Она сама произносит слова, которые просто не оставляют мне выбора:  

    - У моральных уродов дочери не рождаются...

       ...Наверное, классика жанра - сомкнуть руки на ее хрупкой шее. Дернуть поводок цепи со всей дури, до хруста шейных позвонков. Разбить эти пухлые губы одним движением руки, смотреть на кровавые слезы этого не знающего тормоза язычка... Стандартная, казалось бы, схема... Мерзкий отрицательный герой при таком ударе по психике должен уложить обидчика на лопатки веерным обстрелом от бедра и сделать потерянное выражение лица... Но меня не бьют эти слова. Совсем-совсем. Потому что это не голливудская кинолента, это жизнь, детка. Тут все по-иному. Плохие мальчики доживают до старости, оставаясь любимчиками фортуны, забывая уже на следующий день о жертвах своего эгоизма. Дети рождаются даже у тиранов-диктаторов, и этих детей любят безмерно, и их жизнь никогда не омрачается расплатой за грехи родителей. И за пределами этого дома я не кидаюсь на молодых и дерзких девчонок с кнутом, мне ничего не стоит провести с ними время и забыть о своем темном вожделении совсем. Не повезло тебе. Думай, почему. Окружающий мир ничего плохого мне пока не сделал.

      - Зачем ты так? - любопытство. Ничего больше. Пожалуй, я проявлю великодушие, дам тебе право вписать разрыв вселенной в общепринятые шаблоны. Так тебе будет легче. Легче считать, что пострадала за дело, а не потому, что я так захотел. Долгожданное логическое пояснение.В ответ молчание. Это твой максимум, ты сказала все, что могла сказать. Сама не знаешь, что сняла с меня отголосок последующей вины и сомнений. Дергаю поводок. Попытка встать с колен пресечена на корню.

       - Ползком, родная. Я не разрешал тебе вставать.

       Запомни это. Последнее свое сопротивление. Последний вопль гордости, который ты завтра забудешь. Я его распылю на микрочастицы... У тебя просто потрясающая воля к жизни. Ты на коленях, но не двигаешься. Рывок поощутимее. Я контролирую, с шеей ничего не случится - но эта имитация тебя не пугает совсем. Хорошо же. Посмотрим, как ты выстоишь следующий раунд, и молись, чтобы он стал последним. Потому что... потому что все, что за гранью, лежит выше уровня моих допустимых воздействий.

       Отбрасываю цепь в сторону. В твоих заплаканных глазах искорка торжества. Наслаждайся секундной победой... Пользуйся тем, что за беспокойство о твоем здоровье, я готов перегрызть себе глотку. Ничего. От того, что тебя ждет, пока еще никто не умер. Она следит за моими действиями из-под полуопущенных ресниц. Смотри, мне не жаль. Совсем легкая цепь, размах, со свистом рассекает воздух. Наверное, моя девочка даже вздрогнула. От этого я хочу ее наказать еще сильнее. Меня можно считать кем угодно, и ожидать тоже, чего угодно, кроме нанесения телесных повреждений и иных действий, несовместимых со здоровьем. Корректирую длину. Классическая фиксация. Было бы интересно заставить тебя стоять на кончиках пальцев, но я помню о твоих проблемах с суставами и судорогами. 

       Стальные браслеты с защелкой на тонкий стержень. Такие не снимешь сама, без помощи тонкой иглы. Подхожу к Юльке. Ее снова начала бить крупная дрожь.

- Руки.

- Я не хочу!

- Напоминаю, у тебя нет выбора.

       Две сущности теперь сражаются в кратковременных раундах. Вижу в ее глазах проблеск надежды - может, если я буду сейчас послушной, ничего плохого не случится? Поздно, девочка моя. Защелкиваю стальные оковы на ее вытянутых запястьях. Пристально смотрю в глаза, прямо в душу, до самой сути. Призрачный шанс все переиграть. Потом не сможешь, как бы ни старалась, даже при желании облизать мои туфли до миллиметра, цепи не позволят. Нет. Не дождусь. Дашь мне знать потом, стоила ли такая тупая гордость того, что я с тобой сделал. Поднимаю на ноги своей любимой хваткой за волосы. Даже не встречаю сопротивления, фиксируя руки за кольца браслетов на натянувшейся цепи. Выше. Вот так. Теперь не вырвешься. Можешь только извиваться, но не советую, будет очень больно.

       Без предварительной ласки вполне можно обойтись, но не отказываю себе в этом удовольствии. Ее идеальная маленькая грудь доверчиво умещается в моих ладонях. Захваты цепи сделали ее более округлой. Такой совершенной каплевидной формы некоторые знакомые девчонки добились исключительно под скальпелем пластического хирурга. Причинять ей боль сейчас не входит в мои намерения, поэтому забываю напрочь о японских зажимах, соединенных цепочкой. Тишина. Даже спустя пять минут такой ласки. Не порядок, мне нужна твоя реакция. Перемещаю руки ниже, ломая сопротивление сомкнутых бедер. Ты не течешь. Это должно меня насторожить, но в принципе, я сегодня не собирался доставлять тебе удовольствие. В моих планах всего лишь тебя расслабить и подготовить, так легче. Пальцы скользят внутри по сухому, ее слабый стон - от дискомфорта такого вторжения. Но природа все предусмотрела, легкий массаж точки G, и в ответ участившееся дыхание вместе с влагой на моих пальцах. Совсем немного, нет попытки податься навстречу, прижаться в немом призыве довести эту пытку до логического завершения. Очень хорошо. Сегодня будет только мое удовольствие, ты лишилась этого права. Молчишь? Пора услышать песни твоих криков. Отстраняюсь вместе с несильным ударом по промежности. Лучше не оборачивайся.Она меня слышит. Никакой попытки повернуть голову. Выдавливаю смазку из тюбика на пальцы, одновременно расстегивая ремень. Достаточно одного прикосновения, чтобы услышать ее шипение и сдавленный всхлип. Догадалась? Это только твой выбор. Тугие мышцы сфинктера отказываются пропускать мои пальцы. Только меня это никак не остановит.

       - Расслабься и прекрати дергаться, - ласково шепчу ей в затылок. - Ты же хочешь, чтобы обошлось без разрывов?

       Крик стынет на ее губах, когда я прорываю оборону зажатых мышц. Такая узкая, я долго не продержусь. Уже два пальца, беспощадно, невзирая на оцепенение и сдавленные всхлипы, легко скользят посредством лубриканта с обезболивающим эффектом. Она считает, что я над ней издеваюсь, и никогда не узнает в мелочах, как я упростил для нее этот момент. Будь больше времени до того момента, как она довела меня до крайних мер, я бы ее постепенно подготовил к этому так, чтобы исключить любую боль. Меня возбуждает ее беспомощность. Когда я в попытке погладить ее искусанные губы ощущаю на ладони слезы, мир взрывается. Этого не отнять, возбуждение при виде ее слез сносит крышу, и попробуй мне только кто-нибудь сказать, что это ненормально. Ширинку до упора вниз. Пока еще работают тормоза. Если я заведусь сильнее, просто растерзаю в четыре глубокие фрикции.

      - Значит, я первый... - констатация факта возносит эйфорию на запредельную высоту.        Растираю лубрикант по всей длине члена, добавив еще немного на сжатое колечко мышц.          - Можешь кричать. Будет больно.

       Медленное вторжение первопроходца ни с чем не сравнить. От тысячи острых игл запредельного удовольствия глаза застит красная пелена, под непревзойденный аккомпанемент ее стонов и криков. От восхитительного сжатия тисками никем ранее не разработанной дырочки самоконтроль грозиться пуститься во все тяжкие, с трудом удерживаю его на месте. Медленно. Осторожно. Спешить некуда. Без боли, увы, не обойтись. Пройдет спустя какое-то время.

       Пальцы впиваются в кожу ее подрагивающих бедер, оставляя безжалостные отметины, но это единственная возможность удержать ее на месте, чтобы не дергалась и не пыталась вырваться. Время прекращает свой хаотичный бег, застывая безмолвным и циничным наблюдателем. В какой-то момент мне приходится обнять ее покрепче, чтобы удержать на ногах, моя девочка просто повисла на цепях. Вместе с этим прекратились надрывные стоны и содрогания тела. Расслабилась, хорошо. Теперь боль должна уйти. Ничто больше не сдерживает. Когда яркий оргазм накрывает с головой, в глазах темнеет, настолько яркие ощущения. С трудом заставляю себя удержаться на ногах, разжимаю кольцо рук, обхвативших ее ребра. Звон цепей. Ее ноги отказались служить точкой опоры.Забыв про приятную слабость, приподнимаю ее вверх, одной рукой расстегивая карабины крепления на запястьях. Бережно укладываю на пол. Я переиграл свою слабость сегодня. Безоговорочная победа абсолютной власти во всем. Очень осторожно переворачиваю ее на спину, чтобы увидеть взгляд и зачитать очередную порцию слов утешения.

       Это не ее глаза. Больше не ее. Абсолютно пустые.

      Трясу головой, надеясь, что мне это только показалось. Картина не меняется. Абсолютный вакуум вместо двух глубоких изумрудов, в которых раньше с космической скоростью сменялся атмосферный фронт самых разных эмоций, от откровенной радости до горечи поражения. И в этот момент понимаю, что жажда власти лишилась головы.

      Позвоночник прошибает тысяча ледяных игл неотвратимости, прежде чем я понимаю, что именно произошло.

Юля  

    Где-то там, над нами, кто-то есть? Он все видит? Я всегда была долбаной атеисткой, мне было проще поверить в навязанный кинематографом мир, в котором управляет Высший Разум. Однажды я посмотрела фильм, названия которого даже не вспомню. Фильм, между нами, на троечку. Начало апокалипсиса. Горстка людей то ли в бункере, то ли в хижине, и с какого-то перепугу на этом last party оказался Ангел, который всех достал в раю. С таким-то торсом и проникновенным взглядом, ничего удивительного. По-моему, они там прятались от чертей и прочей шушеры... Во всем этом, кроме харизмы Пола Беттани, был еще один сильный момент. Когда группа затерянных в общерелигиозном кошмаре синхронно упала на колени, воздевая руки к небу, умоляя Бога сжалиться над ними, Пол, он же Ангел, недрогнувшим голосом похоронил их последнюю надежду одной хлесткой фразой... "Вы думаете, это Дьявол спустился на землю? Опомнитесь, это богу вы настолько поперек горла, что он решил стереть этот мир с лица земли..." 

        Бог вместе с моим Ангелом-Хранителем в этот момент, видимо, так и сочли нужным. Пришел сценический дебют темных сил. 

       На каком ударе я перестала чувствовать боль? Да на первом. Ничего. Ни боли, ни пожара в изнасилованном горле, ни привкуса его спермы. Ничего. Он, кажется, и не бил меня по-настоящему - или же физическую боль вытеснила иная. Я плохо помню сейчас этот кошмар, чтобы пересказать его в деталях, даже ценой ваших шокированных глаз и осязаемого пламени праведного гнева. Помню только, что до последнего верила, что игра прекратится над самым высоким обрывом с острыми бивнями прибрежных скал, на которые, если я упаду, никогда больше не встану. Что делал он? Он меня в этом не разубеждал. Он подпитывал эту шаткую надежду ядовитой лаской голоса, от тембра которого еще совсем недавно я превращалась в податливый воск. Когда сознание, не выдерживая боли, готово было подбитой птицей рухнуть к его ногам, к носкам этих черных туфель, поцелуя которых он так от меня и не добился... Тогда в ход шло одно из самых страшных человеческих оружий. Ласка и фальшивое ощущение безопасности, вопреки всякой логике, заставляющее поверить, что все хорошо, больно больше не будет, теперь все закончится. Душа рыдала кровавыми слезами облегчения, избитая гордость из последних сил держала глаза широко распахнутыми, кривила избитые губы в подобии улыбки - ну что, Юлька, "героям слава?" Выстояли? А я не успевала ей ответить, потому как, вслед за этим, мой личный фатум наносил очередной удар Его руками.

       Больно не было от цепи к кольцу этой черной моральной удавки, которая за эти недолгие дни истерла мою шею, о чем я молчала, сжимала зубы, чтобы униженно не просить избавить от нее, хотя бы на время сна. Казалось бы, что такое - щелчок карабина? Просто звук. Никому, наверное, кроме меня не понять, как кроит сознание острым лезвием на "до" и "после" ощущение того, что ты на привязи. Действительно, продолжение воли и рук того, кто заграбастал себе право назваться твоим Хозяином. Сердце просто падает вниз, и гаснет свет в холле ЦРУ моего сознания. Край пропасти все ближе, как бы ты не замедляла шаг, твой оживший кошмар неумолимо толкает в спину, не позволяя свернуть с пути. Тебе не нужно знать, что он при этом думает, но дар чтения чужих мыслей, хренова дьявольская благодать, снизошел именно сейчас, зацепив рикошетом его. Такая малость, цена не допустить безоговорочного падения, казалось бы... Но не знаешь, что убьет тебя вернее. Прикосновение губ к черной бездушной коже этих крутых туфель или последующий полет его безумной фантазии.

       Немного больно, когда руки вытягивают цепи, боль в суставах слабая и почти незаметная с высоты... или кратера сознания, приговоренного сегодня к смерти. Это не наказание. Это вынесение приговора. Есть шанс на унизительную апелляцию у его ног, на поводке... Шанс есть всегда... Но не тогда, когда ты защелкнута в тисках кошмара и думаешь, почему сердце все еще бьется. Почему не устает так колотиться?!