- Это плохо. Она без успокоительного не уснет. Значит, так. Ни в коем случае, не пытайся снять ее стресс алкоголем. Снотворного без назначения доктора не давай. Сейчас все зависит только от тебя.

        Я реально не могу даже предположить, что бы делал, если бы не решился на этот звонок. Я сейчас был готов подписаться под каждым словом Анубиса, пусть только останутся гарантии того, что с моей девочкой все будет в порядке.

       - От тебя, и только от тебя. Забудь напрочь о формате ваших взаимоотношений. Просто будь с ней рядом! Вытирай слезы, дай ей как можно больше тепла. Поговори с ней. Да, в конце концов, скажи правду. Как тебе жаль. Что никогда ничего подобного не повторишь. Ты сможешь, если она тебе действительно настолько дорога! Заставь ее в это поверить, с нее достаточно боли. Обязательно сделай ей инъекцию. Такой стресс запускать нельзя.

       Не произнесено ничего из того, о чем бы я не догадывался. Чего бы ни порывался сделать за эти сутки, каждый раз останавливаясь за шаг до граничащей с безумием решительности. Я не боялся ее сломать, когда рывком запрокидывал голову, заставляя вглядываться в свое отражение. Это всего лишь побочный эффект безоговорочной победы, я с самого начала дал себе четкую установку - любой ценой. И только перешагнув эту черту, я боялся разбить ее одним ласковым прикосновением.

       Ее воля капитулировала. В тот самый момент, когда она осознала, что я могу лишить ее абсолютно всех прав. Даже права на смерть. Я наконец-то научил ее быть моей, стирая устаревшую программу, и моментально прописывая взамен новую.

       Я мог обнять ее, и, захлебываясь в водопаде своих страданий, она бы на подсознательном уровне не посмела меня оттолкнуть. Я бы мог причинить ей боль, и она бы стала самой желанной и ожидаемой. Я мог осыпать ее поцелуями и забрать боль, наверное, именно этим, но мне впервые было страшно к ней прикасаться. Я жалел ее? Или себя, справедливо опасаясь предсказуемого сценария - что с одним прикосновением пальцев меня накроет убивающей волной чужого истерзанного сознания, опалит этим неумолимым пламенем, заденет рикошетом острых осколков разбитой моими же руками душевной оболочки. Этот страх поселится глубоко внутри на долгие годы, перекрыв собой надежду на взаимное будущее, потому, что нет смысла в существовании подобном этому - когда впереди одна пустота, непробиваемая стена, которую не разрушить. Это не воля.

       - Алекс, спасибо тебе за помощь. Ты же знаешь, мне некому больше звонить. - Ну, может, только госпоже Еве Браун, по совместительству - своей матери. С ее латентным poker face и ceep calm, которым я бы окончательно довел свою девочку до безумия.

       - Не благодари. Я помогаю ей, а не тебе.

       - Спасибо, но дай мне в этот раз справиться самому. Я никогда больше не причиню ей боли, можешь мне верить.

       - Это не обсуждается, Дмитрий! Все, что меня сейчас волнует - не твои эгоистичные обещания, лишенные опоры. Ты зашел слишком далеко. В том, что с ней произошло, твоими усилиями, отчасти моя вина. Потому что я не смог искоренить в тебе тягу к разрушениям.

       - Ты не против, если мы обсудим это в другой раз? - только один человек мог так сильно бить словами. Они разбивались о шаткий причал моего с трудом сейчас возведенного самообладания, словно штормовые волны, я, наверное, смог не сорваться и не застегнуться в их значении лишь благодаря тому, что состояние Юли разрывало сердце на кровавый британский флаг.

       - Если я сам тебя не убью за твои художества.

       Почему я не расслышал двойственности в его последней фразе? Легкого содрогания идеально отточенного голоса, мимолетного бриза скрытой за пуленепробиваемым жилетом выдержки и хладнокровия тревожной тональности? Почему не взрезали слух разрывы привычных шаблонов, непонятного тандема опеки и равнодушия, несвойственные ему заявления. Убью? Ты еще позиционирование мне переверни с ног на голову.

       Да потому, что меня больше всего сейчас волновало состояние Юльки. Начнись за окном гребаный зомби-апокалипсис, я бы махнул на него рукой, если бы вообще заметил. Если бы я так не переживал за нее, я бы закончил разговор совсем иначе - никакого приезда и тупых угроз. Но ради ее безопасности я был готов, наверное,  ко всему. Даже к тому, что ее у меня могут отнять на какое-то время.

       Трель музыкального звонка застала врасплох. Расписавшись в бланке доставки лекарств, я запретил себе думать о второстепенных вещах. Приоритеты ни на миг не изменились.

       Я надеялся, что она уснула. Разговор затянулся как минимум минут на двадцать. Но еще на лестнице я услышал ее сдавленные рыдания. Никаких сомнений в том, что они не прекращались, ведь она не могла расслышать моих шагов. Она вообще не могла больше играть ни в какие игры...

       Расстояние в пару шагов. Каждый шаг может стать последним во власти абсолютной тьмы. В знакомом замкнутом периметре с утвержденными ролями, прочувствованными до каждой клетки. Все не по правилам в реальности разломанных сознаний. Нет триумфа победителя даже при абсолютном надломе проигравших сторон.

       Время играет против, усугублять ее боль дальше некуда, потеряно слишком много времени, но я просто замираю в метре от ее постели. Холодный серый свет не давит на глаза и сознание, барьер глубоко внутри, непонятная этиология, словно сама сущность, пытается защитить ее от меня же самого.

       Я не хотел ничего этого. Я никогда, наверное, не хотел, чтобы ты стала центром моего космоса, уникальным пульсаром моей вселенной, которая с твоим появлением сбросила диктат установленных правил. Я не умею любить тебя иначе. Мне всегда будет недостаточно того, чем готовы довольствоваться остальные, прикрывая свою несостоятельность розовым раскрасом любви. Она никогда не была благодатью или даром небес. Любовь - это агрессия неистребимого обладания, эгоистическая печать абсолютного владения над обескровленной сущностью другого, какой бы паритет не придумывали романтики и прочие эмоциональные неудачники. Любовь - это страдание. Но не сопли на кулак изнеженных поэтов от неразделенного чувства. Этот атавизм изобрела сама природа, чтобы сразу четко разграничить пределы естественного отбора. Мои чувства оказались настоящими, прости, но никогда подобный огонь не сможет гореть в замкнутом периметре без тебя. Он будет обжигать, оставляя на твоем срезе сознания ожоги разной степени, но если мы вместе, я буду исцелять тебя день за днем, воскрешать твои обожженные нервы. Я знаю, это больно. Жизнь- боль. Любовь - просто самый неоднозначный энергоисточник жизненного пути. Я говорил, мне жаль, что моим источником сил оказалась именно ты. Или не жаль вовсе, потому что это не мог быть никто другой...

       Что-то изменилось бесповоротно, но больше не пугает своей неотвратимостью. Это такая, беззлобная ирония судьбы, которая решила показать на примере, как в идеале эта история должна была начаться, упрощенная фабула без слез и развал-схождения на атомы адского противостояния. Но весь смысл в том, что с исходными данными подобного уравнения невозможно было достичь подобного результата, не разламывая эту реальность посредством выкрученных в обоюдной агонии интегралов сознания, не ломая каноны исторически принятых теорем. Девочка моя, если бы оставалась хоть шаткая, хрупкая возможность избавить тебя от всего этого, я бы ухватился за нее обеими руками. Мне не нужно было обманывать себя, не моя черная сущность требовала удовлетворения ненормальных желаний, это был скрытый в генетическом наследии зашифрованный код, который я считал недоступными резервами подсознания. Детализированная программа, беспринципный skynet, прошитый в каждом без исключения с самого рождения. У некоторых он может просуществовать в анабиозе всю жизнь ввиду отсутствия или игнорирования кнопки запуска, у кого-то сам откажется запускать свои стратегические задания в виду недостаточно соразмерного интеллекта или психотипа.

       Он не ошибается и никогда не активируется в неуместный момент, он мог бы остаться спящим до скончания дней, если бы не совпало равенство всех факторов в центральной точке пересечения противоестественных граней.

       Нет попытки отшатнуться, и закрыть лицо руками. Нет ужаса и отчаяния в заплаканных глазах, с которыми ты всегда будешь самой красивой девочкой в мире. Ты не понимаешь еще? Нет больше агонии сознания. Это твой свет в конце туннеля, к которому ты так боялась идти. Ты не могла знать, что он тебя не сожжет. Он всего лишь испепелит твою боль, взбунтовавшиеся кластеры твоего внутреннего разрыва, те самые, что мешали тебе видеть на сотни, тысячи шагов вперед. Это будет больно, но эта боль гарант иного возрождения, без которого мы не в состоянии написать новую историю.

       Подсознание редко действует напрямую, возможно, ему просто не хочется тратить силы на изначально провальную конфронтацию. Оно целенаправленно жонглирует сопутствующими обстоятельствами, формируя матрицу решающего рывка, выдавая свой зашифрованный посыл за битву желаний и потребностей, переименовывая десятичный код в разные заголовки - "месть", "боль", "обида" "ярость", с одной единственной целью, уберечь собственные резервы и подвести, наконец, к идеальному решению за чертой. Оно не боится боли и не считает нужным лишать тебя этого условного рефлекса, потому что точно знает, что новая действительность стоит любых пыток и не фатальных саморазрушений.

       Ты прежняя забилась бы в истерике при виде этих манипуляций. Щелчок пальцев по стеклу ампулы с препаратом, наполнение шприца прозрачной жидкостью, безжалостное истребление воздушных микропузырьков. Ты бы не посмела, даже скорее, просто не захотела бы мне возразить, окажись там наркотическая хрень. Несмотря на твое спокойствие, мне хочется тебя успокоить еще сильнее, чтобы ты поняла при первом звуке моего голоса, что кошмар остался за тем барьером, который никогда больше не преодолеет.

       - Все хорошо. Это просто успокоит, чтобы ты не плакала.

       Реальность стала абсолютно иной. Не терзают острыми осколками отголоски паники и напряжения.

       - Просто не шевели рукой... Помоги мне.

       Нет судорожно зажмуренных глаз и надрывного всхлипа, нет ничего из того, к чему я так привык за последнее время. Нет даже страха перед инъекцией, она следит за моими действиями с любопытством и каким-то недоумением. Рука действует уверенно. Она вообще разучилась дрожать и сомневаться, пока мы вместе и так тесно зависимы друг от друга.

       - Вот и все, - зажимаю крошечную ранку на месте прокола. - Сейчас все прекратится. Попробуешь уснуть.

       - Хорошо.

       У нее даже голос не дрожит. Это спокойствие не похоже на все то, что я наблюдал раньше - плотно пригнанные крепления маски, скрывающей тревогу, или состояние той безответной апатии, которая едва не стоила мне безумия.

       - Ты уйдешь? - пальцы свободной ладони смахивают беспрестанно льющиеся слезы.

       Я бы мог уйти, но впервые я не придумываю себе настойчивого призыва интуиции, чтобы понять, что это не то, чего ты хочешь.

       - Нет. Я побуду с тобой.

       Ее взгляд мечется по равнодушным стенам, по потолку, куда угодно, только не в мои глаза. Еще рано расстраиваться по этому поводу. Я и сам не до конца понимаю, каким именно образом тронулся лед после обоюдного апокалипсиса, по каким каналам проник в ее сознание код умиротворяющей программы.

       - Только не смотри на меня.

       - Как скажешь.

       - У меня глаза красные... Потом... когда пройдут.

       Мне нужно то-то сказать. То, что закрепит окончательно фундамент этого нового мира. Удержит от попытки вернуться в сжигающее пламя заведомо проигрышного противостояния. Пальцы не дрожали, когда я делал ей инъекцию, они слегка дрожат сейчас, расстегивая пуговицы рубашки, не в силах противостоять еще одному первобытному инстинкту - согреть, укрыть собой, обезопасить и никогда больше не возвращаться за прежнюю грань. Цель достигнута, в безжалостной ломке нет больше смысла, разгулявшийся эгоизм непостижимым образом стал одним на двоих и готов к абсолютной перепрошивке под интересы любимого человека.

       Скоро это перестанет удивлять... Едва заметное напряжение мышц и покорное расслабление следом. Мне ничтожно мало. Хочу накрыть ее своей стеной защиты взамен той, которой она не так давно лишилась с последним криком, который еще мечется потерянным ультразвуком о неприступные стены оставленной позади реальности. На всю оставшуюся жизнь, без права на ошибку, до тех пор, пока не остынет мое сердце. И с осознанием того, что нет такого холода, который может остановить его биение.

       Она покорно и умиротворенно затихает в моих руках. Я просто накрываю ее собой, сегодня не нужно запечатывать многочисленные замки, чтобы она не сбежала - у нее есть выбор. В сущности, Юля никогда этого и не хотела. Предпочитая сражаться и стоять до последнего, разрывая ненужный шибари зашоренного сознания, полагая, что сможет выстоять, но - не убегала. Безжалостный, но во многом исцеляющий вирус skynet захватил нас обоих, прописав идеальную программу скорого взаимопонимания...