И они могут быть счастливы.

Они всегда лгут. Они никогда не бывают честными.

Роз стояла на том же самом месте, на пологом склоне на краю леса, но питомник «В саду» исчез. Вокруг тянулись поля, окаймленные голыми зимними деревьями, и воздух был пронизан холодом.

—Не все мужчины, — тихо сказала Роз. — Не всегда.

Я знаю больше, чем ты.

Фигура скользила по полям, призрачная, как туман, заклубившийся над голой черной землей. Грязная белая рубашка, босые ноги, тающие в мелком море тумана. Спутанные волосы, падающие на бледное лицо, горящие безумием глаза.

Роз сковал страх, но она лишь чуть пошире расставила ноги, врастая в землю, полная решимости не отступать.

Свет дня погас. Тяжелые тучи затянули небо, задушили синеву чернотой, подернутой ядовитой зеленью.

—Я живу дольше, чем прожила ты, — сказала Роз, не сумев сдержать дрожь при приближении Амелии, но не отшатнулась.

И ничему не научилась. У тебя есть все, что нужно. Дом, дети, любимая работа. Зачем тебе мужчина!

—Любовь.

Резкий гортанный смех ударил Роз по натянутым нервам.

Любовь — самая большая ложь. Он будет спать с тобой, использовать тебя, изменять и лгать. Он будет причинять тебе боль, пока не иссохнут твои душа и тело, пока ты не станешь безобразной и не умрешь.

Страх не помешал Роз пожалеть несчастную.

—Кто предал тебя? Кто довел до этого?

Все. Все они одинаковые. Они называют нас шлюхами, но продажны сами. Разве они не приходили ко мне, пока их жены спали в холодных, освященных браком постелях!

—Они заставляли тебя? Они...

А потом они забирают то, что им не принадлежит. Забирают мое!

Амелия вонзила кулаки в свой живот, и сила ее ярости и горя отбросила Роз назад на целых два шага.

Буря бушевала в небе, бурлила на земле, превращая воздух в густую клубящуюся массу. Роз казалось, что она дышит грязью, и сквозь грохот бури до нее доносились безумные вопли.

Убей их всех! Убей во сне. Разруби на куски и утопи в крови. Верни мне мое! Будь все они прокляты и гори в аду!

—Они умерли. Они превратились в прах! От них ничего не осталось! — крикнула и Роз, но ее слова оказались тихим хрипом. — Это я осталась от них?..

Буря прекратилась так же резко, как началась. Исчезло и обезумевшее привидение, осталась та спокойная Амелия, что пела детям колыбельные. Печальная и бледная, в своем сером платье.

Ты моя. Моя кровь.

Амелия протянула руку, и Роз увидела на ладони растекающееся красное пятно.

Моя плоть. Из моего чрева, из моего сердца. Помоги мне. Я заблудилась. Мне так одиноко...

Роз осталась одна на краю леса. Внизу расстилался питомник — ее творение.


Она вернулась к работе. Работа всегда успокаивала ее, занимая руки, но рутина не могла отвлечь от произошедшего на опушке.

Роз не спешила с кем-либо поделиться. Всю вторую половину дня она отделяла черенки от материнских растений и укореняла их. Поливала, подкармливала, вешала этикетки.

После рабочего дня Розалинд снова пошла через лес, но не сразудомой. Забрав рассаду из своей личной теплицы, она посадила канны в местечке, драматичность которого хотела подчеркнуть, дельфиниум и примулы там, где желала больше очарования. А в тенистом уголке она добавила умиротворяющие герани и бубенчики.

Да, здесь она всегда находила покой и утешение: в садах, земле, тени Харпер-хауса.

Роз опустилась на колени под ярко-голубым небом и устремила взгляд на свой дом: теплый желтый камень, сверкающие оконные стекла в белоснежных рамах.

Какие тайны спрятаны в его комнатах за надежными стенами? Что похоронено в земле, которую она перебирает своими руками из сезона в сезон?

Она выросла здесь, как ее отец, и его отец, и все те, кто приходил в мир до них — поколение за поколением одной крови и истории. Она вырастила здесь своих сыновей, она трудилась, чтобы сохранить свое наследство, чтобы и дети ее детей могли называть Харпер-хаус своим домом.

Она должна узнать, что свершилось здесь, чтобы передать все это Амелии, и смириться с тем, что узнает.

Приняв решение, Роз убрала инструменты и отправилась в дом. Митча она нашла в библиотеке.

—Прости, что прерываю. Мне нужно кое о чем с тобой поговорить.

—Отлично, я тоже должен с тобой поговорить, — он развернулся в кресле, из груды бумаг на столе выдернул папку.

—Ты первый.

—Хм-м? Ну, ладно, — Митчелл провел пятерней по волосам, снял очки — обычные жесты, когда он приводит мысли в порядок, как уже знала Роз. — Я практически закончил все, что можно было сделать здесь, хотя мог бы еще много месяцев копаться в истории твоей семьи, углубляясь в прошлое и заполняя пробелы. Кстати, я планирую к этому вернуться. Однако что касается задачи, которую ты передо мной поставила, я в тупике. Роз, Амелия не была членом вашей семьи, вернее, она не была Харпер. Ни по рождению, ни через замужество. Никакие документы, включая свидетельства о рождениях, браках, смертях, не подтверждают, что женщина по имени Амелия из семьи Харпер проживала в этом доме. Ни одна женщина примерно ее возраста не умерла здесь в определенный нами период.

—Понимаю, — Розалинд сидела перед Митчем, жалея лишь о том, что на столе нет кофе.

—Если Стелла ошиблась в ее имени...

Роз покачала головой:

—Не ошиблась. Амелия.

—Хорошо, но Амелии Харпер, по рождению либо в замужестве, документально не существует. И, учитывая долгую историю этого дома, весьма странно, что не сохранилось никаких упоминаний о женщине двадцати-тридцати лет, умершей тут. Старше или моложе? Пожалуйста.

Митчелл положил папку на вершину бумажной горы.

—Да, между прочим, одна из самых захватывающих смертей случилась здесь в тысяча восемьсот пятьдесят девятом году. Твой предок, мужчина, Богард Харпер, сломал себе шею и ноги, упав с веранды второго этажа. Из писем, упоминающих об этом событии, я узнал, что Бо слишком увлекся, предаваясь любовным утехам, перегнулся через поручни и увлек за собой партнершу. Когда сбежались домочадцы, он уже был мертв, но своим телом смягчил падение дамы, гостьи в доме. Она отделалась сломанной рукой.

—И покрыла себя безграничным позором.

—Вполне возможно. Я приготовил для тебя список женщин, женщин из семьи Харпер, и женщин, служивших и умерших в доме, но ни одна из них нам не подходит. А еще я получил кое-какую информацию от адвоката из Бостона. Я тебе о ней говорил.

Митч занялся нелегкими поисками очередной папки.

—Это праправнучка экономки времен Реджинальда Харпера. Вообще-то она обнаружила, что в Харпер-хаусе работали трое ее предков: экономка, дядя экономки — землекоп и ее юная кузина — судомойка. Из этих сведений мне удалось собрать для тебя подробную историю и той семьи. Я подумал, что тебе захочется иметь ее, хотя полезным нам вряд ли что-то окажется.

—Хорошо, спасибо.

—Адвокатесса настолько заинтересовалась, что продолжает в свободное время искать для нас информацию. Может, и повезет.

—Ты значительно продвинулся.

—Если углубишься в мои таблицы, обнаружишь даже троюродного брата своего двоюродного дедушки по материнской линии и получишь исчерпывающее представление о его жизни, но не думаю, что это тебе поможет.

—Ошибаешься, — Роз окинула взглядом горы папок на столе, доску с приколотыми докуметами, фотографиями и рукописными заметками за спиной Митча. — Очень даже поможет. Я давно должна была этим заняться. Должна была узнать о неудачливом ловеласе Бо, и о хозяйке салуна Лусибелл, и обо всех других, кого ты извлек из небытия для меня.

Роз подошла к доске, вглядываясь в лица, в имена. Некоторые люди были знакомы ей, другие долгое время оставались тенями из прошлого.

—Теперь я понимаю, что моего отца настоящее интересовало гораздо больше, чем прошлое. Дедушка умер, когда я была совсем маленькой, и я не помню, чтобы он рассказывал мне семейные истории. Почти все, что знаю, я узнала от бабушки, не урожденной Харпер, и от старших кузин. Я иногда просматривала старые документы и думала, что вот найду время, почитаю побольше и подольше, но не получалось. — Роз отошла от доски. — Семейная история, все, кто был раньше, очень важны, а до недавнего времени я не оказывала им должного уважения.

—Я соглашусь с первой частью, но ни в коем случае не со второй. Этот дом — наглядная демонстрация твоего величайшего уважения к своей семье. По сути, я сказал лишь, что не смог выяснить, кем была Амелия, а исходя из того, что видел и чувствую, — она из твоих предков, но не член семьи. Я не нашел ее имени в семейных документах и не верю, что она служила здесь, в доме.

—Не веришь...

—С учетом того, какими были общественный уклад того времени, взаимоотношения между различными социальными группами, можно предположить, что Амелия служила здесь и забеременела от одного из членов семьи, но тогда ей вряд ли позволили бы остаться в доме на время беременности. Ее отослали бы прочь. Возможно, откупившись... Однако я так не думаю.

Оглянувшись еще раз на доску, Роз вернулась в свое кресло.

—Почему?

—Главой дома был Реджинальд. Вся доступная информация о нем указывает на то, что он являлся необычайно гордым человеком и ревностно оберегал то, что сейчас мы назвали бы его высоким статусом в этой части страны. В политике, в бизнесе, в обществе. Если честно, Роз, я не думаю, что он связался с горничной. Твой прадед был более разборчивым. Завести интрижку с горничной мог бы какой-нибудь родственник, дядя, брат жены, кузен, но интуиция мне подсказывает, что связь с Амелией была более тесной.

—И что нам остается?

—Любовница. Женщина — не жена, — удовлетворявшая его плотские нужды. Содержанка.

Роз долго молчала и наконец заговорила.

—Митчелл, а знаешь, что забавно? Мы с разных сторон пришли к одному и тому же выводу. Ты перерыл горы документов — у меня от одной мысли о них начинается головная боль. Телефонные переговоры, компьютерные поиски, копание в судебных архивах, графики и таблицы и один бог знает, что еще. По ходу расследования ты раскрыл мне мою семью, людей, чьи имена я и не знала, но которым в очень реальном смысле обязана своей жизнью. Одновременно ты исключил дюжины вариантов того, кем могла быть эта несчастная женщина, сократив вероятность до единственно правильного ответа. Думаешь, когда мы все узнаем, она обретет покой?

—Не могу сказать. Почему ты так печальна? У меня сердце разрывается, когда ты грустишь.

—Даже не знаю. Сегодня еще кое-что случилось, — тихо призналась Роз и рассказала ему все. — Мне было так страшно! Мне было страшно, когда она той ночью отгородила нас от детей невидимой стеной и мы с тобой ворвались в детскую с веранды. Мне было страшно, когда она бушевала, бросалась вещами. Мне было страшно в ванне, когда она пыталась утопить меня. Я думала, что уже никогда не испугаюсь. Но сегодня, когда я стояла там и смотрела, как она идет ко мне через поле, сквозь туман, я остолбенела от ужаса. Я видела ее совершенно безумное лицо и понимала, что в своем безумии она ни перед чем не остановится. Наверное, вот такое безумие переживает саму смерть.

Роз тихонько встряхнулась.

—Я понимаю, как странно это звучит, но думаю, что именно это она каким-то образом и сделала: поборола безумием смерть и не смогла покинуть этот мир.

—Сегодня она не касалась тебя? Не пыталась причинить вред?

Роз отрицательно покачала головой.

—Даже на пике ярости. Я не могла дышать... как будто тонула в грязи, но отчасти из-за собственной паники. Она говорила об убийстве, о крови. В этом доме никогда не было речи об убийстве, но... О господи, неужели ее убили? Кто-то из моих родственников убил Амелию?

—Она призывала убить кого-то, но не намекала, что убили ее, — напомнил Митч.

—Верно, однако вряд ли свихнувшаяся женщина может воспринимать реальность без искажений. Она сказала, что я ее кровь. Правда это или нет, сама Амелия в это верит, — Роз перевела дух. — Как и ты.

Митчелл встал из-за стола, подошел к Розалинд, взял ее за руки, вытянул из кресла в свои объятия.

—А во что веришь ты?

«В покой и утешение», — подумала Роз, опуская голову на его плечо. Какой покой может дать мужчина, если ему не сопротивляться...

—У нее глаза моего отца. Я не видела этого раньше, может, не позволяла себе видеть. Митч, неужели Реджинальд-старший забрал ее ребенка, моего деда? Неужели он был таким жестоким?

—Если мы не слишком далеко зашли в своих фантазиях и это был ее ребенок, Амелия могла сама его отдать. Они могли заключить соглашение, а потом она пожалела об этом. Возможностей миллион.