, который он приказал принести для нее, оказался очень кстати. Ей хотелось улучшить настроение. Гай обычно приходил в ярость оттого, что она возится с меню, поэтому она быстренько выбрала закуску и дуврского палтуса, то есть то, что сразу бросилось в глаза. Она выдавила майонез на сырую морковь и цветную капусту и уставилась на реку. Дэвид отметил, что глаза у нее такого же болотисто-зеленого цвета, как и вода в реке, а соски, торчащие под серой майкой, спрятались после горячего душа.

Он не удержался от того, чтобы не потрогать ее веснушчатую щеку, и спросил:

– Почему вы выглядите так молодо?

– Потому что думала, что любима, – грустно проговорила Джорджия, приступая к печальному повествованию о.Гае, Джулии и Рэчел.

Тонкие поджаренные хлебцы в накрахмаленной салфетке, рольмопс, спаржа, яйцо под майонезом и крошечные сладкие зерна кукурузы спустя полчаса так и оставались нетронутыми на тарелке.

– Я вышла замуж за сына епископа, а он обернулся шахматным епископом, ходящим по диагонали, – вздохнула Джорджия. – И теперь, когда меня застукали, он почувствует, что у него еще больше прав кобелировать.

Дэвид, уже давно расправившийся с устрицами, подозвал официанта, чтобы он поменял ее тарелку и наполнил их стаканы.

– И Лизандер не помог?

– Не очень. Сначала Гай встряхнулся. Но он по-прежнему может сделать меня самоубийственно несчастной.

– Так, может, вам уйти?

Официант поставил перед ними по огромному палтусу с кусочками начинающего таять масла с зелеными крапинками.

– Гай не изменится, – проговорил Дэвид, когда они опять остались вдвоем. – Он даже может продолжать любить вас, но, потеряв ваше безоговорочное восхищение, теперь не остановится в поисках этого в каком-нибудь другом месте. А вы уже потеряли своего кумира. Но ведь это еще не конец света, – мягко добавил он. – Развод, конечно, не гарантирует вашего счастья, но может стать концом несчастья.

– Долг пленных – бежать.

– А, может, лучше потихоньку начать копать туннель? Почему вы должны терпеть все это?

Думая о том, как он удивительно мил и как Лизандер совершенно неправильно воспринимает своего отца, Джорджия вдруг выпалила:

– Можете считать это комплиментом. Но я не собираюсь терпеть, если представить... я имею в виду... если найду кого-нибудь по сердцу.

Дэвид вспыхнул.

– А Гай всегда говорил, что я совсем не умею разделывать рыбу, – захихикала Джорджия – выпивка начинала сказываться.

– Я сделаю это для вас, – пододвинув к себе ее тарелку, он погрузил нож в хрустящую, подрумяненную кожу.

«Чудесные ловкие руки», – подумала Джорджия.

– Ну а как вы? – спросила она, когда он собрал прозрачные косточки на краю тарелки. – Уже не так тоскуете о Пиппе?

Дэвид вернул ей тарелку:

– Она была самой прекрасной женщиной из всех, которых я знал.

– Да. – Джорджия опустила голову. – Я видела фотографию, когда обыскивала бумажник Лизандера. Я чуть с ума не сошла от ревности, пока не прочитала, кто она.

«Какие же у него великолепные волосы, – думала она взволнованно, – с прядями седины и черные, как брюки от визитки, и какой великолепный орлиный нос, и еще более великолепные глаза, какой взгляд, твердый и немигающий». Лизандер напоминал его только длинными, пушистыми, изогнутыми ресницами, и Джорджия чувствовала, Дэвид с удовольствием их выпрямил бы, если бы только мог.

– И она была такой же неразборчивой.

– Что? – Джорджия вздрогнула, с трудом отрываясь от своих грез.

– А вот молотый перец, – к ним подошла жена хозяина, размахивая огромной деревянной перечницей.