Джорджетт Хейер - Черная моль

Она присела в реверансе и удалилась, опираясь на руку виконта.

В этот момент Ричард услышал за спиной знакомый тягучий голос.

— Что я вижу, мой дорогой Дик? Вы — и у ног этой веселой вдовушки?..

Карстерс обернулся и очутился лицом к лицу со своим шурином, полковником Бельмануаром.

— Как, впрочем, и весь Лондон, — улыбнулся Ричард.

— О, нет! Нет, во всяком случае, с момента появления прекрасных сестер Ганнинг. Однако, признаю, она лакомый кусочек! Ну, а Лавиния? Надеюсь, ее сердце не будет разбито? — и он тихо засмеялся, а глаза Ричарда гневно сверкнули.

— Надеюсь, что нет, — сухо ответил он. — Похоже, все Бельмануары сегодня в сборе?

— Самый главный отсутствует. Эндрю флиртует с девицей Флетчер в Голубом салоне, я, ваш покорный слуга, здесь, а Лавиния наслаждается обществом Лавлейса. Да, Ричард, Лавлейса! Берегитесь! — и, издав еще один ехидный смешок, полковник отошел, кланяясь Элизабет Ганнинг, которая проходила мимо под руку с его светлостью герцогом Гамильтоном, явно epris[43] этой красавицей.

В этот момент в залу вошли два запоздалых гостя и направились прямо к хозяйке, которая при виде их пришла в неописуемый восторг, особенно радостно приветствовала она того, кто повыше. На джентльмене, что пониже, маски не было и полковник узнал Фрэнка Фортескью. Затем он перевел взгляд на второго, который, в отличие от большинства мужчин, лишь державших перед лицом маску, закрепил свою с помощью специальных завязок. Глаза Ричарда Карстерса удивленно расширились — пурпурное домино, распахнувшееся на груди, открывало взору черный шелк, усыпанный бриллиантами и отделанный серебром. Волосы не напудрены, цвета воронова крыла, ноздри узкие, губы тонкие.

— Дьявол! — ахнул Роберт и направился к нему.

Увидев полковника, Фортескью отступил и его светлость герцог Андоверский обернулся к брату.

— А я был уверен, ты в Париже, — протянул полковник.

— Прости, что разочаровал, — поклонился Трейси.

— Ничуть! Я страшно рад видеть тебя. Думаю, Лавиния тоже обрадуется.

Узнав брата, леди Лавиния бросила своего партнера и радостно устремилась к герцогу.

— Ты, Трейси! — и она повисла на его руке.

— Очень трогательно, — усмехнулся Роберт. — Для полноты этой счастливой картины не хватает только Эндрю. Прошу меня извинить!

— Сделай одолжение, — небрежно ответил герцог и сдержанно поклонился брату, словно тот был совершенно посторонним человеком. — А он становится утомителен, — заметил Трейси, как только полковник отошел на достаточное расстояние.

— Кто, Боб?.. Я не обращаю на него внимания. Но, Трейси, как это получилось, что ты здесь сегодня? Я думала…

— Моя дорогая Лавиния, неужели я окружен такой таинственностью? Мне кажется, ты знала, что я обещал Долли Кавендиш быть сегодня.

— Да, но… Ах, впрочем, какое это имеет значение! Я просто счастлива видеть тебя, дорогой!

— Ты льстишь мне, Лавиния.

— А теперь, раз уж ты здесь, хотелось бы знать, что означало твое столь долгое отсутствие. Ах, Трейси, идем вон в тот альков, кажется, он свободен!..

— Как скажешь, дитя мое, — отдернув штору, он пропустил ее в маленькое помещение. — Так ты хочешь знать, что послужило причиной отъезда? — начал он, усевшись рядом с сестрой. — В таком случае прошу, дорогая, вспомни ту весну в Бате…

— Ах, твой роман! Ну, конечно же! Итак, леди оказалась не слишком податлива и…

— Не совсем так. Я все испортил…

— Ты?! Однако расскажи мне все по порядку, немедленно!

Его светлость вытянул ногу и сквозь полуприкрытые веки стал изучать пряжку на туфле.

— Я все подготовил, — начал он, — и все прошло бы прекрасно, если б не вмешательство одного молодого наглеца, который случайно оказался на дороге и счел необходимым вмешаться, — немного помолчав, Трейси добавил: — Он сделал ложный выпад, ну и… due veux-tu[44]?

— Кто это был?

— Откуда мне знать? Сперва показался мне знакомым, во всяком случае, он узнал меня. Возможно, его уже нет в живых. Надеюсь, что так.

— Бог мой! Ты его ранил?

— Мне удалось выстрелить в него, но он увернулся и пуля попала в плечо. Однако такой выстрел вполне мог оказаться смертельным.

— И ты отправился в Париж?

— Да. Чтобы забыть ее.

— И забыл?

— Нет. Она не выходит из головы. Я придумал новый план.

Сестра вздохнула.

— Она что же, красивее мадам Помпадур? — злобно осведомилась Лавиния.

Трейси поднял голову.

— Помпадур?

— Ну да! Мы наслышаны, как ты там развлекался, Трейси!

— Вот как? Не предполагал, что мои дела кого-то интересуют. Но «развлекался» — не совсем то слово…

— Разве? Так ты не…

— Кем? Этой низкорослой кокеткой? Но, Лавиния, милая!..

Она рассмеялась.

— Что с тобой, Трейси? Прежде ты не был так разборчив. Однако, что же Диана? Раз уж ты так очарован, не лучше ли жениться?

— Я уже подумываю.

Леди Лавиния ахнула.

— Трейси! Ты серьезно? Господи, что угодно, только не женитьба!

— Но почему нет, Лавиния?

— Ты в роли респектабельного женатого мужчины?.. Невероятно! И сколько же продлится эта страсть?

— Разве можно предсказать? Но, надеюсь, что вечно.

— И ты готов связать себя ради какой-то девчонки? Боже!..

— Бывает судьба и похуже.

— Разве? Ну, так рассказывай же дальше, мне жутко интересно! Ты настроен ухаживать за ней и…

— При подобном раскладе событий? Нет, это было бы просто бестактно с моей стороны, дорогая. Я должен похитить ее, но следует соблюдать осторожность. А уж заполучив Диану, буду обольщать ее отца.

— Трейси, но это просто безумие! Что скажут люди?

— Неужели думаешь, что это мне не безразлично?

— Нет, думаю, все же нет. А как взбесится Боб, можешь себе представить?

— Да, ради одного этого уже стоит рискнуть. Он так и пыжится, надеясь обскакать меня во всем. Не думаю, однако, что у него получится… — он сидел, упершись локтем в колено, положив подбородок на ладонь, с таинственной улыбкой на тонких губах. — Неужели ты можешь вообразить себе Боба, Лавиния, в моей герцогской мантии?

— Очень даже могу! — пылко воскликнула она. — Да-да, Трейси, тебе надо жениться на этой девушке!

— Если она захочет…

— Что-то не похоже на тебя. Вдруг разуверился в своей способности убеждать?

Тонкие ноздри герцога дрогнули.

— Уверен, нельзя заставить девушку силой пойти к алтарю, — ответил он.

— Если она не дура, то согласится.

— Да, на ее родителей мой титул может произвести должное впечатление, на нее же — нет. Даже если она и узнает, кто я.

— Так она не знает?

— Разумеется, нет. Для нее я мистер Эверард.

— Как предусмотрительно с твоей стороны, Трейси! Тогда тебе нечего бояться.

— Бояться? — он прищелкнул пальцами. — Когда это я кого-нибудь боялся?

Тут вдруг штора бесшумно раздвинулась. На пороге возник Ричард Карстерс.

Трейси обернулся и лениво оглядел его с головы до ног. Затем поднял руку и стащил маску.

— Возможно ли это? Муж унюхал интрижку! Нет, меня положительно ждут сегодня одни разочарования!

Лавиния дико расхохоталась.

— Нет, скорее, он принял меня за другую даму! — взвизгнула она.

Ричард коротко кивнул. Похоже, он ничуть не удивился при виде герцога.

— Ты недалека от истины, дорогая. Я думал, тут леди Чарлвуд. Позвольте откланяться, — и с этими словами он исчез.

Трейси хмыкнул и снова нацепил маску.

— Однако, в какого сноба превратился наш Дики, а, Лавиния?

Она сжала кулачки.

— Да как он смел? Как смел он оскорбить меня?!

— Сестра, дорогая, как это ни печально, но тебе все же следует признать, он — башмак не с той ноги.

— О! Я знаю, знаю! И он вечно злится… ревнует… ведет себя просто глупо!

— Ревнует? И что же, у него есть повод?

Нетерпеливо передернув плечиком, она отвела взгляд.

— Ах, я не знаю! Он сам не знает!.. Отведи меня в бальную залу!

— Разумеется, дорогая! — Трейси поднялся и вывел ее из алькова. — Могу ли я навестить тебя завтра?

— О! Это будет просто восхитительно! Приходи обедать, Трейси! Ричард как раз обещал быть у Фортескью.

— В таком случае буду просто счастлив принять твое приглашение… Но кто это, скажи на милость?

К ним приближался Лавлейс.

— Лавиния! А я вас повсюду ищу! Ах, ваш покорный слуга, сэр! — он поклонился герцогу и взял Лавинию под руку.

— О… Гарольд! Ты помнишь Трейси? — нервно спросила она.

— Трейси! Я не узнал вас в маске. Последний раз мы, кажется, виделись в Париже?

— Разве? Сожалею, но не был осведомлен о вашем присутствии. Да, немало лет прошло с тех пор, как я имел удовольствие видеть вас.

— Пять, — уточнил Лавлейс и, улыбнувшись, метнул в сторону Лавинии влюбленный взгляд.

— Совершенно верно, — поклонился герцог. — И вы, как я понял, возобновили знакомство с моей сестрой?

Парочка удалилась, и герцог задумчиво потер подбородок.

— Лавлейс… А Ричард так ревнует… ведет себя так неразумно… Остается лишь надеяться, что сама Лавиния не сотворит какой-нибудь глупости… Да, Фрэнки, я говорю сам с собой, дурная привычка.

Фортескью взял его под руку.

— Признак умопомешательства, мой дорогой! Тебя, между прочим, желает видеть Джим Кавендиш.

— Вот как? Могу я знать, зачем?

— Он там, с картежниками. Хотят заключить какое-то пари.

— Тогда я иду. Будь другом, идем со мной, Фрэнки.

— Охотно. Леди Лавинию видел?

Глаза герцога сузились под маской.

— Да, Лавинию видел. И еще одного старого друга… По имени Лавлейс.

— Капитан в длинном парике? Ты сказал, твой друг?

— Разве? Нет, следует поправиться. Друг моей сестрицы.

— Вот оно что… Так ты, наверное, видел его с ней?

Трейси загадочно улыбнулся.

— Можно сказать, что так.

— Ну, а ты, Трейси?

— Я? А что я?

— Не далее, как сегодня утром, ты заявил, что наконец-то влюбился. Это правда? Ты действительно влюбился по-настоящему?

— По-настоящему! Откуда мне знать? Я знаю лишь одно: вот уже целых четыре месяца я сгораю от страсти, и чем дальше, тем она становится сильней. Так что очень смахивает на любовь.

— Тогда, если она добрая женщина, можно надеяться, что примет тебя таковым, каков ты есть. И постарается сделать из тебя… ну, все, что в ее силах.

— Очень остроумно, Фрэнк, поздравляю! Конечно, примет, а вот насчет всего остального… сомневаюсь.

— Однако, Трейси! Ты произнес это таким тоном, словно она вовсе не собирается тебя принять!

— Обычно отказа я не знал.

— С обычными шлюхами — нет, конечно. Но если твоя Диана настоящая леди, то она быстро разберется, что к чему. Добивайся ее, друг мой! Иди на все! Забудь о собственных амбициях, ползай перед ней в пыли, если то, что существует между вами, действительно любовь!

Они дошли до дверей комнаты, где играли в карты. Ее отгораживала от бальной залы плотная штора; уже взявшись за нее, Трейси немедленно обернулся к другу.

— Ползай в пыли? Да ты с ума сошел!

— Может быть, но поверь мне, Трейси, если это чувство, что ты испытываешь, действительно любовь, о гордыне забывают! Тогда она и яйца выеденного не стоит! А ты жаждешь заполучить эту девушку вовсе не для того, чтоб сделать счастливой, а ради удовлетворения своих прихотей. Тогда это не любовь. Не та любовь, которая, как я уже говорил однажды, может спасти тебя. Когда она придет, все амбиции тут же сами собой улетучатся, ты осознаешь собственную незначительность, а главное — будешь готов пожертвовать всем для блага своей избранницы! Да, всем, даже возможностью обладать ею!

Его светлость насмешливо скривил губы.

— Нет, твое красноречие превыше всяких похвал, — заметил он. — За все время пребывания в Париже ничего более забавного не слышал!..

ЕГО СВЕТЛОСТЬ АНДОВЕРСКИЙ ВСТУПАЕТ В ИГРУ

На следующий день, за обедом у Карстерсов на Гросвенор-сквер герцог Андоверский путем тонких ухищрений сделал все, что было в его силах, чтоб привести сестру в смятение. Он бесконечно отпускал, казалось бы, невинные ремарки относительно ее дружбы с капитаном Лавлейсом, в которых она читала неодобрение и даже явную угрозу. Лавиния боялась брата, как никогда не боялась мужа, и поняла, что стоит Трейси догадаться о всей глубине страсти, которую она испытывала к «старому другу», как он тут же примет самые действенные меры, чтобы оборвать их связь. Именно после его возвращения в Лондон пришлось Лавинии попросить Лавлейса, чтоб знаки его внимания были не столь откровенны и что посещать ее дом так часто тоже не стоит. Случилось это утром, в ее будуаре, и несомненно, Лавиния выглядела совершенно очаровательно и весьма соблазнительно с ненапудренными золотистыми локонами, пышной волной спадающими на кружевные оборки пеньюара. А потому Лавлейс, позабыв о приличиях и осторожности, вдруг сжал ее в объятиях и буквально сокрушил самыми страстными и пламенными ласками. Ее светлость, разумеется, сопротивлялась, слабо вскрикнула, а потом разрыдалась. И чем больше он целовал ее, тем сильнее лились слезы, и тогда, подхватив возлюбленную на руки, он осторожно усадил ее в кресло. Затем, предварительно обмахнув пол носовым платком, опустился рядом с креслом на колени и завладел ее маленькими ручками.