37

– Кажется, на дороге пробка, – проговорил Лизандер Китти, когда две минуты спустя Боб, Гай и Ларри двинулись к Рэчел с чашками черного чая с лимоном.

Она отнеслась к этому без особой благодарности, а уж когда они принялись наперебой рассказывать одну историю ужаснее другой об экономическом спаде, она величественно отошла и наклонилась к уху священника, чтобы поведать ему об этих летающих гробах-самолетах, выбрасывающих губительные газы. Священник хоть и слушал ее, но больше интересовался разгоравшейся ссорой между Лизандером и подошедшей к нему Джорджией.

– Что это, мать твою, за игры? – шипела она. – Тебе платят за то, чтобы ты заставил моего мужа вернуться, а он весь день валандается с этой ужасной «зеленой». И как это он догадался, что она пьет чай без молока?

– Извини меня, Джорджия, – Лизандер был ошеломлен. – Мне было так жаль Китти. Я думал, что ты тоже хочешь этого. Жаль, что вы не попали в финал Когда Гай возвращается в Лондон? Я соскучился по тебе.

Он попытался взять ее за руку, но Джорджия отдернула ее.


– Бога ради, ведь все же смотрят на нас. Рванувшись в сторону, Джорджия оказалась в женском обществе.

Как продвигаются «Ант и Клео»? – спросила Гермиона, сияя оттого, что попала в финал.

– Прекрасно, – коротко ответила Джорджия.

– Я просто сомневаюсь, что можно создать соответствующее музыкальное произведение по мотивам Шекспира.

– Поцелуй меня, Катя, толщиной в несколько миллионов, – прервала Сесилия. – Обновим нашего Шекспира, – пропела она ласково. – И начнем его цитировать. Ну а когда у нас будет партитура «Ант и Клео», я бы хотела посмотреть на нее, Джорджия.

– О, ты будешь чудесной Клео.

– Я бы взялась за это.

– «Реквием» Верди вы с Борисом сделали фантастически, – сказала Джорджия в восхищении.

Гермиона была в ярости.

– Это удивительно, Сесилия, как ты во все умудряешься припустить секса, – она коротко рассмеялась. – Твое «Либера ми» звучало даже сильнее, чем просто «Приди и возьми меня». И не слишком ли ты много работаешь? Твой голос до изнеможения звучал вчера в дублях у Раннальдини.

Удар попал в цель. Только одна персона видела дубли у Раннальдини.

– Не говорите чепухи, – грубо оборвала Флора. – Миссис Раннальдини поет великолепно. Каждый раз, когда открывала рот, она превозносила Верди. И потом она не сбегала в последний момент из-за любовных размолвок.

Ну спасибо тебе, дорогуша, – в изумлении поблагодарила Сесилия.

Брошенная священником, который помчался посмотреть на несчастного и оставленного в одиночестве Лизандера, Рэчел набралась мужества подойти к Сесилии и спросить о Борисе, но, услышав спорящие голоса, сочла момент неподходящим. Поставив чашку с чаем на стол, она лениво потрогала цветок львиного зева, заставив его пасть открыться, как она делала, будучи ребенком. Как туча на солнце, надвинулся Раннальдини.

– Развлекаете сами себя, миссис Левицки?

– Да, так.

Улыбка его была насмешлива, а ноги прочны и устойчивы, как бутылки шампанского, которые только что открыл мистер Бримскомб для тех, кто закончил играть. Никто еще так не выводил ее из душевного равновесия.

– Это проклятое место, – произнесла она с раздражением. – Мы посреди засухи. А ваш сад – просто оазис.

– Я знаю, как присматривать за своей собственностью, – мягко ответил Раннальдини. – Полагаю, вам нравится, когда вокруг зелено.

– Не за счет людей. Не будьте глупы. Раннальдини рассмотрел пушок на ее верхней губе и волоски, выбивающиеся из-под рубашки из подмышечной впадины, когда она почесала комариный укус на голове.

Нежно улыбаясь, он погрузил палец в разинутую пасть цветка львиного зева. Рэчел мгновенно отдернула руку, пасть закрылась, укусив его за палец.

– Однажды, любовь моя, ты примешь меня в самые сокровенные уголки своей души, и тогда ты влюбишься в каждую минуту происходящего, – сказал он нежно.

– Не будьте отвратительным.

– Да нет, ты действительно будешь молиться за те минуты.

– Что же это хозяин не ухаживает за тобой? – спросил Гай, подходя с бутылью и двумя стаканами. – Видимо, Раннальдини хочет сохранить к финалу зоркий глаз?

– Мне это совершенно все равно. Гермиона! – крикнул он. – Мы начинаем через пять минут.

– Сегодня утром мы сыграли «Китти»[2], – объявила Наташа, располагаясь на скамейке рядом с Ферди, чтобы понаблюдать, каких глупостей наделает ее мачеха в финале.

– Китти? – спросил Ферди, присаживаясь на корточки у ее ног.

– К тому же «мокрую»[3], – огрызнулась Наташа.

– За что же ты так ненавидишь Китти?

Через секунду неприкрытая боль отразилась на лице Наташи.

– Никак не могу смириться с мыслью, что она спит с отцом.

– Я думаю, что не так уж часто, – со знанием дела заметила Флора.

– Такая милая Китти, да? – дразнила Наташа Ферди. – Да если она повернется в постели, она вас раздавит. Впрочем, вероятно, вы сделаете то же самое с ней.

Ферди вскочил на ноги.

– Хотите, я вам кое-что посоветую, – сказал он вежливо. – Если у вас есть какие-то планы насчет Лизандера, так имейте в виду, что он терпеть не может сук.

Солнце свалилось за верхушки леса «Валгаллы», а тени от аббатства с его высокими темными трубами тянулись к теннисному корту подобно длинным рукам в то время, как игроки занимали свои места. Подавал Раннальдини. Дрожащая Китти готовилась принимать. Напротив нее, подобно мстящей Юноне, в своей греческой тунике, наклонившись, переминалась с ноги на ногу Гермиона.

Лизандер потерял всю свою прыгучесть. Он хотел выпить и закончить матч побыстрее, чтобы распить бутылку с Джорджией, пока та не ушла. А она уже надела кардиган и собрала ракетки. Он мог видеть, как она притворно вслушивается в скороговорку Мередита, наблюдая, как Гай угощает Рэчел шампанским и беседой о сохранении носорогов.

Через четверть часа Раннальдини и Гермиона вели со счетом пять – ноль. Они намеренно все мячи направляли в сторону Китти.

Как ребенок, защищаясь от летящих на нее ударов, она пропускала все, и только губы ее становились все белее. Лизандер просто ничего не мог предпринять.

– Твой маленький дружок определенно попал под пресс, – скорбно сказал Гай Джорджии.

Когда игроки поменялись площадками, Раннальдини кивком подозвал Наташу:

– Мы через несколько минут закончим. Сбегай и скажи миссис Бримскомб поставить еще чайник.

«Ах ты, ублюдок», – подумала Джорджия. Лизандер и Китти выглядели подавленными, а Гермиона – самодовольной.

– Прыг-скок, прыг-скок, – окликнула Джорджия Лизандера, когда тот, ссутулясь, проходил мимо нее. – Не дай этой старой калоше стать первым.

Счастливый оттого, что его простили, Лизандер неторопливо пошел к задней линии. В следующий момент глухая подача прошелестела рядом с розовой ленточкой на голове у Гермионы. Поменяв руку, Лизандер изогнулся, и тут же пущенный им мяч чуть не прорвал сетку, но ушел в аут, к счастью для Раннальдини, который смотрел на Рэчел и ничего вокруг не замечал. Следующая подача была еще стремительней.

– Аут, пятнадцать – ноль, – проворчал Раннальдини, отступая к задней линии.

Лизандер не согласился:

– Мяч в корте.

– В ауте, – огрызнулся Раннальдини.

– В поле, сэр. А если вы решили мошенничать, то какой смысл в игре.

Китти струсила. Лицо Раннальдини исказилось от гнева. Зрители обменялись взглядами в предвкушении развлечения.

– Мяч в поле, Раннальдини, – подтвердил Боб, судивший финал. – Я наблюдал за чертой.

В этот момент на корт в поисках хозяина вылетела Мегги, с носом, коричневым от копания в земле, с вывалившимся розовым языком. Раннальдини яростно запустил в нее мячом, едва не попав, отчего она в ужасе сбежала с корта. Лизандер мгновенно подлетел к сетке и схватил Раннальдини за отворот его кремовой рубашки для поло.

– На вашем месте я бы так не делал.

– Vafuculo, – выругался Раннальдини. – Тебе бы следовало знать, что собак воспитывают.

– Но только не так, как вы воспитываете своих сук, – тихо возразил Лизандер, так, что только Раннальдини и Гермиона могли его слышать. – Вы бы поосторожнее использовали хлыст. А то ваша партнерша с трудом сидит.

Гермиона похолодела – безмолвная, с открытым ртом, как на фотографии, где она берет верхнее «до».

– Китти раззвонила, – в ярости сказал Раннальдини.

– Вовсе нет. Лизандер подобрал мяч:

– Даже и в такие жаркие дни вам бы стоило закрывать окна в манеже.

От Боба потребовался весь его такт, чтобы игра продолжилась.

Лизандеру теперь помогало не только прощение Джорджии, но и холодная злость на Раннальдини, и его игра засверкала. Длиннорукий, он успевал перехватывать все мощные удары, которые Раннальдини направлял в сторону запуганной жены. Гермиона, обеспокоенная тем, как много слышал Лизандер, вообще прекратила активную игру.

– Ох, перепреет чаек, – предсказала Джорджия двадцать минут спустя. – А Гермиона толстовата, не так ли?

– Бедный Боб всегда убирает весы, когда она приезжает домой после гастролей, – сообщила Мериголд. – О, хороший удар, Китти.

Зрители разразились одобрительными криками.

– Они должны наверстать упущенное. При счете по шести наступил тай-брек.

– Хорошо, Китти. Только не торопись. У тебя все идет блестяще, – приободрил ее Лизандер и так вытер пот со лба внутренней стороной кисти, как кот лапой моет уши.

Раннальдини начал и выиграл первую подачу. Наблюдавший за стремительной, рассекающей воздух со свистом кнута подачей, Лизандер вспомнил о сцене в конном манеже. Воодушевленный, он подал два неберущихся мяча, а Китти каким-то образом ухитрилась отбить подачу Гермионы. Бросившись вперед, Раннальдини принял не свой мяч и, пытаясь отбить его на Лизандера, оставил пустым часть корта. Лизандер невозмутимо и мощно отправил мяч в дальний угол.

Гермиона подала на Лизандера, который быстро вышел к сетке, и она тут же малиново покраснела, когда Раннальдини грязно выругал ее.

– Китти и Лизандер ведут, четыре – один, – сказал Боб не без удовольствия.

Зрители шумно приветствовали каждое очко.

Китти удалось сделать слабую подачу на Гермиону, и та, огорченная выговором Раннальдини, отбила мяч прямо на Лизандера, который так стремительно закрутил его ударом слева, что Раннальдини даже не шелохнулся.

– Кому-то скоро придется спасать не носорогов, а Раннальдини, – протянула Флора.

Толпа, кроме Рэчел и Гая, разразилась хохотом. Раннальдини был так взбешен, что, отбивая подачу Китти, убил бы ее мячом, если бы она не пригнулась.

– Легче, легче, – крикнул Лизандер и, повернувшись к Китти, спросил: – С тобой, малыш, все в порядке? Мы должны заставить их нервничать.

Раннальдини быстренько два раза пробил своей подачей Китти, сделав счет пять – три. И тут началось представление, заставившее толпу вскочить на ноги и вопить от возбуждения. Видя, что его жена подобно вишневому желе еле телепается по корту, Раннальдини приободрился и начал пускать мячи к самым линиям.

– Хорошо сыграно, партнер, – тяжело дыша, одобрила Гермиона.

– Двигайся, Китти, – попросил Лизандер.

Как маленький гиппопотам, Китти неуклюже просеменила по корту и, едва достав мяч вытянутой ракеткой, заставила его еле-еле перевалиться через сетку.

Раннальдини, вытиравшийся в это время полотенцем, не успел к нему.

– Шесть – три! Здорово мы сделали это, – завопил Лизандер.

– Грандиозно сыграно, Китти, – выкрикнула Наташа, до сердца которой дошел урок Ферди.

«И как я могу любить мужчину, который так переносит поражение?» – в отчаянии думала Флора.

Вновь настала очередь Лизандера подавать. Пригнувшись у сетки, Китти чувствовала пульсирующую боль в животе, но еще острее она ощущала присутствие Гермионы у задней линии. И уже никакого благодушия не было в том красивом лице, одна ненависть. Она только что отбила мяч прямо на Китти, сбила этим ударом с нее очки, отлетевшие в сторону. Ослепшая Китти стала на ощупь искать их.

– Прямо перед тобой, – закричала толпа. Примчался Лизандер и принес их от сетки.

– С тобой все в порядке, сердце мое?

«А ведь у нее изумительные глаза», – ни с того ни с сего подумал он, водружая очки на место. Надо будет сказать Ферди, чтобы он обучил ее носить контактные линзы.

Он не спеша вернулся на заднюю линию и сделал подачу длиннее, чем обычно, так что мяч чуть не вылетел за пределы корта. А разыгрывался сет-пойнт. Раннальдини принял подачу, мощно отбил на Китти, которая едва задела его, и мяч поплыл в воздухе.

– Блестяще! – воскликнул Лизандер. – Потрясающе отбила, Китти.

– Мой, – закричал Раннальдини, чтобы Гермиона отошла в сторону, и изготовился для стремительной атаки. Увы, ему не хватило дюйма роста. Мяч пролетел над верхним краем его ракетки и приземлился на корте в сантиметре перед внешней линией. Толпа взорвалась.