Я смогла обмануть своего тирана! Сна по-прежнему нет, но уже не так страшно бодрствовать наедине с собой - удалось успокоиться, возможно, даже выдержать следующий раунд будет не так уж и трудно... Время давно не подчиняется законам логики. Яркий свет фар по потолку. Так быстро, или... так долго? Вот бы это оказались грабители. Они бы меня освободили. Я не знаю, где здесь сейф, но где подвал с крутым алкоголем, знаю точно! От абсурдности подобного предположения начинается легкий истерический смех. Да, освободили бы тебя. Голую и распятую на кровати...

...Ты вернулся. Ты не включаешь свет, твои крадущиеся шаги все ближе. Ты, правда, не хотел меня разбудить? Действительно ли изначально ты не собирался продолжать свои жестокие игры, а просто хотел убедиться, что со мной все в порядке? Я не знаю, почему мне хочется в это поверить. Скорее всего, я проигрываю в этой затянувшейся войне, и хочу обмануть сама себя. Если сдаться - то лишь тому, кто не выстрелит в спину... Сердце вновь ускоряет свой бег, когда я чувствую на себе твой взгляд. В нем нет ненависти, зачем, ты ведь уверен, что я сплю, можно ловить эту передышку и пытаться понять, что же ты чувствуешь. Я в растерянности. Я впервые не могу этого понять, почему горло сжимает очередным спазмом, если нет прямой угрозы... Почему хочется заплакать и спрятаться, откуда чувство потери с отголоском никому не нужной... нежности? Я снова начала сходить с ума!

       - Я не сплю.

       Давай, дура. Устрой себе нескучную ночку. Ты думала, тебя похвалят за искренность? Надежда, она умирает последней. Комнату заливает призрачный серо-голубой свет, и мне инстинктивно хочется сжаться, только цепи не позволяют. Долгий взгляд, сменившаяся тональность - ну кто тянул меня за язык? Он садится рядом, проводит пальцами по моей щеке, смахивая микрочастицы соли... Что-то здесь не так. Это "что-то" нарушает привычную гармонию... точно! Запах духов. Женских. Смутно знакомых, скорее всего, очередной Фаберлик с Орифлеймом. Я бы никогда такие не купила. Твою ж мать! Судорога обиды, ревности, злости, ярости, несправедливости, зависти, облегчения и чего-то там еще бьет в шейные позвонки с безжалостным захлестом. Так, значит? Меня нужно было растянуть на цепи, чтобы не дай бог не кончила, а самому показалось мало молотить вручную? Эту суку ты тоже стегал ремнем, или ей, несчастной, досталась классическая ласка, потому что ты ее не любишь? Чего тогда приперся обратно? Ярость лишает разума. Наверное, ничего тупее я придумать не могу.

       - Все хорошо? - нейтрально осведомляется Дима. Если свою внезапно вспыхнувшую ревность я могу удержать в узде, обида не хочет сидеть на привязи!

       - Да! Все, лучше не придумаешь! - скажи ему правду, поясни, что с тобой случилось, когда ты не могла проглотить воду, вдруг это требует помощи доктора! - Чего ты приперся? Иди развлекайся туда, где был!

       В ответ - тишина, а я ощущаю себя полной дурой. Опять непонятные манипуляции со спицами, итог - разомкнутые браслеты. А потом он начинает говорить. Даже не глядя на меня, когда я натягиваю одеяло к шее.

       - Ты знаешь, чего я хочу. Как прежде, уже не будет. Рамки ужесточаются, и прав у тебя нет, - спокойным голосом, взгляд блуждает по периметру комнаты. - Ты сообразительная девочка. Жесткий лайфстайл, прямо сейчас. От твоего добровольного согласия зависит, буду ли я с тобой жесток.

       Страшно? Да. Но вместе с тем, пусто внутри. "Писeц"- офигела сука на букву Л, сверкая пятками, только ее и видели. Кто его знает, что там показалось еще совсем недавно в глубине его глаз? Может, именно это, только ты, Юля, как дура, надеялась не пойми на что...

       - Может, ты просто спустишь с меня шкуру и покончим с этим? - все внутри стынет льдом неотвратимого ужаса. Мне бы легче было, если бы он кричал и продолжал свои издевательства, потому что эта спокойная решимость продуманной стратегии бьет наповал.

       - Кому ты сейчас делаешь одолжение? - вздрагиваю и поспешно отвожу взгляд. - Мне... или себе?

       Шелк судорожного прижатого к груди одеяла больше не преграда. Мой собственный голос кажется чужим и далеким.

       - Я не понимаю, о чем ты.

       - Юля, брось. Ты все прекрасно понимаешь.

       - Нет.                                                                                                          

       - Завтра ты не выдержишь. Будет еще тяжелее.

       Прекрати мня пугать! Твою мать, останови этот кошмар! Я готова закричать в голос. Спрячь меня на своей груди от своего же безумия! Не уничтожай нас окончательно! Оставь хотя бы иллюзию... Дай мне этот выбор! Я ничего не произношу, я вообще думала, что слез не осталось. Их осталось! Слезы ужаса и бессилия вообще оказались невыплаканными. Ты их смог бы прекратить одним прикосновением. Почему ты этого не делаешь?! Это не те слезы, на которые у тебя вставал!

       Впервые я не вижу выхода. Есть английская поговорка - между двух зол выбирать не нужно. Они равноценны. Добровольное согласие на свое уничтожение... Возможно, в чем-то будет легче. А потом я прикончу сама себя за слабость и покорно сложенные руки. Если не соглашусь, это сделают за меня, и самокопание покажется раем. Никакого выбора. Сплошная убивающая бесконечность.

       - Хорошо, Юля, - в его голосе усталость, но я едва ли это осознаю. От ужаса хочется забиться в угол и тихо поскуливать в ожидании неотвратимости. Почему нет этого отчаянного стремления броситься в ноги? Может, потому, что это просто напросто не сработает? Ему нужен был повод, и он нашел его путем провокации? - Я дам тебе последний повод это решить, чтобы тебя не терзала никакая ответственность.

       Да! Тащи свой кнут и отработай им в полную силу! Сглатываю собственный ужас, преодолевая сопротивление связок, решительно откидываю прочь одеяло. Вперед, если тебе нужно мое разрешение!

       Но его сосредоточенный взгляд сейчас был прикован к моим рукам. К сбившимся шелковым обвязкам, на которых проступили едва заметные капли крови. Подобие облегчения на миг всколыхнуло неподвижный штиль ледяного ужаса. Пожалел меня! Осознал, что натворил! Я зашипела от боли, когда его пальцы несильно сжали обе щиколотки, задев кость.

       - Пошевели ступней из стороны в сторону.

       Это оказалось малоприятно. Даже в ласковом захвате его ладони. Тупая ноющая боль не приносила облегчения, черт знает, когда теперь пройдет.

       - Зачем? - в голосе ни сожаления, ни упрека. Раскаленные пески Сахары под безжалостным солнцем, беспощадный сирокко прямо над гладью застывшего льда. - Думала, вырвешься? Что мне теперь предпринять, чтобы ты не пыталась себе навредить? Примотать к кровати скотчем?

       Я точно схожу с ума вместе с нервным смешком, пробившим лед ужаса. Он никак не реагирует на этот симптом приближающегося безумия. Затем встает.

       - Давай, семь минут. Сама все помнишь. Тебе лучше выспаться перед завтрашним днем.

       Спрыгиваю с постели, хочу воспользоваться спасительной передышкой душевой, чтобы не заметил, как меня колотит от страха. Но стоит мне только поднести руки к холодной струе воды...

       - Это я забираю, - гламурная розовая бритва вместе с маникюрным набором решительно зажата в ладони. - Это тоже тебе больше не понадобится!

       Нервы на пределе, и я вскрикиваю, закрыв лицо руками, когда его кулак опускается на хромированную мини-щеколду засова. Раз. Потом снова. Со второй попытки ее вырывает из цепких креплений дерева, и она с пронзительным стуком падает на пол. Меня трясет, и хаотично забиваюсь в угол душевой кабинки. Один его удар может раздробить кости. Сломать позвонки. Как я вообще все время осмеливаюсь что-то противопоставлять этой абсолютной силе?

       - Семь минут, Юля, - спокойный тихий голос. Сглатываю, заметив кровь на сбитых костяшках его пальцев. Мне больше не нужно дополнительных приказаний, страх сделал готовой практически на все. Мне хочется верить, что он действительно переживал, что я могу от отчаяния что-то с собой сделать, но внутренний голос неумолим. Он просто отобрал у тебя все. У рабыни не может быть права на приватность. Я еще не знала, что это была только верхушка айсберга...

       Я так и не заснула в ту ночь. Просидела, забившись в угол кровати, обхватив колени перетянутыми бинтами запястьями. Он не остался рядом со мной. Даже проявил изощренное подобие милости, увидев едва заметные волдыри на шее, на месте соприкосновения кожи с металлом ошейника. Кожаный не давил так сильно, но положения вещей особо не изменил. Как и руки, оставшиеся свободными. Как эта медицинская помощь с обработкой ссадин, сперва сильно жгло, но ощущался только жар, а не боль. Я, наверное, должна была метаться по комнате, словно зверь в клетке, но вместо этого пыталась запретить себе думать о завтрашнем кошмаре. Интуиция не спала. Я знала, что завтра случится что-то ужасное. Есть ли вероятность, что Вадик доберется сюда уже к... сегодняшнему утру? Самолеты летают до Симферополя, кажется два часа в пути... Если бы только знать, куда и как! Несмотря на Димкины слова, я верила в образ Вадима - спасителя на белом коне до последнего. Оставалось надеяться, что он придет не сам, что будут свидетели, после показания которых, е..нутому садисту уже не отвертеться! За окном повисли пугающие серые сумерки, предвестники нового дня. Я бы отдала все, чтобы он никогда не наступал! Судьба, наверное, пыталась дать мне эту возможность. Когда повернулся ключ в замке, я на миг поверила, что меня пришли спасать, не мог же Дима начать операцию по моему уничтожению в такую рань!

       - Почему не спишь? - как он это понял? Я не била посуду и не рыдала в голос, я сидела тише воды, ниже травы! Опустила глаза, инстинктивно закрываясь руками и отползая в угол, ужас грозил смести все защитные барьеры. Это была последняя шаткая возможность все изменить, но я ее не осознавала. Если бы заговорила с ним, все бы изменилось. Именно сейчас, потом уже будет поздно. Я молчала. Позволила впихнуть себе в рот таблетку успокоительного и покорно запила водой. Уже засыпая, ощутила, как он снова поднял меня на руки. После неизвестного препарата сон сморил быстро, проснувшись, я его не вспомню. А вскоре забуду о том, что, то ли во сне, то ли наяву прозвучало надрывное "прости". Но, скорее всего, это была галлюцинация. Его голос практически всегда был лишен эмоций...

       Я открыла глаза в абсолютно чужой комнате. Темные графические обои. Светлая мебель. Зеркальные вставки в виде широких полотен по периметру, на контрасте с черными стенами выглядели действительно круто, но вместе с тем я ощутила нарастающую тревогу и дискомфорт. Два зеркальных коридора. Это его комната? Как он не боится здесь спать, особенно после триллера "Зеркала"? Я боялась этих предполагаемых порталов в иное измерение в таком большом количестве. В темноте можно сойти с ума! Ближайшее ко мне зеркальное полотно отразило сжавшуюся девчонку с огромными зелеными глазами, в которых плескался просыпающийся ужас. Сглотнув, я провела ладонью по выступающим ключицам, и сердце сжалось от жалости к себе. Всего лишь на мгновение. Невыносимо было видеть отражение собственного ужаса, я просто закрыла глаза. Если бы заснуть и не проснуться! Никогда больше, ни при каких условиях! За шаг до падения, просто зажмурив глаза.

       "Я прощаю тебя..."

       Что знал о кошмаре тот, кто расписал его в эпитеты абсолютного мрака, потери самого себя, разрывающей боли и кровоточащих ссадин?

       Что вы могли рисовать в своем воображении - сцены насилия, безумие зверя с обилием остро-режущих предметов?.. Разрывающий барабанные перепонки вопль? Нет. Источнику кошмара не обязательно даже кричать. Ему достаточно просто попросить. Спокойным голосом. Сухой констатацией факта. Мой кошмар не был хаосом тьмы. Против меня беспощадно выкрутили даже дневной свет.

       - Открой глаза!

       По каналам сгорающих дотла нервных окончаний,  по микрокапиллярам, воспаленной сосудистой сетки, преломляясь тысячей лучей жестокой машины смерти через мнимо уязвимый кристаллик, откуда напрямую - в почти сдавший свои позиции центр эмоциональной обороны, выжигая на стенах обнаруженного бункера, оплота последней гордости, этот беспощадный образ... Нет! Этого не может быть! Мне просто показалось!

       Даже Тьма не может защитить меня от этого безумия черным взмахом своих крыльев. Как бы сильно я не жмурила глаза, до боли в висках, до надрывных спазмов голосовых связок, до панических рыданий своей окровавленной агонизирующей сущности - этого не вытравить уже никаким токсином. Я не чувствую боли в истерзанных запястьях, соединенных укороченной цепью за спиной, мягкие кожаные манжеты не спасают от судорог сопротивления приговоренного к смерти сознания. Хватка в волосах усиливается.