Лора проводила ее глазами. Беспечная красивая бабочка, она лишь с виду бестолковая балаболка. Житейской сметливости ей вполне хватало, пока она разводилась с мужем и налаживала самостоятельную жизнь, и хватит впредь. А еще у Алисы вздорный нрав и доброе влюбчивое сердце. И переживает она каждый раз всерьез – и какая разница, что этот «каждый раз» повторяется ежемесячно… И с удивлением Лора отметила, что даже привязалась к этой девушке.

А потом она позвонила Севе. Им необходимо было поговорить.


01.12

В ее темном мозгу разверзался ад, с каждой минутой все более испепеляющий. От ярости она почти ничего не видела – ни Овчинниковскую набережную, ни трамвайные пути через мост. Складывалось такое ощущение, что сегодня все эмоции, так долго погребенные под прахом раскаяния, вдруг высвободились. Их сила обескураживала, Лора не была к этому готова.

«Ты не готова», – сказал ей несколько часов назад Сева. Так вот чего он хочет от нее? Алиса права. Как ни прискорбно, Лора подозревала, что Алиса права. Обида душной волной захлестывала ее.

«Dies irae» Моцарта как нельзя лучше подходил ее состоянию. День гнева. Точнее, ночь. Она выкрутила громкость на максимум и вышла из машины, хлопнув дверью. Изнутри звук просачивался под напором, как забродившее вино из закупоренной бочки. Казалось, что сейчас все взорвется. И прежде всего голова.

Астанина вывернула карманы куртки – на асфальт посыпались каштаны. Она собрала их и с силой запустила в воду канала. Следом туда полетел флакончик с недавно купленными духами. Духи? Вот еще!

Она слышала, как рядом зарокотала «Ямаха», и вцепилась в ограждение набережной, дожидаясь, пока Корнеев подойдет. Силы вдруг оставили ее, ярость мгновенно пересохла. Черт, одного появления Севы достаточно, чтобы… Чтобы что?..

– Здравствуй! – Это приветствие заставило ее вздрогнуть, хотя она чувствовала каждый шаг его приближения.

Лора повернула голову и оглядела Севу. Он, бесспорно, красив. Любая девушка будет рада провести с ним ночь, неделю, месяц. Может, всю жизнь… Он не так прост, как кажется.

– У меня новости! – Сева был оживлен и явно обрадован. Его невероятные глаза ярко блестели, отражая свет ночных огней. – Правда, не знаю, определить ли их хорошими или плохими…

– Сева, я…

– Подожди, подожди! Сперва я.

Он вытащил из нагрудного кармана кожанки сложенный вчетверо белый лист, встряхнул его, как встряхивают салфетку, и протянул Лоре. Какая-то ксерокопия.

– Что это?

– Читай.

Он замотал вокруг шеи свой полосатый шарф, пока Лора силилась сосредоточиться и разобрать строчки. Медицинское заключение. Гордеева Ирина Анатольевна, 66 лет… По результатом МРТ и КТ… скопления нейрофибриллярных клубков… наличие амилоидных бляшек в височной доле… выраженные признаки дегенеративных процессов… Рекомендованное лечение…

– Что это? – повторила Лора, прочитав два раза.

– Это диагноз твоей бывшей свекрови. У нее Альцгеймер.

– Откуда у тебя это?

Сева склонил голову, поглядывая хитро:

– Я не говорил тебе, что я паук? Расставляю сети, а потом дергаю за ниточки. Ха! Да ладно, Лора, всего лишь попросил пару человек подсобить. Когда-то помог им, они хотели отплатить тем же, вот и все. Обычное дело. Но ты понимаешь, что означает эта бумажка? У твоей свекрови больше нет возможности избегать тебя. Ей придется признать твое существование, иначе рано или поздно ее внук окажется без присмотра, а еще хуже, если в приюте. Насколько я могу судить о ней, она не будет доводить до такого. Да, конечно, я тебе сочувствую, потому что тебе придется ухаживать за больным старым человеком, чье сознание угасает с каждой неделей. Будет нелегко. Но это небольшая плата… за все.

– За все, что я сделала, – договорила за него Лора.

Да, в голове сверкнула молния, и все стало ясно как день. И фраза Ирины Анатольевны, что она может забыть слово «пунктуация», но не забудет о том, что сделала Лора… И фигура из скульптурной композиции. Фигура номер десять, Беспамятство. Дети – жертвы пороков взрослых… Воистину так.

И Лоре Астаниной стало совершенно очевидно и спокойно при мысли, что теперь ее путь прям и не имеет ни отворотов, ни остановок. Есть мальчик, у которого больше нет никого. И женщина, которая скоро потеряет память и окажется одна в серой пелене старческого безумия. Она больше не враг. Этим двоим вскоре не на кого будет опираться, кроме нее. И она окажется рядом, чего бы это ни стоило. Теперь только осталось объяснить это им.

Лора повернулась к Севе:

– Спасибо. Ты, конечно, прекрасно представляешь, чего это для меня стоит.

Сева расплылся в улыбке облегчения:

– Да ладно! Пустяки…

– Садись. – Лора открыла перед ним дверь своей машины. Сева удивился, но воспользовался приглашением.

Хор в магнитоле исполнял «Смерть Офелии» Берлиоза, Лора убавила звук, но не выключила. Сева смотрел на нее выжидающе, и тогда Лора расстегнула куртку, чуть резче, чем нужно было. А ее пальцы легли на запястье Севы и погладили.

– Нет, не пустяки. Спасибо. – прошептала Лора, наклоняясь к Севиному лицу. Ее губы коснулись его губ.

– Так… – Сева отстранился. – А вот это совсем мне не нравится…

– Почему? – Лора продолжала играть роль соблазнительницы. – Разве тебе этого не хочется?

Сева взглянул на нее угрюмо.

– Хочется. Но почему-то мне кажется, что ты сейчас действуешь не по собственной воле…

– Отчего же? – Она попробовала быть игривой, но Севу не провести:

– Не ври мне, Лора. Никогда не ври, я же просил.

И тогда Лора отбросила наигранность:

– Никто ничего не делает просто так, Сева Корнеев. Ты сам знаешь. Видишь, ты помогал людям, а теперь попросил у них услуги. Я не хочу, чтобы ты как-нибудь пришел и попросил услуги у меня.

– Я никогда не прошу того, что не по силам, – резко ответил он. – Лора, осторожнее.

– Нет, Сева. Давай так. Я не хочу быть тебе обязанной. Предпочитаю платить долги сразу же.

– Идиотка.

Он на мгновение отвернулся к окну, а когда Лора снова смогла увидеть его глаза, они были полны злости и боли:

– Ты унижаешь себя и меня. Ты думаешь, я что, демон, который заключит сделку, а потом в какой-то момент явится и потребует заплатить цену? Ты думаешь, я задумал помогать тебе, чтобы у тебя не осталось иного выхода, чтобы переспать со мной, раз уж ты мне пару раз давала понять, что ничего между нами нет и быть не может? Так? Да, Лора?

Нет, конечно, не так. Она уже понимала, что чудовищно сглупила. Что обидела, оскорбила этого мужчину настолько серьезно, что теперь едва ли вымолит его прощения. Лора содрогнулась и замешкалась с ответом, чувствуя, как от ужаса липкий пот выступает у нее между лопаток. Она в панике искала нужные слова.

И прежде чем она успела как-то себя оправдать, Сева выскочил из машины, бросился к «Ямахе» и оседлал ее. Мотоцикл взревел, такой же оскорбленный, как его хозяин.

– Сева, постой! – крикнула Лора.

Но пришпоренный мотоцикл пронесся мимо, едва не встав на дыбы. И тогда Лору захлестнуло ледяное и тоскливое чувство надвигающейся беды. Оно было с ней весь день, с самого утра, как северный прибой, то накатываясь, то отступая, и вот теперь приблизилось вплотную. Она вспомнила наконец то, что вертелось в голове утром и что невозможно было ухватить. Сон, который она видела в кратком ночном забытьи. Кажется, ей снилось именно то, что сейчас произошло – ссора с Севой на набережной.

Дежавю. Вся в предчувствии скорого ужаса, Лора бросилась за руль и ударила по газам, стараясь не упустить все уменьшающуюся точку Севиного мотоцикла из виду.

Она видела все, дробно, по кадрам: щелк, щелк, щелк. Дождь перестал, но дорога еще блестит, смазанная его водянистым маслом. Светофор пульсирует бессмысленным желтым цветом, поджигая перекресток вспышками. Сева несется вперед, не притормаживая, не давая себе труда посмотреть по сторонам. А справа к нему приближается черный седан. И перекресток заполняется ревом, визгом тормозов, воплем клаксона, этот звук нарастает, как ударная волна. Последний вираж, бесконечное скольжение. И маленькое человеческое тело на асфальте, и синий искореженный до неузнаваемости мотоцикл, впаянный столкновением в автобусную остановку. К счастью, там никого не было, промелькнуло в голове Лоры. Пока ее руки держали руль, открывали двери, пока ее ноги бежали вперед. К счастью, там никого не было…

Некоторые люди любят смотреть на страшное. Они – зеваки за полицейским оцеплением, жадно рыскающие глазами по искореженным остовам автомобильных аварий, по ногам, торчащим из непроницаемо-черных пластиковых пакетов. Они ходят на похороны, своим долгом перед вдовой или усопшим оправдывая стремление скользить взглядом по восковому кукольному лицу в распахнутой шкатулке гроба. Они вдыхают запах пожарищ и питаются слезами, ужасом и стенаниями из полицейской сводки, подобные мифическим чудищам, обитающим в лесу этого Города.

Лора видела их лица, алчущие глаза на интеллигентных лицах прохожих. Белые вспышки камер, красные огоньки записывающегося на телефон видео, пока она сидела возле Севы на коленях, зажимая ладонями его кровь. Он еще дышал.

Он пришел в себя лишь раз, когда его грузили на носилки. Лора заметила, что Севины губы, бескровные, подернутые пепельной дымкой, зашевелились.

– Сева, Севочка, милый, я здесь. Это Лора, я здесь, рядом, держись… – забормотала она, боясь прикоснуться и навредить. – Я так тебя люблю. Держись, пожалуйста, потерпи еще чуть-чуть. Я люблю тебя.

– Аль…

– Что?

– Альц… геймер это – шанс… не сдавайся… нельзя…

– Тише, не говори, не трать силы… – лепетала она, захлебнувшись слезами.

– Женщина, вы мешаете, – отстранили ее медики.


02.14

Наверное, стена была холодная. Или шершавая, или твердая – Лора этого не чувствовала. Она прислонилась, хотя могла бы просто стоять посреди коридора, или ее можно было подвесить за шиворот на крючок возле пожарного крана – без разницы. Она чувствовала себя… она себя не чувствовала.

Из дверей оперблока выскользнула Катюша. Сейчас это была собранная девушка с острыми глазами, в голубом брючном одеянии ассистирующей медсестры. Лора встрепенулась:

– Как он? Скажи, как он?

– Пока не могу. Идет операция. Травмы очень серьезные. Боятся отека мозга.

– Кто его оперирует? Олег Васильевич?

– Он, – утвердительно кивнула Катя.

К ним подошел Севин друг, тот самый волкодав с бородой и кудрявой гривой, которого Лора припоминала еще по давней стычке на Сретенке. Серега, кажется?

– Сколько ему полных лет? – спросила Катя.

– Двадцать девять, – без промедлений отрапортовал тот. – Группа крови вторая положительная.

– До утра оперировать будут. Если ничего не случится. Поспите. Я позвоню, как закончат, – отрывисто велела Катя. По коридору уже спешили два врача, один из них катил перед собой портативный аппарат УЗИ. Катя пропустила их в операционную и закрыла дверь, не встретившись больше взглядом с Лорой. Это был плохой знак.

– Снова ты, – буркнул Серега.

Лора кивнула. Да, это снова она, как всегда, в гуще человеческой беды, которой снова стала виновницей.

– Как ты узнал… о Севе?

– Мы своих не бросаем.

Это правда. Лора знала, что правда, что она ошибалась, потому что не доверяла единственному человеку в ее жизни, которому стоило бы. Теперь он лежит там, истерзанный, переломанный, истекающий своей второй положительной.

Он просто хотел помочь. Не было в этом никакого подвоха. Как терпелив был Сева с нею, со всем ворохом ее сомнений и проблем. Как неспешно он направлял ее, возвращая к жизни… А она все не верила.

– Как вы с ним познакомились? – спросила Лора Серегу. Ей жизненно важно было сейчас узнать о Севе еще что-то, оживить в своих мыслях его образ, его настоящего, решительного и резковатого, насмешливого и сопереживающего. Чтобы заслонить этим картину крови и разрушения.

– С Севкой-то? Он мне помог. По гроб жизни буду ему благодарен за это. Он мою сестренку нашел. Семь лет назад. Лизка ушла гулять и не вернулась. В полиции, хотя тогда еще милиция была, короче, отказывались брать заявление, что-то у них там переклинило, хотя ведь маленький ребенок! А Севка приехал без вопросов. У них с друзьями была поисковая группа собрана, ну, чтобы людей искать. И нашли ведь! Два раза район с парком прочесали, меньше чем за сутки. Восемнадцать часов, если точно.

– Что… с ней было?

– Упала в канализационный люк. Рука, нога сломаны были, но живая. – Великан улыбнулся, и его лицо засветилось.

– Слава богу.

– Бог тут ни при чем. Это все Севка. Огромной души человек, – Серега покосился на двери оперблока и вздохнул. – Я потом тоже год их городским поисковиком был. Но ушел. Не мог больше. Бывает, ищешь какого-нибудь пацаненка, ищешь, не спамши, не жрамши… Находишь на помойке или еще где, приводишь – а маман его орет как резаная. И на нас, что долго искали, и на него, что сам смылся. Или того хуже, затрещины раздает. Думаешь, редкость? Да на каждом шагу такая реакция. Родных детей своих… они ж чаще всего сами и убегают, семьи-то неблагополучные. В общем, не выдержал, не смог это видеть. А Севка остался. Говорит, что каждый должен делать столько, сколько может, на пределе сил.