В тот день, когда брат Летти был убит, он тоже ехал по этой дороге. Ему было поручено отвезти жалованье солдатам федеральных войск, расквартированных в Монро и восточных гарнизонах. Офицеры, перевозившие деньги, могли потребовать себе сопровождение в целях безопасности, однако считалось, что сопровождение только привлекает излишнее внимание. Многие предпочитали перевозить деньги в одиночку, в седельных сумках, выдавая себя за простых посыльных. Однако этот способ годился лишь при условии сохранения строжайшей тайны.

В день, когда убили брата Летти, с формированием эскорта, который должен был его сопровождать, произошла какая-то задержка. Генри Мейсон не стал ждать и отправился один. Может быть, кто-то заметил, как он выезжал из города и как объемны и тяжелы его сумки. А может быть, имела место утечка информации о передвижении денег. Как бы то ни было, дело кончилось тем, что кто-то подстерег Генри у ручья и застрелил его.

Летти не сомневалась в том, что это сделал Шип. Генри Мейсон давно проявлял интерес к его действиям и даже описывал некоторые из них сестре. Ему было поручено расследовать преступления Шипа, и Генри энергично принялся за дело. Правда, многими поступками Шипа он был озадачен, а некоторые вызывали у него невольное восхищение. Как бы то ни было, со временем он составил словесный портрет этого человека, хотя и допускал, что может ошибаться. Генри считал его бесстрашным, дерзким и дьявольски хитрым. Он писал, что Шип знает окрестности, как их может знать только уроженец здешних мест, и отмечал, что он чертовски удачлив. Более того, Генри обнаружил в нем довольно мрачное чувство юмора в самых невероятных ситуациях. Когда же того требовали обстоятельства, Шип проявлял самую бессовестную жестокость. Возмущенный и в то же время заинтригованный, Генри искал в окрестностях Накитоша людей, которые походили бы на составленный им портрет.

Потом он напал на какой-то многообещающий след и написал Летти, что скоро сможет сообщить ей имя этого человека. С этим следует немного подождать, потому что он еще не до конца уверен. Его главная задача теперь собрать необходимые доказательства и добиться ответственности Шипа перед законом за совершенные преступления.

Через два дня после того, как было отправлено последнее письмо, Генри убили. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что его убил Шип. У него было два мотива — кража денег и устранение угрозы раскрытия.

Солнце нещадно палило, дорожный песок, казалось, впитывал и накапливал жару. Он со свистом опадал с колес и вздымался за коляской белым облаком. Полчища мух кружили вокруг взмыленной лошади и мелькали перед лицом Летти. Ближе к полудню тени почти не стало — даже в полосках леса тени отступили к самым стволам деревьев. Воздух стал густым и душным, было трудно дышать.

Однако, несмотря на эти неудобства, Летти начинала нравиться ее прогулка. Вокруг, вдоль дороги и прямо на ней между колеями колес, росло множество диких цветов: желтые ромашки, розовые и белые маки, пышные шарики багровых и белых соцветий на длинных выгнутых стебельках ежевики. То и дело она переезжала через ручей или речку по узкому бревенчатому мосту без перил, а то и вброд, поднимая веера прохладных брызг. Несколько раз, ожидая, пока лошадь напьется и передохнет, прежде чем снова отправиться в путь, Летти сидела в коляске прямо посреди воды и наслаждалась тенью деревьев. Птицы на разные голоса выводили замысловатые мелодии, им вторили сверчки и лягушки. Напуганные зайцы перебегали перед ней дорогу, а один раз она увидела большую олениху — та спокойно смотрела, как Летти проехала мимо. Вблизи ферм ей иногда приходилось останавливать коляску и ждать, пока не уйдут с дороги жующие траву коровы или выводки поросят, катающихся в грязных рытвинах.

За все время пути Летти почти никого не встретила. Только два офицера федеральной армии, проезжая мимо, отсалютовали ей, а затем повернулись в седлах и долго смотрели вслед. В другой раз она с трудом разминулась с повозкой, набитой лохматыми ребятишками, — какое-то семейство направлялось в город. А еще Летти видела белобородого старика со стадом в два десятка довольно грязных овец.

Мили убегали из-под колес. Летти не считала себя большим знатоком лошадей, но рыжая кобыла, запряженная в коляску, казалась ей необыкновенным, замечательным животным, готовым откликнуться на малейшее движение поводьев. Летти почти не пользовалась кнутом — она чувствовала на себе ответственность за эту лошадь, понимая, какую ценность та представляет для тетушки Эм.

Странно, но никогда еще Летти не чувствовала себя такой свободной. Возможно, это чувство возникло потому, что она была одна, вдали от семьи, друзей, в чужом краю. Ведь женщин всегда так оберегают, они связаны столькими ограничениями, запретами, предостережениями, что редко имеют возможность испытать это чувство — быть самой по себе. А на Юге, насколько она слышала, женщины были стеснены еще больше, чем в ее родных местах. Неудивительно, что полковник Уорд, воспитанный в духе ответственности мужчин за все, что делают дамы, счел своим долгом отговорить ее от поездки к ручью. Больше никому не пришло в голову отговаривать ее от этого путешествия. Правда, она никому и не говорила о своих планах…

Как бы то ни было, она наконец предпринимает хоть что-то, чтобы раскрыть обстоятельства смерти Генри. Летти так долго думала об этом, столько мучилась, что, Казалось, этот день никогда не наступит. Не то чтобы она рассчитывала узнать что-либо важное, лишь только посмотрев на место, где он был убит. Но это место, с которого нужно начать, чтобы лучше представить, что же произошло. Тогда она сможет строить предположения.

Летти сделала остановку у дома фермера. Это было грубое строение из бревен, состоящее из двух домиков, соединенных между собой открытым коридором. Когда Летти подъехала ко двору, ей навстречу выскочило несколько собак, не скрывая своих агрессивных намерений. На лай из дома вышла жена фермера, вытирая руки о фартук. Она прикрикнула на собак, и те успокоились.

Женщина внимательно посмотрела на Летти, и, по-видимому, ей понравилось то, что она увидела. Подозрительность на ее лице уступила место дружелюбной улыбке.

— Доброе утро. Не хотите зайти в дом и передохнуть?

— Нет, спасибо, — сказала Летти, пожалев, что не может воспользоваться предложенным гостеприимством. — Я ищу одно место… Где-то неподалеку тут должен быть ручей. Может быть, вы мне поможете?

— Ручей? Здесь только один ручей — в нескольких милях отсюда, на другом берегу Соленой речки. Там погиб солдат-янки.

Летти почувствовала комок в горле.

— Именно это место мне и нужно. Так, значит, я на верном пути?

— Вернее не бывает. — В усталых глазах женщины мелькнуло любопытство. Но хотя она подошла поближе к коляске, чтобы лучше видеть и слышать, не было задано ни одного вопроса — в этих местах спрашивать считалось неучтивым. — У меня на плите готовятся овощи, а в духовке прекрасный пудинг. Может быть, попробуете?

Летти взялась за поводья, лицо ее светилось от теплой улыбки:

— Это так любезно с вашей стороны, но мне нужно спешить.

Женщина кивнула.

— Будьте осторожны, — как-то подчеркнуто сказала она и, прикрывая глаза ладонью, смотрела вслед Летти, пока та не исчезла из виду.

За фермой дорога пошла по девственному лесу. Пышные кроны дубов и сосен, серые и черные эвкалипты закрывали небо. Под ними был еще один этаж из деревьев поменьше — кизил и шелковица. Вдоль дороги, где больше света, они были увиты вьюнами, которые сплетались с кустарником, создавая непроходимую стену.

Ориентир, который указала Летти жена фермера, открылся неожиданно. Это была широкая поляна у изгиба дороги со следами нескольких костров. Здесь, неподалеку от ручья, останавливались на ночлег путники, следующие по военной дороге на запад, в Техас.

Летти остановила коляску в тени и спустилась на землю. Она привязала лошадь, взяла свой обед, завернутый в салфетку, и направилась к едва различимой тропинке между деревьями, которая, судя по всему, вела к ручью.

Под пологом деревьев стояла прохлада. Тропинка вилась меж невысоких кустов и была покрыта толстым ковром хвои. Она довольно круто спускалась к небольшому ручью с берегами, поросшими мхом. Воздух пахнул сырой землей и увядшей зеленью. У бегущей вдоль подножия холма воды виднелась полянка, заросшая папоротником мягко-зеленого, какого-то райского цвета. В чистую гладь ручья вливались ручейки поменьше, бегущие по высоким берегам, отражая, как лесные зеркала, зелень сходившейся над ними листвы.

Спустившись на поляну, Летти обнаружила, что кто-то позаботился о том, чтобы ручей стало удобней использовать. В него, наподобие бездонной бочки, был опущен кусок ствола кипариса без сердцевины. На склоненном над ручьем побеге кизила на кожаном ремне, продернутом через ручку, висел черпак, сделанный из тыквы. В воде плавали два зеленых листа, на одном из них сидела оранжево-черная бабочка. Больше ничто не нарушало безупречную чистоту воды.

Летти отодвинула листья, наполнила водой чашку, которую ей дала Мама Тэсс, и стала жадно пить. Зачерпнув воды еще раз, она намочила носовой платок и стерла дорожную пыль с рук и лица. Затем, отойдя на несколько шагов, разложила среди папоротников салфетку и принялась за еду.

Она не помнила, чтобы была когда-нибудь такой голодной. Наверное, свежий воздух, возбуждение от предстоящего осуществления давно задуманного, привкус возможной опасности вызвали у нее этот страшный аппетит. Летти ела так, словно боялась, что вот-вот кто-то вырвет у нее из рук кусок курицы. Когда был съеден последний кусочек торта, она вытерла пальцы о вафельную салфетку и огляделась. Вокруг не было ни души, слышалось только стрекотание цикад, да какая-то птица заливалась в чаще. Улыбаясь самой себе, Летти сняла шляпку и отбросила ее в сторону, затем, откинувшись назад, легла среди папоротников. Луч солнечного света, пробивающийся через свод зеленого храма над ее головой, слепил глаза. Она закрыла их и тут же почувствовала, что это один из тех редких мимолетных моментов, когда все чувства обострены, и это было прекрасно. Летти долго лежала без движения, наслаждаясь своими ощущениями.

Солнце скрылось за облаками, и в лесу потемнело. Летти очнулась, почувствовав на шее щекочущее прикосновение травинки. Она села и потянулась за чашкой. Хотелось еще пить: вода была такая вкусная, лучше самого изысканного шампанского.

Напившись, Летти огляделась вокруг — и только тут заметила крест. Это было грубое сооружение из двух сучковатых почерневших сосновых палок, сколоченных вместе. Крест стоял на высоком гребне за ручьем, на противоположной стороне от того места, где она оставила коляску. Трава вокруг него была очищена от прошлогодних листьев и хвои, как будто кто-то пытался придать могиле подобающий вид.

Могила Генри. Летти знала, что она где-то рядом, но не ожидала, что так близко. Ей рассказывали, что какой-то парень с ближайшей фермы, разыскивая пропавших коров, увидел кружащих над ручьем канюков и пошел посмотреть. Он обнаружил тело Генри у самой воды, как будто кто-то застрелил его, когда он наклонился, чтобы напиться. Убийца Генри забрал его документы, снял верхнюю одежду и оставил его на растерзание диким зверям. Тело похоронили, не опознав. Только потом выяснилось, что это был курьер, который вез из Накитоша деньги для солдат.

Летти осторожно поставила чашку. Подхватив юбки, она двинулась вброд через ручей, потом вверх по гребню между деревьями и кустами и не остановилась ни разу, пока не дошла до креста.

Если когда-то на могиле и существовал холмик, сейчас она была почти плоской, покрытой пучками травы, молодыми побегами сосны и эвкалипта. В молчаливом одиночестве она нависала над ручьем и поросшей папоротником полянкой.

Летти нежно прикоснулась к грубой поверхности креста. Она смотрела на него сквозь слезы и видела Генри таким, каким он был в их последнюю встречу, — смеющимся, взволнованным предстоящим путешествием. Когда Летти провожала его на вокзале, он обнял ее, хотя такое откровенное проявление привязанности между ними было редкостью. А когда поезд тронулся, он высунулся из окна и махал ей, пока не скрылся из виду. Генри любил яблочный пирог и клены, старинные книги и грозу. А сейчас он был мертв. Убит. Остался лежать в одиночестве в этом забытом богом месте…

Летти ничего не услышала — она почувствовала спиной. Внезапное, какое-то первобытное напряжение нервов предупредило ее, что она уже не одна. Летти подняла голову, смахнув слезы быстрым, почти неуловимым движением. Внутренняя тревога нарастала, кровь стыла в жилах. Всмотревшись в деревья по другую сторону поляны, она увидела его.

Мужчина в потертом черном костюме, высокий и неподвижный, стоял в тени большой сосны, почти сливаясь с ней. На ремне его висел револьвер, черная шляпа была так низко надвинута на глаза, что почти скрывала лицо. Когда он отошел от дерева, стала заметна темная полоска усов.