— Мы все должны набраться терпения.

— Но только подумайте, что скажут люди!

— Ну, это не имеет никакого значения. — Впервые тетушка Эм не смогла скрыть своего раздражения.

— Для нас — безусловно. Но вы только подумайте, что придется вынести Рэнни, когда на него станут показывать пальцем и шептаться у него за спиной. И так многие избегают его. Представьте только, если теперь к тому же будут думать, что он опасен.

— Никто из тех, кто его знает, ни на минуту не поверит, что Рэнни способен на убийство.

— Люди поверят чему угодно, — заметила Салли Энн, бросив быстрый взгляд в сторону Летти.

Летти так и не решилась спросить, допускают ли тетушка Эм и Салли Энн мысль о том, что Рэнни мог совершить преступления во время приступов безумия. Ее положение и без того было слишком щекотливым. Еще ночью, после разговора с тетушкой Эм, она пыталась убедить себя, что это невозможно, но эта мысль упрямо не выходила из головы, доводила до исступления. В эту теорию легко вписывались все известные ей факты, и такую возможность нельзя было исключать.

Между тем тетушка Эм проявила по отношению к ней неожиданную терпимость. Летти не удивилась бы, если бы ей велели собрать вещи и указали на дверь еще до рассвета. Может быть, для нее так было бы и лучше. Летти не сомневалась, что тетушка Эм и кузина Рэнни расценивают ее попытку заманить Шипа в ловушку как предательство и не говорят об этом лишь по причине благовоспитанности. Может, они и сочувствовали ее стремлениям найти убийцу брата и отдать его в руки закона, но только не тогда, когда это грозило опасностью человеку, которого они считали своим защитником.

— Они не будут держать Рэнни долго, — уверенно повторила тетушка Эм, хотя в глазах ее застыла боль. — Настоящий Шип обязательно объявится. Он совершит новую вылазку, и все увидят, как глупо держать под арестом Рэнни.

— Надеюсь, что так и будет, — вздохнула Салли Эм.

Летти тоже на это надеялась. Ей так хотелось убедиться, что Рэнни был таким, каким она его знала: добрым, нежным и славным.

— Как вы думаете, не стоит ли оставить для Шипа записку в дупле и попросить его появиться где-нибудь на публике? — В голосе тетушки Эм была надежда.

Салли Энн взглянула на Летти, и та подумала: как все-таки странно, что обе они считают ее большим знатоком всего, что касалось Шипа.

— Думаю, если он прошлой ночью слышал шум и узнал, что случилось, он будет держаться от пруда Динка подальше, — сказала она, а про себя добавила: «Разумеется, если только не его арестовал полковник Уорд».

— Конечно, он узнает об этом, как же я сразу не подумала? Я не могу представить, что он захочет, чтобы Рэнни страдал из-за него. Не сомневаюсь: через день-два мы услышим о какой-нибудь его новой проделке.

Летти повернулась, чтобы лучше видеть тетушку Эм.

— А вы разве так не думаете? Он должен жить не дальше двух десятков миль от Накитоша — иначе откуда ему известно, что происходит в округе и кто нуждается в помощи. У него наверняка есть здесь какое-то убежище: ведь ему удается всякий раз словно сквозь землю проваливаться.

Эти рассуждения были слишком хорошо знакомы Летти.

— Если уж вы все это знаете, кто, по-вашему, это может быть?

Воцарилось напряженное молчание. С горечью Летти осознала, что, если они и знали что-то, ни тетушка Эм, ни Салли Энн не собирались произносить имени этого человека в ее присутствии.

— Пожалуйста, забудьте, что я об этом спрашивала, — пробормотала Летти.

— Ах, боже мой, какие тяжелые времена! — вздохнула тетушка Эм. — Когда я думаю, какой простой и приятной была наша жизнь раньше, мне хочется плакать.

— Сейчас происходят страшные вещи, — согласилась Салли Энн.

Летти готова была ухватиться за малейшую возможность перевести разговор на волновавшую ее тему:

— Действительно страшные. Не думали ли вы о том, что во всех этих убийствах есть что-то… безумное?

— Безумное?

— Ну, например, вспомните, как тому несчастному сломали шею или как варварски бросили в колодец тело Джонни.

— Это скорее напоминает животных, — заявила тетушка Эм. — Животных, для которых убить человека и прихлопнуть муху — одно и то же. Мне не раз приходилось сворачивать головы курам. Я делаю это потому, что так быстрее, меньше крови и шума. Думаю, так было и с тем несчастным. Может быть, рядом с местом, где его убили, было жилье, и люди могли услышать выстрел и прийти на шум. А что касается Джонни, останки животных и другой мусор нередко сбрасывают в заброшенные колодцы. Думаю, так просто было удобно. Удивительно, что его вообще нашли.

— Так вы полагаете, все это дело рук бандитов?

— Бандитов, джейхокеров, называйте их как хотите.

— И вы все же думаете, знак Шипа оставляют на трупах, чтобы свалить вину на него?

— Другого объяснения нет.

— А вам не кажется, что это слишком… удобное объяснение?

— Но все другие кажутся мне маловероятными. Чего ради человек, который, рискуя жизнью, спасает других, будет вдруг убивать?

— Например, чтобы спасти себя, если его разоблачили.

— Вы не хотите поверить в благородство Шипа, потому что это означало бы, что ваш брат ошибался. — Голос пожилой женщины звучал непреклонно.

— Ну, хорошо, — сказала Летти напряженно, — допустим, между Шипом и бандитами, которых знал Джонни, нет никакой связи. Предположим, кто-то хочет бросить подозрения в содеянном бандитами на Шипа. Но зачем?

— Думаю, вначале это нужно было, чтобы о существовании бандитов в округе узнали как можно позже. Не исключено, кстати, что впервые этим воспользовались, когда был убит ваш брат. И пока все бросились на поиски Шипа, у бандитов и их осведомителя было достаточно времени, чтобы избавиться от золота. Это сработало один раз, а потом опять и опять.

Летти слушала пожилую женщину, напряженно размышляя. Это было похоже на правду.

— А, как по-вашему, кто их осведомитель?

— Я об этом тоже думала. Это наверняка кто-то, кто знает Шипа, догадывается, когда он появляется и исчезает. Поэтому они действовали наверняка: прикрываясь именем Шипа, не было случая, чтобы нашлись свидетели, которые видели бы его в это же время совершенно в другом месте.

— Кто же это?

Тетушка Эм всплеснула руками.

— Понятия не имею!

— Думаю, этот человек изменяет внешность так же, как Шип, — заметила Салли Энн.

— Может быть, — сказала тетушка Эм.

Именно эта возможность вызывала дурные предчувствия, о которых Летти не хотелось думать. А вдруг человек, с которым она занималась любовью, был не Шип, а этот осведомитель?

Нет. Какое-то внутреннее чувство не допускало такой мысли.

А мог ли быть этим осведомителем Рэнни?

У него в эти прошедшие недели было много возможностей слышать разговоры офицеров федеральной армии, которые дневали и ночевали у них в доме. Кроме того, он часто ездил в город — возил тетушку Эм, Салли Энн, да и саму Летти. В его присутствии люди говорили обо всем, не опасаясь, хотя Летти часто казалось, что он слышал и понимал гораздо больше, чем все думали.

А если осведомителем был сам Шип? Если все его добрые дела были лишь прикрытием для других, более прибыльных преступлений?

Возможных вариантов было слишком много. Летти очень хотелось ни о чем больше не задумываться, а просто поверить в объяснения тетушки Эм. Ее взгляд на мир был таким ясным и незамысловатым: зло и добро очевидны, и каждое на своем месте. Шип представлял правое дело, бандиты были слугами дьявола, а Рэнни — несчастной жертвой. Однако Летти уже знала, что все гораздо сложнее…

Добро и зло. Ангел и дьявол.

Ее преследовали эти слова, как будто в них был тайный смысл, который нужно было расшифровать. И этот смысл все время ускользал от нее.

По знаку тетушки Эм Салли Энн взяла кофейник, о котором совсем забыли, и начала разливать по чашкам горячий крепкий кофе.

— Думаю, нам придется подождать, — вздохнув, сказала она. — Я очень просила Томаса отпустить Рэнни, но он намерен его задержать. Наверное, это связано с тем, что скоро должен прийти еще один груз с золотом для армии. Может быть, когда он будет отправлен дальше, в Монро, Томас станет более благоразумным.

— Он сказал вам о грузе? — Летти не могла сдержать удивления.

Салли Энн пожала плечами:

— Я была очень настойчива, а он знает, что может доверять мне. Он даже сообщил точную дату: во вторник, в четыре тридцать. Груз будут сопровождать два человека.

— Но это может нам очень пригодиться! Если кто-то попытается напасть… — начала тетушка Эм.

— Тогда Рэнни будет спасен, — закончила за нее Салли Энн.

Все это время мальчики играли во дворе. Летти заметила, что Лайонел старается не подходить близко к веранде, и то и дело ловила на себе его гневные взгляды. Странно: то, что Лайонел старается держаться от нее подальше, ранило Летти больше всего. Она ожидала, что он, как никто другой, поймет ее. Ведь должен же он знать, что она меньше всего хотела причинить вред Рэнни и очень сожалела, что именно он попал в ее ловушку. Больше того, Летти надеялась, что Лайонел немного привязан и к ней тоже…

Неожиданно она увидела, что младший мальчик бежит к ним от другого конца дома.

— Посмотрите! — закричал он, взлетев по ступенькам. — Смотрите, что я нашел!

— Не спеши так, а то шею свернешь, — сказала Салли Энн, не отрывая глаз от чашки, в которую наливала кофе. А когда Питер, прижавшись к спинке ее стула, протянул к ней свой сжатый кулачок, она свободной рукой пригладила его светлые волосы, упавшие на лицо. — Тебе нужно причесаться.

— Да, ма. На посмотри!

Он разжал кулак — и Салли Энн вскрикнула. Кофейник с грохотом выпал из ее рук. Тетушка Эм подалась вперед; Летти застыла.

Питер был так поражен их реакцией, что отпрыгнул от неожиданности. Панцирь саранчи выпал из его ладони, скатился вниз по юбкам Салли Энн, свалился на пол и лежал там, как опавший лист, освещенный ярким солнцем.

Тетушка Эм пришла в себя первой.

— Где ты это взял?

Питер озадаченно озирался по сторонам:

— Там, у магнолии. Я не убивал ее! Панцирь был уже пустой. Рэнни говорит, что они остаются висеть на деревьях, когда больше саранче не нужны.

— Да, так и бывает каждый год, как раз в это время, — сказала тетушка Эм. — Помню, как я это рассказывала Рэнни, когда он был таким, как ты.

— Можно, я его оставлю у себя?

— Разумеется, дорогой мой, если тебе нужна такая ерунда.

Питер поднял панцирь, нацепил его себе на нос и вприпрыжку убежал. Салли Энн вновь села, прижимая руку к груди.

— Господи, а я уже решила, что это… что это знак.

— Я тоже, — сказала тетушка Эм, — Жаль, что это не так…

Когда солнце медленно сползло по стене дома, заставив их перейти на переднюю веранду; приехали Тайлеры — мать и отец Салли Энн. Миссис Тайлер привезла с собой слоеный торт, покрытый ежевичным желе. Она сама его испекла. К торту подали еще кофе, они сидели и разговаривали о Рэнни — о его детских шалостях и о том, каким он был в юности. Они не то чтобы игнорировали Летти — это было бы слишком невежливо, — но им нечего было ей сказать. Летти обдумывала подходящий предлог для того, чтобы уйти к себе в комнату, когда приехал Мартин Иден.

— Тетушка Эм! — воскликнул он, поднимаясь по ступенькам со шляпой в руке. — Не могу выразить, как я сожалею о том, что случилось с Рэнни.

Тетушка Эм обняла его, глаза ее увлажнились.

— Хорошо, что ты приехал, — сказала она.

— Я уже виделся с ним. Я изо всех пытался убедить полковника Уорда в том, что он совершает ошибку. Но полковник настроен во что бы то ни стало найти козла отпущения, каким бы нелепым ни казался выбор. Он и слушать меня не захотел.

— Я знаю, Мартин. Я тоже говорила с ним.

— Могу ли я что-нибудь сделать для вас или Рэнни?

— Спасибо. Ничего не нужно. Не сегодня.

— Я подумал, с собой ли у него гармоника? Это могло бы его развлечь.

— Сейчас подумаю. По-моему, нет. Нет, он ее не взял. Я поищу ее, и ты сможешь ему передать.

— Хорошо. Мне будет легче, если я хоть что-нибудь сделаю для него, пусть самую малость. Ведь несколько дней меня не будет в городе.

— Дела, Мартин? — Салли Энн прищурилась.

— Да, к сожалению.

— Понимаю. Тебе ведь приходится прыгать всякий раз, когда хозяева щелкают кнутом?

— Да, именно так, — сухо согласился он.

— Жаль, что ты уезжаешь.

— Отчего же? Ты хотела о чем-то меня попросить?

— Я-то думала, ты мог бы сделать что-нибудь, чтобы освободить Рэнни, а не просто передать гармошку! — вызывающе бросила Салли Энн.

Мартин усмехнулся: