— Я не убивал его, — сказал он.

4

— Вы?!

Летти узнала бы этот хрипловатый голос где угодно, и хотя прежде она видела только его высокий силуэт на фоне звездного неба, очертания фигуры были ей знакомы.

— А кого вы думали увидеть, разъезжая вот так, в одиночестве? Или, может быть, вы с кем-то встречались здесь?

— Я ни с кем не встречаюсь, — презрительно бросила Летти и тут же поняла, что совершила ошибку. Было бы лучше сказать, что она ждет свидания, чтобы Шип подумал, будто где-то поблизости у нее есть защитник.

— Так, значит, вы совсем одна? Не говорите мне, будто вас не предупреждали, как это опасно для женщины. Или вы и приехали сюда, чтобы испытать чувство опасности? Может быть, мне считать ваш приезд приглашением?

Рэнсом вдруг страшно рассердился. Потому что она была так чертовски беззащитна и, казалось, не осознавала этого. Потому что она стояла здесь, такая красивая, и ветерок развевал завитки ее волос у висков, потому что она не понимала, какое впечатление производит на мужчин, с которыми он вел борьбу. Как легко было бы овладеть ею здесь, среди папоротников, как легко было стать таким, за кого она его принимала!

Глаза Летти сузились:

— Приглашением? К чему?

— Как — к чему? К еще большей порции прелестей, которых я вкусил, когда мы встречались последний раз.

— Вы, должно быть, сошли с ума! — Румянец, вспыхнувший на ее щеках, был вызван не только возмущением. — Я приехала на могилу моего брата, и ничего больше!

— Жаль. Это могло бы оживить такой скучный день.

Легкость, с которой он воспринял ее отказ, была не слишком лестна. При воспоминании о прикосновении его губ по телу Летти пробежала дрожь.

— Вы всегда можете нарядиться вот так, надвинуть поглубже шляпу и попугать местных жителей, — язвительно заметила она.

— Но не вас? — В таких словах звучала опасность. В его голосе прозвучала угроза, однако Летти предпочла этого не заметить.

— А я кажусь напуганной?

— Этого я сказать не могу. Или вы очень хорошая актриса, или просто глупы.

— Глупа?! — Летти задохнулась от возмущения.

— Давайте назовем это недостаточной предусмотрительностью, если точные слова вас обижают. Во-первых, вы не чувствуете грозящей вам опасности. Во-вторых, вы усиливаете ее, бросая мне вызов.

Оттого, что он был прав, переносить его колкости было совсем не легче.

— Вы хотите сказать, что, если бы я дрожала от страха перед вами, мне бы ничто не угрожало, а мой вызов позволяет вам сделать со мной все что угодно?

— Если одним словом, то да.

Летти презрительно усмехнулась:

— Я не верю в это. Вы все равно не сделаете мне ничего плохого.

— Не означает ли это, что вы на все согласны? — поинтересовался он, и слова его полоснули ее, как нож.

— Разумеется, нет!

— В таком случае вы, очевидно, не допускаете дурных намерений с моей стороны. Я и не знал, что вы думаете обо мне так хорошо.

— Нет! Я знаю, что вы способны на все что угодно.

— Должен сказать, так считают очень многие. Вы и не представляете, как это лестно, когда тебе приписывают любое преступление, совершенное в радиусе ста миль, — от ограбления пьяного сенатора до приставаний к шестидесятилетней вдове. Лестно, но вряд ли полезно.

— Интересно, и откуда же у людей возникла сама мысль, что это могли сделать вы? — спросила она с притворной наивностью.

— А мне интересно, почему же вы все еще не замужем с таким языком без костей?

Летти холодно посмотрела на него:

— Тогда еще вопрос. А вас почему до сих пор не повесили, если вы открыто ходите повсюду среди бела дня?

— Все дело в моей удачливости и трусости. Я показываюсь только перед безоружными жертвами.

Летти почему-то даже не подумала о том, что именно она может стать очередной жертвой Шипа. В голове у нее была только одна мысль: как можно сильнее обидеть его.

— Очень остроумно! — фыркнула она. Но Шип не обратил внимания на ее выпад — он вдруг стал серьезным и явно думал о чем-то другом.

— В тот день, когда был убит ваш брат, мы с ним вообще не виделись.

— Еще бы, он ведь был вооружен!

— Мисс Мейсон, я говорю вам совершенно откровенно, что не имею никакого отношения к смерти вашего брата.

Летти удивленно подняла брови:

— Откуда вы знаете мое имя?

— У меня есть источники информации.

— Я в этом не сомневаюсь.

— Вы не поверили ни одному моему слову?

— Интересно, а почему вы думаете, что я должна была поверить?

— От избытка оптимизма, я полагаю.

Летти услышала в его голосе горечь и удивилась. Эта беседа на могиле Генри внезапно показалась ей циничной. Она отвела взгляд, отвернулась и отошла на несколько шагов. Она знала, что Шип идет за ней, слышала шелест травы под ногами, однако он не приближался.

— Если не вы, то кто? — бросила Летти через плечо.

— Этого я не знаю, но, скорее всего, местные джейхокеры. Последнее время они не на шутку разошлись.

— Странно, мне казалось, что вы должны одобрять их действия. — Она резко повернулась к нему, ее темно-карие глаза сверкали. — Брат писал мне, что вы доставляете армии больше хлопот, чем все разбойники и Рыцари Белой Камелии, вместе взятые! Он был уверен, что вы являлись организатором, если не непосредственным участником, ограбления почты, о котором много говорили за два месяца до его смерти. Он также считал вас виновником гибели нескольких переселенцев, которые направлялись на запад и везли среди прочих вещей золото. Он писал мне, что вы — настоящий дьявол, хотя некоторые называют вас ангелом мести. Что вы строите из себя этакого благородного рыцаря и действительно могли бы служить добру и справедливости, силы для этого у вас есть. Но вы направили свой разум на убийства и грабежи и, что хуже всего, сделали из этого игру!

— Я никогда не изображал из себя закованного в латы рыцаря или какого-то крестоносца. Все, чего я пытаюсь добиться, чтобы как можно меньше людей пострадали, пока продолжается это сумасшествие, называемое Реконструкцией. Я стараюсь все делать так, чтобы, когда она закончится, люди смогли уважать себя и смотреть друг другу в глаза…

Нахмурившись, Летти перебила его:

— Генри сообщил мне кое-что еще. Он писал, что напал на ваш след и догадывается, кто вы на самом деле. Я считаю, именно поэтому он и погиб. Не из-за денег, хотя вы забрали их, раз уж они были, а потому, что он знал, кто вы!

Рэнсом не ответил, однако глаза его под широкополой шляпой превратились в узкие щелки. В напряженной тишине звук от упавшей на землю с вершины дерева ветки показался громом. Поднимался ветер, становилось прохладнее; наверху сгущались тучи.

Когда Рэнсом наконец заговорил, его слова звучали тихо, но резко:

— А вы, мисс Мейсон? Что знаете вы? Раскрыл ли вам ваш брат свои подозрения?

— Вы действительно полагаете, что были бы сейчас на свободе, если бы он это сделал?

Летти с огромным трудом выдержала направленный на нее, тяжелый взгляд, отчасти из гордости, отчасти сознавая, что отвести глаза значило бы вызвать сомнение в правдивости своих слов. А следовательно, и смерть. Все говорило о том, что Шип не позволит ей уйти, даже если поверит в то, что она сказала. Однако шанс есть всегда.

О, если бы у нее был пистолет! Генри научил ее стрелять еще много лет назад. Тяжелый армейский «кольт» изменил бы соотношение сил в ее пользу. Может быть, ей даже удалось связать Шипа, привезти в Накитош и сдать властям. Она бы застала его врасплох: ведь он не ждал от нее никакой угрозы. Он привык, что боятся всегда его…

Летти тряхнула головой. Такие мысли до добра не доводят. Вместо этого она сосредоточилась на внешности собеседника, пытаясь запечатлеть ее в своей памяти. Это было затруднительно, так как он сохранял дистанцию. Вся верхняя часть его лица скрывалась в тени, отбрасываемой шляпой; наверное, именно поэтому так расходились показания очевидцев относительно цвета его глаз. Волосы Шипа казались темными, а кожа — довольно смуглой. О нижней части лица тоже нельзя было сказать ничего определенного: разглядеть ее мешали свисающие усы. В целом же создавалось впечатление, что этот человек был довольно привлекателен — до тех пор пока избранная им жизнь не наложила на внешность свою печать.

Встревоженный настойчивостью ее взгляда, Рэнсом отступил еще на шаг назад и нетерпеливо махнул рукой.

— Я советую вам отправляться домой, пока вы еще можете это сделать. Не туда, где вы недавно остановились, а домой — на Север. Там вы хоть будете понимать, что делаете, и сможете вмешиваться в чужие дела, не подвергая себя опасности.

Первым ее желанием было броситься ему на шею, но Летти подавила этот нелепый порыв.

— Ваша забота безгранична. Могу ли я это понимать так, что вы меня отпускаете? — сухо спросила она.

— А я вас и не держал, — ответил он так же сухо. — Иначе вы бы сразу заметили, что я вас отпустил.

Летти смотрела на него во все глаза и чувствовала, что ее сердце начинает трепетать, а по всему телу растекается какая-то странная слабость. За этим скрывалось что-то, что она осознавала лишь смутно и что, однако, повергало ее в ужас. Это была вполне отчетливая реакция самого ее существа на сдерживаемую мощь и настоящую мужскую силу, которые она ощущала в стоявшем перед ней человеке. Летти презирала себя за это, но поделать ничего не могла: ее тело вдруг перестало повиноваться ей.

Оторвав свой взгляд от его глаз только усилием воли, она развернулась, махнув жесткими юбками, и бросилась бежать.

Путь назад — через ручей и вверх по склону к тому месту, где она оставила коляску, — показался Летти самым длинным из всех, что ей приходилось проделывать за свою жизнь. Она чувствовала на себе взгляд Шипа и была почти уверена, что он двинется за ней следом, протянет к ней руки и скажет, что передумал. Ведь от этого человека можно ожидать чего угодно!

Добравшись до коляски, Летти некоторое время сидела, обхватив руками колени, а всю ее, от головы до носков высоких ботинок, сотрясала сильная дрожь. Она никак не могла осознать, что с ней только что произошло, не могла поверить, что она так дерзко говорила с убийцей своего брата. Слова, которые она произнесла, возвращались и звенели в ее ушах. Летти была поражена тем, что еще жива. Но ни одно из этих слов она бы не взяла назад. Удовольствие сказать Шипу в лицо все, что она о нем думает, стоило того, стоило того! В конце концов, она пересилила собственный страх, и это наполняло ее сердце гордостью.

Летти оставила у ручья салфетку, в которую был завернут обед, и свою шляпу, но не собиралась возвращаться за ними. Натянув поводья и стегнув ими по крупу кобылы, она развернула коляску и пустилась в обратный путь.

Ветер раскачивал верх коляски, закручивал песок, вылетавший из-под копыт, и швырял его Летти в лицо. Небо становилось темнее. Время от времени доносился рокот далекого грома, но дождь не начинался.

Дорога петляла между деревьями и казалась бесконечной. Летти погоняла лошадь, как будто по пятам за ней гнались злые фурии, а однажды ей показалось, что она услышала позади стук подков. «Это воображение, успокоила она себя, — или просто эхо от подков моей собственной лошади. Зачем Шипу гнаться за мной? Он же сам меня отпустил!» Тем не менее она подстегнула лошадь и несколько раз в волнении оглядывалась и посматривала на сгущающиеся темные тучи.

Странно, как похожи изрытые дороги в этих местах. Несколько раз Летти притормаживала у развилок, не зная, куда повернуть. Она всегда выбирала самую укатанную дорогу, но время шло, а ничего знакомого на пути не попадалось, примеченные ранее ориентиры не появлялись. Летти уже начала опасаться, не заблудилась ли. Она достала карту, но, поскольку солнце скрылось за тучами, сориентироваться было невозможно. Даже спросить дорогу было не у кого: в этих местах на многие мили вокруг не было ни домов, ни поселков, и навстречу ей никто не попадался.

С непривычки к езде руки и ноги болели от напряжения. Летти приказала себе расслабиться, но у нее ничего не вышло. Впереди показался брод через речушку, которой не должно было быть на дороге, по которой она ехала. Нахмурившись и сжав губы, она пустилась вниз, к заросшей тростником речке. Внезапно по обе стороны от коляски возникли два всадника верхом на низкорослых лошадях, с длинными, нечесаными волосами, в давно потерявших форму шляпах и выцветшей грязной одежде. Летти была так измотана, что даже не задумалась об их намерениях, однако на всякий случай схватила кнут. И когда они приблизились и потянулись к поводьям, хлестнула лошадь изо всех сил. Она погнала рыжую кобылу вперед, в воду, и та, с трудом преодолев илистое, затягивающее колеса мелководье, вывезла коляску на другой берег. Летти слышала сзади крики и проклятия, плеск воды под копытами лошадей всадники бросились в погоню, и она понимала, что им ничего не стоит догнать ее.