Людмила Немиро - Черная бабочка

Я любила его, боже. Сердце заходилось от воспоминаний. Он не мог так солгать. Я, черт подери, слишком сильно его любила… Мне было очень больно от всего, что наговорил о Зейне Стайлс.

— Ты здесь? — тишину нарушил низкий голос.

Я не шелохнулась в полумраке. Подумала и сказала:

— Я люблю Зейна до сих пор. Не хочу больше слышать о его подлости. Он не был таким.

Гарри тяжело вздохнул. Я физически ощутила его напряжение. Встала и посмотрела на него.

— Мне плевать на твои проблемы и на то, что вы не поделили. Я люблю его, Гарри, и не позволю тебе выдумывать все это…

Стайлс долго буравил меня темным взглядом. Я улавливала злость в его глазам даже без нормального освещения.

— Ты дура, Джен, — заключил Гарри ледяным тоном. — Живи в своем вымышленном мирке и тешь себя глупыми иллюзиями. Когда-нибудь сама поймешь, с каким дерьмом встречалась.

— Не думаю, что он хуже тебя.

Гарри подошел очень близко. Он смотрел надменно, сверху вниз, сдержанно, будто изучая.

— Ты не то говоришь мне, Дженни, тебе так не кажется? Ты все еще здесь, в моей квартире. Зачем все портить?

Я промолчала, потому что он был прав. Зачем? Разойдемся мирно. К черту прошлое. Мне страшно из-за будущего.

— Собирайся, — бросил Стайлс и, постояв еще пару секунд, развернулся и вышел из комнаты.

Я, выдыхая, опустила голову. Мне было стыдно из-за своих слов. Плевать, обидела я Стайлса или нет. Мне стало не по себе из-за того, что он сдержался. Я едва не нарвалась на неприятности. Когда уже мой язык перестанет опережать мысли? Я никогда не была такой резкой и грубой. Все изменилось. Люди меняются.

— Эй, на тебе лица нет, — проговорила Хейли, коснувшись моей головы рукой. Я сидела на стуле рядом с койкой и утыкалась лбом в плечо подруги. Это у нее шутки такие. Да, она всегда веселится. — Что-то стряслось?

— Не смешно, — пробормотала я, шмыгая носом. Не очень мне хотелось ее расстраивать, но вид у Стоун был отвратительный. Вся в синяках и ссадинах. Глаза заплывшие из-за сломанной переносицы. — Мне так жаль…

— Да прекрати уже, Джен, серьезно. Я жива и отлично. А то сама сейчас разревусь. К тому же Гарри пообещал «починить» мой нос. Как-нибудь съезжу на ринопластику. Все будет хорошо, милая.

— Его стало слишком много в наших жизнях, Хейли, — отодвинулась я и утерла ладонями слезы.

Подруга посмотрела на меня пристальнее, чем обычно.

— В твоей жизни, а не в наших, — поправила она меня. Я нахмурилась. — Это за тобой он таскается. Так что… Да, это все паршиво, Джен, тем более что моя мама, она в ужасе просто. Тут еще комиссар покончил с собой. По TV в одной программе разбирали трагедию с обрушением того здания. Все орут о преступнике Эдгаре Стайлсе. Город стоит на ушах. Что сейчас будет?

— Я не знаю. В одном уверена точно, нас в покое не оставят. Нужно защитить родителей. Иначе… Оу, кстати… Завтра я еду за мамой. Ее выписывают.

— Отлично! Хоть одна хорошая новость! Круто! А на чем ты поедешь?

Я замялась. Стоун протянула:

— Да ла-а-адно. Стайлс? Серьезно?

— Прекрати, Хейли, я сама его попросила. Маме нужен покой.

— Окей-окей, а почему к Сэмми не обратилась? — добила меня тем же вопросом подруга, которым ранее смутил Гарри.

— Да боже… я… — мне не дали ответить. В палату кто-то вошел, и я оглянулась. — Добрый вечер, миссис Стоун, — побледнела я и встала.

Кейси, поджав губы, скрестила руки на груди и уставилась на меня так, будто собиралась убить на этом самом месте.

— Водишься с преступниками и втягиваешь мою дочь? — процедила разозленная женщина.

— Нет, мэм, что вы. Я… Миссис Стоун, вы знаете меня с моего самого глубокого детства. Почему вы не верите мне?

— Потому что не могу поверить в то, как ты изменилась, Дженни. Мне противно. Стайлс вытворяет в Челси черти что, а ты бегаешь за ним. — Я покраснела от услышанного. — Нашла себе ухажера, так отцепись от Хейли.

— Мама! — повысила голос подруга. — Что ты несешь? Джен не виновата. Никто не виноват, кроме Эдгара Стайлса.

— Сын пошел по стопам отца! Так всегда! — выкрикнула Кейси, приближаясь ко мне. Я сжала пальцами свою сумку. Глаза предательски щипало. Я так ненавидела в этот момент Гарри, что будь он рядом, непременно накинулась бы на него. — А твоя мать еще и защищает его. Хлои, видно, покрывает тебя, но это исправимо.

— О чем ты, мама? — голос подруги задрожал, и я успокаивающе улыбнулась ей, хотя в моих глазах уже стояли слезы, и видела я чертовски плохо. Меня мутило от обиды, но я понимала чувства этой женщины. Ее дочь пострадала. Любая мать искала бы виновников случившегося.

Миссис Стоун гордо вскинула подбородок. На ее щеках блеснули слезы. Но истерики не было. Она просто страдала внутри, а на меня выплескивала злость.

— Если ты не перестанешь общаться с моей дочерью, Джен, я расскажу Хлои, кто такой этот твой Гарри Стайлс. Обещаю тебе, милая, ты еще ответишь за все.

Мои глаза остекленели. Я смотрела на Кейси и не узнавала ее. Вот что делает с людьми боль. Она сводит с ума. Убивает какие-либо светлые чувства, уважение, дружбу. Боль уничтожает все человеческое…

Я кивнула, медленно обходя женщину, после еще разок взглянула на подругу, изо всех сил заставляя себя улыбаться. Только так, и никак иначе. Чтобы Хейли не видела моей собственной боли. Я не могла сорваться при ней. Она будет чувствовать вину. Я не хочу этого.

Ошеломление и мольба на лице подруги, захлопнувшаяся за моей спиной дверь и гулкие шаги. Тупая боль в висках. Я все еще ненавижу тебя, Гарри. Когда ты поймешь, что ненависть — это неправильно? Может, тогда оставишь меня в покое?

* * *

Бессонная ночь. Жуткая до тошноты жгучая обида в груди. Презрение. Чувства смешались. Я не замечала времени. Час за часом, и в комнате стало светлее, пока серое небо не оповестило меня о новом дне.

Я встала. Прошла в ванную, как зомби, чувствуя себя чужой в этой квартире. Умылась, даже не взглянув на свое осунувшееся лицо. Выпила на кухне горького кофе.

И лишь около десяти утра, когда сотовый взревел громкой мелодией, напугав меня в этой звенящей тишине, я встрепенулась.

— Жду тебя внизу, — без приветствия сообщил знакомый голос, и я, прохрипев в ответ: «Хорошо. Я скоро», поплелась одеваться. Все же пришлось в спешке немного замазать красные пятна на лице, которые были последствием ночных рыданий. После этого я накинула куртку полегче, зная, что в машине будет жарко, и вышла из квартиры.

Гарри курил у машины, и вскинул на меня внимательные глаза, когда я, немного отворачиваясь от него, бросила:

— Привет.

Он докурил, уселся за руль. Я уже устроилась на переднем сиденье, пристегнувшись и глядя прямо перед собой.

Стайлс посмотрел на меня еще раз, завел двигатель и медленно выехал на главную дорогу.

— Что-то не так? — спросил он спустя некоторое время.

Мне совсем не хотелось делиться с ним проблемами. Тем более причиной их являлся он сам. Однако все равно вырвалось:

— Я вчера была у Хейли. Столкнулась с ее матерью… — дальше объяснять не пришлось, я боковым зрением уловила, как Гарри кивнул, поняв, о чем я. — Поверить не могу, — шепнула я, отворачиваясь и глядя в окно. Погода испортилась. Стало сыро и моросил дождь, убивая во мне все светлое, что я бережно хранила. Осталось какое-то беспросветное дерьмо. — Она запретила мне приближаться к Хейли, иначе, — я поглядела на Стайлса, который, сведя брови, смотрел на дорогу, — Кейси расскажет моей матери о тебе. О том, кто ты и чем занимаешься.

— И ты поверила ей? — вздохнул Стайлс, метнув в мою сторону короткий взгляд. — Она не может знать обо мне ровным счетом ничего. Только о моем отце. О нем теперь все наслышаны.

Я ничего не ответила, опять отвернувшись от него. Мне было тревожно. Я боялась за подругу. За маму. Да и за Кейси тоже. Неприятно сосало под ложечкой, и я все терла и терла ладонью грудную клетку, будто это могло мне как-то помочь.

Вскоре вид за окном сменился скучным пейзажем — серое небо, огромные пустынные поля с высохшей травой. И дождь. Бесконечный дождь. Мы молчали. Играло радио. Говорить совсем не хотелось. Я почти уснула, поскольку всю ночь не могла успокоиться. А здесь было так тепло, мягко укачивало. Так что я стала погружаться в сон и окончательно вырубилась.

Стайлс растормошил меня, когда мы уже оказались на огромных улицах Нью-Йорка. Мой сон оказался длинным. На машине до Нью-Йорка примерно пять с лишним часов езды, потому я успела неплохо выспаться. Меня немного удивило то, в каком положении я проснулась: сиденье оказалось разложено. Это уже Стайлс постарался.

— Спасибо, — буркнула я, потирая заспанные глаза, но Гарри только мельком взглянул на меня и снова отвернулся. Он много молчал. Я стала даже ощущать этот слегка подзабытый страх. Почему он такой угрюмый? Все еще решает свои вопросы? Или это из-за отца?..

Вырулив на широкую улицу, Стайлс остановился на светофоре и спросил:

— Ты не звонила матери? Она уже готова?

Я встрепенулась. Бог ты мой. Совсем из головы вылетело предупредить ее. Я вынула сотовый и набрала номер мамы. Та не ответила. Я прикинула в уме, что, вероятно, ее могут осматривать, спрятала телефон в карман, говоря:

— Сделаю ей сюрприз.

Стайлс кивнул. Вскоре мы, притормозив на пропускном пункте, пояснили охраннику, за кем приехали, тот проверил информацию в базе данных клиники, и мы въехали на парковку.

В странном напряжении мы поднялись на лифте на нужный этаж, предварительно узнав, куда именно надо подняться, и я, не выдержав уже в больничном коридоре, спросила:

— Почему ты не остался в машине?

Гарри, идя рядом со мной, сунул руки в карманы кожаной куртки, пожал плечами, снова промолчав.

— Что с тобой? — остановилась я.

— Со мной? — немного растерянно выдал он, и я поняла, что Гарри все это время думал о чем-то своем. Он тут же вздохнул, запустив пятерню в свои волосы, откидывая их назад, и добавил: — Отец все еще не под стражей. Это паршиво, Джен.

На этих словах я почему-то ощутила самый что ни на есть жуткий страх. Что-то было не так? Гарри что-то знал…

Он отвернулся и пошел вперед. Я проводила его взглядом.

Меня не удивило, когда он, быстро переговорив с медсестрой за стойкой ресепшн, кивнул в мою сторону, видимо, объяснив ей, что я дочь Хлои Дэвис, и двинулся дальше по коридору. Будто не я приехала за матерью, а он.

Вздохнув, я поплелась за ним, попутно улыбнувшись медсестре. Она ответила на улыбку тем же.

Какой-то визг, поднявшийся так внезапно, испугал меня до полусмерти. Я и без того нервная, а тут кто-то орет, будто не в себе. Не очень понимая, что происходит, почему все зашевелились, замелькала зеленая форма, почему Гарри застыл перед стеклом, за которым была чья-то палата, я медленно пошла к нему. Меня кто-то толкнул. Это была медсестра, она бросила свои извинения и забежала в ту самую палату.

Что творится в этой клинике? Ненормальные какие-то…

Странное оцепенение охватило все мое тело. Я тяжело переносила смерти. Даже чужие. Любая смерть была для меня чем-то за гранью возможного. Ведь сразу в голову лезли отвратительные мысли о родных…

Я все шла и шла. Казалось, коридор бесконечный. Потом остановилась. Вросла ногами в пол. Гарри смотрел на меня. Он никогда так не смотрел. А сейчас… Я не знала, как это понимать. Крики все еще звучали. Но я только сейчас поняла, что это были не вопли ужаса. Напротив, кто-то пытался помочь. Но кому?

Дыхание сперло. В груди разлилось что-то горячее. Я шагнула вперед. Ослабела. Потом…

Я побежала прямо к Стайлсу, который, резко сорвавшись с места, перехватил меня, на ходу отрывая от пола, а я просипела, уставившись за стекло палаты:

— Кто там? Что случилось? Я хочу посмотреть!

Множество людей в медицинской форме обступили чью-то койку и что-то делали. Они говорили друг с другом, передавая шприцы, зажимы, пока санитарка не втолкнула в палату каталку. Кто-то проорал:

— Большая потеря крови! Готовьте операционную! Живо!

— Зажмите рану! — выкрикнули в ответ.

— Гарри! — заревела я не своим голосом, принявшись вырываться. — Гарри! Кто там? Это мама? Это моя мама?