Джорджетт Хейер - Черная моль

Он отпустил руку Ричарда и уселся на поваленное дерево, нисколько не заботясь о своем бархатном с кружевами наряде.

— Ты славный парень и не станешь читать нравоучений человеку, как этот Трейси, разрази его гром! Ты и сам играешь по-крупному, вернее, играл, потому как вот уже лет сто я за карточным столом тебя не видел. И всегда проигрывал и выигрывал, не моргнув глазом. Кроме того, ты ведь муж Лавинии и… о, черт побери, Дик, просто ужасно, что я вынужден просить тебя об этом!..

Привалившись к дереву, Карстерс с улыбкой смотрел на юного повесу.

— Будет тебе, Эндрю! — успокоил он родственника. — Просить ты всегда можешь, другой вопрос, откуда я возьму такие деньги… Господи, что за жизнь! Лавиния только и знает, что накупать разные там шелка, сам я едва свожу концы с концами и…

— Всегда была мотовкой, негодница эдакая! — заметил Эндрю и слегка нахмурился.

Ричард рассмеялся.

— Ты и сам в этом смысле от нее недалеко ушел!

Эндрю огляделся, ища предмет, которым можно было бы в него запустить, и, не найдя ничего, решил заняться самобичеванием.

— Ты безусловно прав. Никчемные мы людишки, это несомненно! Во всем — копия нашего старика. Да к тому же еще ее светлость… Ты ведь не знал мою матушку, Ричард? Она была француженкой, Лавиния просто ее копия! А этот Трейси… Господи прости меня!.. этот Трейси сам дьявол! Видел ли ты у кого такую физиономию? Нет, могу поклясться, что нет! Эта вечная усмешка на губах, эти зеленые глаза, да одного этого довольно, чтоб заставить человека пожалеть, что у него такой братец, клянусь Богом!.. Ты смеешься, а я говорю серьезно!

— Ах, продолжай!

— А потом еще этот Боб… пропади все пропадом, но мне, ей-Богу, жаль Боба! Только в армии могут научить этим жалким нищенским ухваткам, а он никогда не умел экономить. Ну, ничего не попишешь, таков уж Боб, и хоть я давно его не видел, так и слышу его голос: «Одолжи мне сотенку, Эндрю!», нечто в этом роде. А все только для того, чтоб купить своей любовнице какую-нибудь безделушку. Прямо тошнит! Ну, ладно, его еще можно понять, он запутался в нижних юбках. Но Трейси!.. Господи, ну и народ! И потом еще Лавиния, ну, на ее счет, ты, я полагаю, уже все понял, и наконец я, ваш покорный слуга… И вот что я еще тебе скажу, Дик, эти скачки, карты и бутылка разорят меня, не успеешь и глазом моргнуть. И штука в том, что другим мне уже не стать, — он скроил скорбную гримасу и поднялся. — Это у нас в крови, никуда не денешься. Эй, юный распутник! Пора домой.

Джон, занятый охотой за головастиками в ручье в нескольких ярдах от них, кивнул и пустился бежать к дому.

— Боюсь, моя супруга не в настроении, — нехотя выдавил Ричард. — Хочешь ее видеть?

Эндрю многозначительно подмигнул.

— Очередная вспышка, да?.. О, я ее знаю. Нет, видеть ее особой охоты нет, к тому же она никогда меня особенно не жаловала. Вот с Трейси они закадычные друзья… ладно, ладно, молчу!..

Они не спеша двинулись к дому. Эндрю, в кои-то веки впавший в молчание, помахивал своей отделанной позолотой тросточкой.

— Ты, разумеется, получишь деньги. Когда они нужны? — спросил наконец Ричард.

— Клянусь честью, ты чертовски славный парень, Дик. Однако, если это доставит тебе какие-то…

— Чепуха! Когда нужны деньги?

— Я обещал Кэрью как только смогу. Маркхэм может и подождать, если…

— Нет-нет. В среду?

— О, да, в среду — это то, что надо, Дик. Ты…

— Ах, оставь! Забудем на время об этом. Мне нужно знать твое мнение о гнедой кобыле, которую я приобрел на прошлой неделе. Возможно, ноги покажутся тебе длинноваты, но вообще она просто прелесть…

Джон вбежал в дом, а мужчины проследовали к конюшням. По дороге Эндрю просвещал своего шурина, пересказывая самые пикантные и скандальные сплетни, будоражившие город. И то, что Дик слушал его вполуха, ничуть не смущало рассказчика — он болтал без умолку, не дожидаясь какого-либо ответа или реакции, а если бы и дождался, то был слишком благодушно настроен, чтоб обратить хоть какое-то внимание.

Ко времени когда они, тщательно осмотрев кобылу, вернулись к дому, было уже четыре, и Карстерс ничуть не удивился, увидев, что на террасе их поджидает Лавиния уже в совершенно другом туалете и с волосами, завитыми и уложенными в новую прическу.

— Похоже, наша Лавиния поправилась, — заметил Эндрю, поднимаясь по ступенькам. — Она меняется… ровно через каждые две минуты. Как поживаешь, Лавви?

Небрежным жестом она протянула ему руку для поцелуя и одновременно одарила мужа нежной улыбкой.

— Головная боль почти прошла, — заявила она ему. — К тому же мне сказали, что приехал Эндрю. И я решила спуститься, — сияя оживленной улыбкой, она обернулась к брату. — Скажи-ка, Эндрю, а что, Трейси дома?

— Господи, конечно! Только вчера появился, дьявол его раздери! Он, что, тебе нужен?

— О, да, — кивнула она. — Хочу его повидать. Сто лет не виделись. Отвезешь меня?

— Разумеется, дорогая. Однако не кажется ли тебе, что несколько поздно отправляться в такой долгий путь? — промурлыкал Ричард, стараясь скрыть раздражение. — Не кажется ли тебе, что лучше дождаться завтра?

— Да уж, Лавиния, придется подождать, сегодня мы уже никуда не поедем, это ясно. Тем более, что отсюда я должен сперва заскочить к Флетчерам. А Трейси навестит тебя завтра, если сподобится.

— А если нет? — с сомнением спросила она.

Эндрю похлопал себя по жилетному карману.

— Боже, чуть не забыл! — воскликнул он. — У меня же для тебя письмо. Он будет у тебя завтра, в любом случае. Господи, ну и рассеянным же человеком я стал! — выдернув из кармана целый ворох бумаг, он отделил конверт, запечатанный и надписанный наклонным итальянским почерком.

Лавиния радостно выхватила его из рук брата и распечатала. Эндрю сунул остальные бумаги в карман, грустно усмехаясь при этом.

— Все кредиторы, Ричард, кредиторы!

— Отдай мне, — ответил тот и протянул руку.

— О, нет! Но все равно, премного благодарен, Дик. Это так, мелочи…

— Тем более, почему бы тебе не рассчитаться и не начать сначала? — заметил Ричард.

— Бог ты мой, к чему? Не успеешь оглянуться, как на тебя посыплются новые! Так что не вижу разницы.

— Тогда позволь одолжить тебе сразу тысячу. Надеюсь, этого хватит, чтоб полностью расквитаться?

— Полностью? Но это невозможно! Ну же, не хмурься, Дик! Я ведь уже сказал, это у нас в крови. И пенни нет за душой, зато пыль в глаза пускать горазды. Ничего, скоро мне начнет везти. Не может же человек без конца проигрывать. Тогда и с тобой смогу рассчитаться, но не буду. Сяду к столу и все спущу. Я-то уж себя знаю!.. — он говорил так искренне, что Ричард был просто не в силах на него сердиться. Юноша этот был наделен бесхитростной душой и, несмотря на весь его эгоизм, легкомыслие и транжирство, Ричард испытывал к Эндрю самые нежные чувства. Он уже собрался было что-то возразить, но тут, складывая письмо, к ним подошла Лавиния.

— Трейси приезжает завтра днем, — объявила она мужу. — Как это мило, правда, дорогой?

Он поспешил согласиться с ней, но отсутствие искренности в голосе не укрылось от внимания супруги.

— И останется обедать! — вызывающе воскликнула она.

— Разумеется, любовь моя.

— Ну, Дики, сделай хотя бы вид, что тебе это приятно, сделай же! Ну почему ты не любишь Трейси? Он же мой родной брат, ты должен его любить.

— Конечно люблю, Лавиния. И умоляю, не болтай глупостей.

— Я и не болтаю. Ну, не сердись, Дики, милый…

— Так ты его любишь? Удивлен слышать, — вмешался Эндрю. — Лично я его не перевариваю. И нечего сверкать глазами, Лавиния, все равно ты меня не переубедишь!

Лавиния уже открыла было рот, чтобы парировать этот выпад, но Ричард торопливо остановил ее. Только этого еще не хватало — слушать их перепалку. Он не в силах был понять, как может Лавиния снисходить до ссор с этим юнцом, столь откровенно старавшимся раздразнить ее.

И он повел их в дом, ощущая себя нянькой при двух неразумных детях.

ЕГО СВЕТЛОСТЬ ГЕРЦОГ АНДОВЕРСКИЙ

На следующее утро леди Лавиния наряжалась с еще большим тщанием, чем обычно, и совершенно загоняла свою служанку, и без того измученную бесконечными перепадами в настроении хозяйки, отдававшей ей самые противоречивые приказания. Она так долго занималась своим туалетом, что все еще находилась в будуаре, когда лакей объявил о прибытии его светлости герцога Андоверского. У нее даже не было времени предупредить лакея о том, что она примет его светлость в гостиной, а потому не успели эти слова сорваться с уст Джеймса, брат уже стоял в дверях, отвешивая поклон.

Он был очень похож на сестру, этот мужчина, и в то же время совершенно иной. Те же высокие скулы и тонкие аристократические ноздри, но губы были узкие, а зеленые глаза под тяжелыми веками смотрели совсем иначе. Брови его светлости слегка поднимались к вискам, глаза, пронзительные и яркие, всегда были затенены черными ресницами. Парика он не носил, черные свои волосы не пудрил, что в сочетании с неизменно черными с серебром туалетами лишь подчеркивало природную бледность лица. Вообще он производил довольно внушительное впечатление, когда, притворив за собой белую дверь, вошел в будуар и поклонился миледи.

Лавиния подбежала к нему, шурша жемчужно-серыми оборками платья.

— О, Трейси! — радостно простонала она и протянула ему руки.

Его светлость шагнул навстречу и еще раз поклонился.

— Рад застать тебя дома, Лавиния, — произнес он с легким оттенком сарказма в мягком бархатном голосе. — Как ты, наверное, догадалась, я сегодня верхом, — и он указал на свои сапоги с острыми шпорами. — Не сомневаюсь, Эндрю забыл отдать тебе письмо.

— Нет, не забыл, — ответила она, беря его под руку. — Вспомнил вовремя и, о, Трейси, как же я обрадовалась, получив его!

— Искренне польщен, — ответил он. — Я приехал по довольно важному делу.

— О!.. — она разочарованно убрала руку. — Снова эти деньги!

— Ты настоящая прелесть, моя дорогая. Да, именно, деньги. Не присядешь?

Она опустилась на кушетку и смотрела, как он придвигает кресло, чтобы сесть рядом.

— Твой благородный господин и хозяин одолжил мне тут на днях небольшую сумму, сущий пустяк. А я, как обычно, в стесненных обстоятельствах. Да еще этот юный болван Эндрю как всегда по уши в долгах.

Миледи удивленно округлила глаза.

— Ты хочешь сказать, что собираешься занять у Ричарда, чтоб уплатить долги Эндрю? — недоверчиво спросила она.

— Вовсе нет. Разве это на меня похоже?

— Как бы там ни было, но не далее, как вчера, Эндрю взял у бедного Дика целых три тысячи. Я знаю, потому что слышала, что они говорили…

Его светлость вскинул черные брови с раздраженно-мученическим видом.

— Как безрассудно со стороны Эндрю! И как это на него похоже! Так значит, бедного Дика уже выжали?

— Не смей так говорить, Трейси! — воскликнула она. — Дики так добр ко мне! — она с вызовом встретила взгляд его пронзительных зеленых глаз.

— Это уже становится занятным, — протянул герцог. — И с каких это пор ты пришла к такому выводу? Откуда столь внезапная преданность мужу?

— Я всегда была предана и верна ему, Трейси. Ты же знаешь, всегда! Да, я мучила его, но он так терпелив и…

— Как это мило с его стороны!

— Ах, ну довольно этих усмешек, Трейси! Он обещал взять меня в Лондон, на всю зиму!

Его светлость откинулся в кресле.

— Теперь понимаю… — задумчиво протянул он. — А сперва так прямо растерялся.

— Ах, дело совсем не в том, Трейси! Просто я впервые по-настоящему поняла, как он добр ко мне. Правда, сперва мы опять поссорились, и все по моей вине, знаю.

— Какая трогательная убежденность, дорогая!

— Нет-нет, ничего подобного, Трейси! Просто иногда я страшно стараюсь быть доброй и милой, а выходит совсем наоборот. Знаешь, Трейси, я ненавижу Уинчем!

— Ты ненавидишь Уинчем? Но было время…

— Знаю, знаю! Но тогда я вовсе не собиралась поселиться здесь навечно! Я хочу в Лондон!

— Я так понял, ты туда уже едешь?

— Да, еду! Но я хочу поехать туда с каким-нибудь веселым человеком, а не… не…

— Короче, ты жаждешь там развлечений, а наш добрый Ричард не совсем подходящий партнер для этого, я правильно понял? Что ж, можно лишь догадываться, жизнь с ним не вдохновляет. Да, разумеется, она спокойна и безопасна, но так скучна, верно, дорогая?

— Я знала, что ты меня поймешь! Видишь ли, он не хочет, чтоб я играла в карты, потому что я никак не могу остановиться! И не понимает, что мне вовсе не интересно то, что называется «семейной» жизнью, когда на свете существует театр, разные поездки, словом, настоящая жизнь! Он такой… такой примитивный, Трейси, и осторожный!