«Помучайся», – думал Раннальдини, заметив с удовлетворением, как передернулась Китти.

– Конечно, он выбрал Наташу, – продолжал он. – Ведь она же будет очень богатой женщиной, если я умру. И ты, Китти, тоже, и это не так уж невозможно. – Он отклонил ее протесты. – Полагая, что ты уже не вернешься, я подумывал, уж не покончить ли со всем этим.

Выдвинув ящик стола, он указал на большой черный пистолет.

– О нет, Раннальдини! – Китти была в ужасе. – Ты не должен делать ничего подобного.

– Нет, если у меня есть ты.

Со стуком задвинув ящик, Раннальдини подошел к столу с напитками и налил Китти большую порцию бренди.

– Ноу меня много проблем. «Кетчитьюн» накрылся. Ларри – нищий.

– Бедный Ларри и бедняжка Мериголд.

– Это я бедный, – раздраженно сказал Раннальдини. – «Кетчитьюн» должна мне миллионы фунтов. Нам надо основать новую компанию, подумать о новых контрактах.

Но тут он заметил утомление на лице Китти.

– Но забудь об этом. Давай думать только о нас, моя Китти, и пойдем со мной в башню.

Его рука обняла ее за талию, затем скользнула вверх, неуловимо нежно лаская грудь, затем погладила попку, оставив ей злобный щипок.

– Ты влюбилась, Китти, и теперь возможно маленькое наказание для такой озорной девочки. Если ты выпьешь свой бренди, я забуду об этом неразборчивом алчном маленьком жиголо.

– Он не такой, – выдохнула Китти.

– О, моя дорогая!

Поймав лесную вошь, ползущую по его груди, Раннальдини швырнул ее в огонь.

– Не расстраивай меня своими иллюзиями. Ты должна пообещать мне, что больше не увидишься с ним.

Еще хуже было возвращение Лизандера в коттедж «Магнит». Парадайз еще никогда не выглядел мрачнее. Восточный ветер-садист выдул последние листья с бледно-желтых полей. Неистово мотающиеся ветви деревьев перепутались, как оленьи рога. Раннальдини, хитрый старый самец, расправляется с юным претендентом в лесу. Он ни за что не должен был отпускать Китти. Это его ошибка. Если бы он не тянул к ней свои руки на публике, им удалось бы сбежать. Он боялся мести Раннальдини и иногда, в тошные для него моменты, казалось, слышал за ветром и дождем звоны колокола наказаний в «Валгалле», а затем понимал, что это церковь отзванивает двенадцать. Выходит, полночь. Как прожить остаток жизни?

В коттедже пахло сыростью и кислятиной. Половик у двери был завален письмами, в основном в коричневых конвертах. В холодильнике он нашел полусъеденного фазана, по которому ползали червяки, и, содрогаясь, выбросил его в мусорное ведро. Налив остатки водки и разбавив ее тоником, таким же выдохшимся, как и его жизнь, он смог одолеть только три письма, каждое из которых ввергало его во все более глубокое отчаяние.

Первое было от ветеринара, который сообщал, что на 99 процентов уверен в том, что у Артура болезнь ладьеобразных мышц, а это означало, что его можно было вычеркивать из скакунов.

«О бедный дорогой Артур». Но Лизандер в его нынешнем потрясенном состоянии еще не мог по-настоящему ощутить боль этого удара. Второе письмо в почтовом штемпеле не нуждалось. Мериголд писала:

«Дражайший Лизандер.

Мне ужасно жаль, но бедный Ларри голосованием выведен из правления «Кетчитьюн», и потому мы не в состоянии выплачивать тебе на ежемесячные издержки и вынуждены уже сейчас выставить на продажу «Грандж» и коттедж «Магнит». Правда, я надеюсь, Джорджия тебе еще платит. Ты можешь оставаться в коттедже, пока мы его не продадим, но постарайся поддерживать там порядок, поскольку агенты будут показывать его людям. Не беспокойся за Ларри и за меня, у нас все о'кей.

Счастлива приписать, хотя и не могу выписать премию в 10 000 фунтов, что поздравляю с возвращением Раннальдини к Китти. Его действительно потрясли эти фотографии в «Сегодня». Ларри, который видел его после всего случившегося, сказал, что он больше озабочен собой, чем крахом «Кетчитьюн». И тебе удалось выглядеть так, словно ты действительно влюблен в Китти, – ты хороший актер. Раннальдини так ужасен, что вскоре растеряет всех своих любовниц, даже эту старую летучую мышь Гермиону. Надеюсь увидеть тебя завтра на вечеринке у Рэчел. С любовью, Мериголд».

Дождь мчался по долине, как призрачный кавалерийский отряд, летящий в атаку. Лизандер начал трястись. Все его старые тревоги возвращались со свистом. Он потерял свою настоящую любовь. Если он выедет из коттеджа, то где же будут жить все животные, а может быть, и Китти? Да еще и бедная Мериголд – все в залоге. А ведь он получал от нее кучу денег. Его дрожащим рукам было тяжело выписывать для нее чек на тридцать тысяч фунтов. Ему не нужно ни гроша за спасение брака Китти. А еще лучше он как-нибудь позвонит в свой банк и узнает, сколько он за это получил. Или пусть Ферди сделает это за него. Да, надо позвонить и забрать собак, ну а уж если поминать черта, то вот и письмо от Ферди. Как странно, ведь Ферди никогда не писал писем, а уж почерк его на конверте выглядел просто как у ненормального.

«Дорогой Лизандер, я боюсь сообщать тебе, что Мегги умерла, – Лизандер издал стон ужаса. – Она не потолстела, как мы думали, а была беременна и так скучала по тебе, что ничего не ела. Она совсем обессилела и умерла, рожая трех щенят. Двое так и не появились, а третьего я откармливаю из бутылочки».

– О Господи, – прошептал Лизандер.

«Я только хочу тебе сказать, что нельзя, мать твою, так обращаться с животными и людьми. Ты вытащил Мегги из лап у черта, заставил полюбить тебя, а потом бросил. Ну а с этими фото в «Сегодня» ты то же самое сделал с Китти. Мне надоело собирать осколки. Я отдам Джека Мериголд. И больше не хочу тебя видеть. Живи сам по себе».

Лизандер впал в безумие. Бедная дорогая маленькая Мегги, самая восхитительная собака в мире, отдававшая ему только любовь, уморила себя голодом, а милая, дорогая Китти, а Ферди, его самый дорогой друг, на чьи дотации он только и жил. Как же он так страшно вел себя по отношению ко всем им? Дрожа, он бросился на темно-серые простыни и, всхлипывая, уснул. Проснувшись два часа спустя, он почувствовал такую заброшенность, что набрал номер телефона «Валгаллы», хоть и обещал не делать этого. Голос Китти был настолько высоким и ненатуральным, что Лизандер решил, что это автоответчик.

– Я не могу больше видеться с тобой.

– А я не могу жить без тебя, – в панике затараторил он, – и Мегги умерла.

– О Лизандер, – через секунду голос Китти стал запинаться. – Мне очень жаль, но я все равно не могу встречаться с тобой. Раннальдини простил меня. И я должна спасти свой брак.

– Да какой там брак? Ты бы еще вышла замуж за Саддама Хусейна.

– Он боится, что покончит с собой, если я его оставлю. Спасибо тебе за все. Господь благословит тебя, а мне так жаль Мегги.

Только с пятой попытки Лизандеру наконец удалось правильно набрать номер Руперта.

– О Руперт, Руперт, извини, что я беспокою тебя, но Китти больше не встречается со мной, а Раннальдини грозит самоубийством.

– Это старый трюк, – презрительно сказал Руперт. – Не сомневаюсь даже, что он сам продиктует Китти свои предсмертные записки всем любовницам. А я вот только что смотрел запись с традиционного представления. Господи, это было забавно. Я должен отправить Флоре цветы.

– А Артур подхватил болезнь ладьевидных, – в отчаянии сказал Лизандер.

– Приведи его завтра. Я сам посмотрю.

– Неужели? А с Тини, думаешь, ничего не случится? Ведь она такая сука, но Артур без нее чахнет.

49

Только одна причина заставила Лизандера отправиться на вечеринку к Рэчел – надежда увидеть Китти.

Черный лед схватил продуваемые ветрами Ратширские дороги. Дикий ветер проносил лохматые, цвета сепии тучи под звездами. Бочонок с дождевой водой Рэчел был накрепко заморожен. И хотя в Жасминовом коттедже атмосфера была еще прохладнее, чем на улице, первоначально вечеринка производила впечатление успешной. Двадцать пять разнообразных гостей набились в маленькую комнатку, в которой царил большой черный рояль. Рэчел на полную громкость включила «Пятую» Шостаковича под управлением Раннальдини, и приходилось кричать, чтобы услышать друг друга.

– Слава Богу, ты пришел – мне не хватает свободных мужчин, – закричала Рэчел, но ее гостеприимство тут же испарилось, когда она увидела ворочающегося под пальто Лизандера Джека.

– Я надеюсь, это чудовище не будет гоняться за Скарлатти? И нельзя ли его оставить в автомобиле?

– Да он же замерзнет до смерти. С днем рождения, – Лизандер протянул бутылку «Мюэ», стараясь не встречаться с ней глазами, чтобы Рэчел не заметила, как она ему не нравится.

– Ты балуешь меня, – сказала Рэчел, дразня. – Мне уже надарили кучу бутылок. Почему-то каждый думал, что у меня проблема с выпивкой.

Надежды Лизандера прилично надраться рухнули, когда Рэчел проворно убрала «Мюэ» в буфет к другим бутылкам, сказав, что прибережет его для особого случая.

«Ну да, для очередного траха с Раннальдини», – с отвращением подумал Лизандер. Он был уверен, что и огромный коричневый мохеровый свитер, и облегающие сапоги из мягчайшей розовой кожи, которые так шли ей, – тоже подарки маэстро. Оглядев комнату, он заметил сложнейшую новую стереосистему, полки, заполненные записями Раннальдини, и высокий стул у рояля, изысканно украшенный вышивкой. А бедная Китти получила на Рождество бюро для хранения документов.

– Горячий яблочный пунш или чашечку фруктового сока? – спросила Рэчел, помахивая черпаком.

– Что угодно, лишь бы покрепче.

– А люди предпочитают сок. – Рэчел протянула ему зеленый стакан с фруктовой смесью. – Пойдем, познакомишься с моими лондонскими друзьями.

Такое представление предполагало смесь очарования и изысканности, но Лизандер везде сталкивался только со скукой: героини Аниты Брукер с длинными бледными лицами и еще более длинными тусклыми кардиганами, старающиеся отчаянно согреть обтянутые широкими плиссированными юбками зады перед анемичным огнем.

– Это местный жеребец, я потом расскажу о нем, – шепнула Рэчел.

Бесспорным центром компании был Гай. Он все еще находился на вершине своего телевизионного успеха после роли Святого Иосифа и получал от поклонников гору почты, а «Индепендент» изучала его биографию с целью найти параллели в том, как Иосиф познакомился с Марией и как Гай, Рок-Стар, остался с Джорджией.

– Вы сделали так много заявлений в нашей «Нейтивити Грин», – проговорила одна из приятельниц Рэчел и потянулась за стаканом, демонстрируя волосатые подмышки. – А мне понравилась та сценка, где вы спокойно меняете пеленки младенцу Иисусу во время визита пастухов.

Гай понимающе улыбнулся, затем, обратившись к Лизандеру, к которому теперь, после их разрыва с Джорджией, относился вполне спокойно, спросил:

– Как покатались на лыжах?

– Чудесно.

– А вас не беспокоит, – упрекнул его еще один лондонский друг, – что катание на лыжах нарушает экологический баланс?

– Я в этом ничего не понимаю, – ответил Лизандер, посматривая, куда бы выплюнуть отпитое им из стакана с фруктовой смесью.

– Лыжники разрушают поверхность гор, активизируя снежные лавины и тем самым угрожая дикой природе, – на полном серьезе продолжал защитник экологии. – Не говоря уж о вреде лесам.

Обезлесивание! С болью Лизандер вспомнил, как они хихикали над выбритыми зарослями Китти. Он ненавидел все эти длинные бледные высокомерные лица за то, что они не были круглыми, розовыми и улыбающимися, как у нее.

– Берите салфетки, – прервала их Рэчел, разнося булочки с вегетарианскими сосисками.

– Спасибо, – Лизандер разломил пирожок и дал половинку Джеку.

– А вы уверены, что они действительно не содержат мясо? – нервно спросил лондонский друг.

Джек быстро опроверг его опасения, выплюнув все на ковер.

– Извините, – сказал Лизандер. – Мне надо поговорить с Мередитом.

Мередит с его воздушными кудрями и веселыми голубыми глазами казался ближайшим напоминанием о Китти.

– Хелло, малыш, – окликнул его Мередит.

– Я хочу на вечеринке танцевать и оттягиваться, – вздохнул Лизандер. – Что это за чертов напиток?

– Надо полагать, что-то из парфюмерии Рэчел. Во всяком случае, на выпивку не похоже.