Джорджетт Хейер - Черная моль

Наконец спектакль закончился. Занавес опустился, публика затопала и захлопала в ладоши. Занавес снова поднялся. Господи, что же это? Неужели еще не конец?.. Ах, нет, это Гаррик вывел миссис Клайв кланяться. Да закончат они когда-нибудь или нет?..

Миссис Флеминг уже встала: пора ехать. Кто-то накинул на плечи Лавинии накидку — Ричард, последний раз в жизни. Мистер Холт проводил ее до кареты и усадил вместе с кузиной. Сам он с мистером Флемингом уселись в портшезы и с дамами поехали только Ричард и Трейси. Флеминги остановились у друзей на Брук-стрит, неподалеку от Гросвенор-сквер, так что, довезя Гарриет с мужем, она вскоре оказалась дома.

Лавиния несколько удивилась: зачем это Трейси поехал с ними? А вдруг он собирается предупредить Дика о готовящемся побеге? Но как он мог узнать?..

У лестницы, ведущей на второй этаж, она обернулась — пожелать доброй ночи.

Трейси она просто кивнула, Дику же протянула руку. Он взял ее в свою, поцеловал, и она заметила, как холодны его пальцы и как обжигающе горячи губы. Затем он отпустил ее и она начала медленно подниматься по ступеням.

Герцог следил за сестрой сквозь лорнет. Когда, наконец, она скрылась из виду, он обернулся и критически оглядел Ричарда.

— Если вы всегда так целуете женщин, то я сочувствую Лавинии, — заметил он.

Ричард плотно сжал губы. Затем взял подсвечник и ввел герцога в гостиную.

— Полагаю, вы пришли не затем, чтоб сообщить мне это? — холодно осведомился он.

— Ваше предположение верно, Ричард. Я пришел открыть вам глаза.

— Вы очень добры.

Его светлость бросил шляпу на стол и присел на ручку кресла.

— Возможно… Возможно также, что вам будет интересно узнать, что ваша жена собирается бежать с нашим милым и галантным другом, капитаном.

Ричард кивнул.

— Вы это знали?

— Разумеется.

Трейси внимательно оглядел его.

— Могу ли я знать, какие меры вы приняли, чтоб остановить ее?

— Никаких.

Выражение, возникшее при этом на лице герцога, не поддавалось описанию. На миг он даже лишился дара речи, потом заговорил, и в голосе его звучали саркастические нотки.

— Вы, очевидно, забыли, что ваш долг — указать жене ее место! Нет, ей-Богу, меня от вас просто тошнит!

— Сожалею. Но от этой болезни всегда есть средство, — многозначительно ответил Ричард.

Трейси проигнорировал эту его ремарку.

— Очевидно, что потеря Лавинии для вас ничего не значит, да? И позор, которым покроется при этом ее имя, — тоже!

— Мое имя, если уж быть точным.

— Наше имя! Ваше уже и без того опозорено!

Ричард побелел, рука его непроизвольно потянулась к рукоятке шпаги.

Трейси внимательно следил за ним.

— Неужели вы вообразили, что я стану пачкать свой клинок вашей кровью? — еле слышно произнес он.

Рука Ричарда соскользнула с рукоятки, глаза впились в лицо герцога.

— Так вы… знаете? — спросил он наконец. Голос его звучал спокойно.

— А вы, однако, глупец, — мягко, почти нежно ответил герцог. — Глупец. Неужели думаете, что нет? Я всегда знал.

Ричард привалился спиной к каминной полке.

— Так значит, вы всегда знали, что вина моя? С той самой ночи? Вы догадались?..

Трейси усмехнулся.

— Но зная вас обоих, как можно было заподозрить не вас? — грубо ответил он.

— О, Боже! — воскликнул Карстерс. — Почему же вы до сих пор молчали?

Глаза герцога удивленно округлились.

— Но это бы… только раздражило вас, не так ли? Да, знаю, что так. Я ведь наблюдал за вами, — он усмехнулся. — А эти придурки дальше своего носа не видят. Все до единого тут же и поверили, что смошенничал Джон! Джон, надо же!.. Проглотили наживку, как миленькие, так и не догадались, что это ложь.

— Но вы-то не поверили?

— Я? Разумеется, нет. Зная, что вы — всего лишь слабохарактерный глупец, в то время, как Джон — глупец донкихотствующий. И сделал соответствующие выводы.

— Нет, не просто выводы! Вы пытались свалить вину именно на него! О, Господи, ну почему вы тогда меня не разоблачили?

— Знаете, я никогда не одобрял глупого геройства. Да и к чему мне было вмешиваться? Какое мне, в конце концов, дело? Да и какие доказательства?

— Но можно было хотя бы усомниться… Почему вы этого не сделали? В чем причина?

— Мне кажется, она вполне очевидна.

Ричард смотрел на него с недоумением.

— Бог мой, Ричард, нет, вы положительно глупы! Разве я не говорил сейчас, что Джон — глупец донкихотствующий? Но я же не сказал, что он слабохарактерный…

— Так вы… вы хотели, чтоб Лавиния вышла замуж именно за меня? Чтоб потом выжимать из меня деньги? — медленно произнес Карстерс.

Тонкие ноздри герцога дрогнули.

— Однако, вы грубы, — заметил он.

— Вам было выгодно, чтоб Джека опозорили, вот оно что? Вы думали, что я завладею всеми его деньгами? Вы… вы…

— Негодяй? Однако по крайней мере все же признайте, что негодяй честный. А вы… э-э… бесчестный святоша, вот кто! Ни за что бы не поменялся с вами ролями!

— Знаю! Нет на этом свете более подлого человека, чем я! — с жаром воскликнул Карстерс.

Его светлость усмехнулся.

— Очень мило с вашей стороны, Ричард, признавать это, однако не кажется ли вам, что несколько запоздало? — тут его, по-видимому, осенила новая мысль. — Так вот почему вы позволяете Лавинии уйти?

Ричард склонил голову.

— Я не имею права задерживать ее. Она… выбрала свою дорогу.

— Она знает? — резко спросил Трейси.

— Всегда знала.

— Вот стерва! А я и не догадывался! — он сделал паузу. — Да, теперь я отчасти понимаю, чем вызвано это геройство… Жаль, что тут я уже ничем не могу поспособствовать. Однако, как бы там ни было, но я просто не имею права допустить, чтоб сестра погубила свою жизнь!

— Погубит, если останется.

— Глупости! Прошло семь лет, кому теперь дело до того, кто из вас двоих смошенничал! Ну, будьте же мужчиной хоть раз в жизни! Остановите ее!

— Но она любит Лавлейса.

— Ну и что с того? Это пройдет.

— Нет… я не могу просить ее остаться. Это будет чертовски эгоистично с моей…

Герцог, похоже, окончательно потерял терпение.

— Нет, ей-Богу, ну и дурак же вы! Просите ее! Умоляйте! Заставьте, наконец! Вышвырните Лавлейса вон из дома и оставьте эти позы, заклинаю!

— Вы что же, думаете, я хочу потерять ее? — воскликнул Карстерс. — Господь свидетель, нет, нет и еще раз нет! Но я так люблю ее, что не могу, просто не имею права быть помехой на пути к ее счастью и…

Герцог отвернулся и взял со стола шляпу.

— Что ж, похоже, я, как обычно, должен все взять в свои руки. А вам не мешало научить ее хотя бы немного слушаться мужа, мой добрый Дик! Да она водит вас за нос чуть ли не со дня свадьбы! Лавиния принадлежит к разряду женщин, которым нужна твердая рука! — Он подошел к двери, отворил ее. — Загляну завтра. Надеюсь, вы к тому времени хоть немного поумнеете. Если они и отправляются, то только поздно вечером, я сам слышал, как Лавлейс назначал встречу Малоби в три. Так что время есть.

— Я не стану вмешиваться, — упрямо повторил Ричард.

Герцог фыркнул.

— Это вы уже говорили. Теперь одна надежда — на меня. Доброй ночи.

РИЧАРД В РОЛИ НАСТОЯЩЕГО МУЖЧИНЫ

Проснулась Лавиния в настроении весьма далеком от того, в котором следовало бы пребывать даме, замыслившей побег с возлюбленным. Какая-то тяжесть давила на грудь, сердце ныло от печали и дурных предчувствий. Она не смогла заставить себя выпить и глотка шоколада, но чувствуя, что от бездействия ей становится еще хуже, выбралась наконец из постели и позволила горничной одеть себя. Затем неверными шагами направилась в будуар, размышляя только об одном: где теперь Ричард и чем занят. Уселась у окна и стала смотреть на площадь, покусывая уголок платка, чтоб не разрыдаться.

Настроение у Ричарда было не лучше. Он тоже не притронулся к шоколаду, а спустившись в столовую к завтраку и увидев на тарелке красные ломти филе, почувствовал острый приступ тошноты. Однако чашку кофе все же выпить удалось и он тут же поднялся и, выйдя из комнаты, направился к будуару жены. По дороге он корил себя за то, что снова проявляет слабость, но искушение видеть ее было неопреодолимым — и вот через минуту он уже стучал в белую дверь.

Сердце у Лавинии екнуло. Как хорошо знаком был ей этот стук!

— Войдите! — откликнулась она и постаралась придать лицу беззаботное выражение.

Ричард вошел и затворил за собой дверь.

— О… доброе утро! — улыбнулась она. — Ты… э-э… хотел поговорить со мной, Дик?

— Я? Нет… то есть… э-э… да. Ты получила приглашение от Карлайлов?

Малоудачный предлог. Лавиния отвернулась, изо всех сил стараясь не разрыдаться.

— Я… я… кажется, оно у меня в секретере… — выдавила она наконец. — Сейчас посмотрю.

Она поднялась, отперла бюро, стоя к нему спиной.

— Впрочем, неважно, — пробормотал Карстерс. — Я только… Просто никак не мог найти это приглашение. Так что не утруждайся.

— О… ничего, пустяки, — ответила она, вертя в дрожащих пальцах кипу конвертов. — Ах… вот оно! — и она подошла к мужу и протянула ему карточку.

Карстерс взглянул на златокудрую головку и маленькое личико с опущенными глазами и алым ротиком, скривившимся в печальной гримасе. Господи, как же он будет жить без нее! И он механически взял приглашение.

Лавиния отвернулась и уже отошла, и тут вдруг в голове у Ричарда все помутилось. Ненужное приглашение было отброшено.

— Нет, ради Бога, только не это! — крикнул он.

Лавиния, вся дрожа, обернулась.

— О… Но… Что ты хочешь сказать? — еле слышно пробормотала она.

Тут пелена, замутняющая его сознание, окончательно слетела и он увидел все отчетливо и ясно. Двумя прыжками преодолев разделяющее их расстояние, он схватил жену за плечи и развернул к себе лицом.

— Ты не смеешь оставить меня! Понимаешь? Я не могу без тебя жить!

Лавиния издала еле слышный вскрик радости, облегчения и изумления и приникла к нему.

— О, пожалуйста, прошу, прости меня… прости… и позволь остаться с тобой!.. — тут она разрыдалась.

Карстерс буквально смял ее в объятиях, и она не возражала, хотя натиск этот был разрушителен для ее шелковых оборок. Но шелка в том момент были для нее не самое главное. Она пылко отвечала на поцелуи, а по щекам так и катились слезы.

Когда, наконец, Карстерс обрел дар речи, то первым вопросом, заданным жене, был: любит ли она его?

— Ах, ну конечно! — простонала она. — Я всегда, всегда любила тебя, но была так страшно эгоистична и легкомысленна!

Подхватив ее на руки, он отнес ее к дивану и усадил себе на колени, пытаясь заглянуть в глаза. Но она уткнулась личиком ему в плечо и сделать этого никак не удавалось.

— Так ты никогда не любила этого щенка? — спросил он.

Белая маленькая ручка потянулась к другому плечу.

— Ах, Дики, нет! И ты… ты тоже никогда не любил эту ужасную миссис Фэншо, верно?

Он еще более удивился.

— Миссис Фэншо? Господи, нет, конечно! С чего ты взяла?

— Но ведь ты постоянно ездил к ней и… был так холоден со мной, вот я и подумала…

— Холоден с тобой?! Но дорогая, этого просто быть не может!

— Может! Ты был так холоден… а я несчастна… и еще я… я думала, что раз вела себя так скверно и мучила тебя, то ты… п-перестал любить, и я не знала, что делать… А потом… когда ты сказал, что хочешь во всем признаться… я рассердилась… вышла из себя и сказала… что ни за что с тобой не останусь… Но я никогда, никогда не думала этого всерьез… а ты… ты вел себя так, словно хотел, чтоб я уехала. Ну вот… и я опять не знала, что мне делать…

Он ласково потрепал ее по плечу.

— Милая, не плачь, не надо! Я и понятия не имел… Я думал, ты любишь Лавлейса… никогда в этом не сомневался. Почему же ты не сказала мне правду?

Она села и с недоумением воззрилась на него.

— Но как я могла? Я была совершенно уверена, что ты влюблен в Изабеллу Фэншо. И решила, что мне лучше уехать… Но ведь одна я ехать не могла и вот… поэтому вчера я сказала Гарольду, что убегу с ним… и еще боялась, что он может не согласиться после того, как я сказала ему, что люблю тебя! О, Дики, дорогой, а ты можешь сказать ему, что я с ним не еду? Скажешь, да?

Он не мог удержаться от смеха.

— Ладно, так и быть, скажу. Может, ты еще хочешь, чтоб я пожалел его, дорогая?