Не успели мы войти в свою комнату, как раздался стук в дверь. Это была Филлида с подносом, на котором стояли два стакана.

— Я хочу, чтобы вы попробовали это, — сказала она. — Напиток и в самом деле очень приятный. Этот рецепт называется «стаканчик на ночь». В Сент-Джеймсе есть лавка, где торгуют этим, как они говорят, оздоравливающим средством. Туда входят всяческие травы и тому подобное. Я купила и попробовала. Это что-то вроде овсяного отвара, только гораздо приятней. Принимаешь на ночь с горячим молоком — и спокойный сон обеспечен.

— И ты в это веришь? — спросил Роланд.

— Мой милый брат, я знаю это. Я бы не предлагала вам, если бы не испробовала на себе.

Она поставила поднос на столик, а мы с Роландом, сидя рядышком на кровати, смотрели на нее.

— Давайте-ка попробуйте, — пригласила Филлида. — Люси… — Я взяла поданный ею стакан. — И Роланд…

Теперь, перед тем как лечь в постель, я все время пью это, — сообщила она нам. — Ну же, пейте!

Она проследила за тем, как мы выпили.

— Довольно приятно на вкус, правда?

Мы с этим согласились.

— А теперь я пойду. — Она поцеловала нас обоих. — Спокойной ночи, мои драгоценные. Не могу вам сказать, как я счастлива, что вы вернулись домой.

Я немного беспокоилась за вас, странников в чужом краю.

Она довольно робко улыбнулась нам и, забрав поднос, вышла.


На следующее утро Роланд встал рано, чтобы успеть на поезд. Он пообещал, что к вечеру вернется.

Я вспомнила, что назначила свидание миссис Эмери, поэтому постучалась в ее комнату, и она предложила мне чашечку своего знаменитого дарджелингского чая. Зная, что она будет оскорблена отказом, я выразила горячее желание выпить его.

Последовала церемония заварки чая, и, наконец, когда перед нами оказались наполненные чашки, она перешла к делу.

— Я ведь в этом доме давным-давно, мисс Люси, — начала она. — И мне кажется, я знаю свое место и хорошо справляюсь с работой.

— В этом нет сомнений, миссис Эмери.

— Жалоб на меня не было. Я, по крайней мере, их не слышала.

— Разумеется, не было. Все, включая и моего отца, всегда только хвалили вас.

— Я в этом доме веду хозяйство уж и не знаю, сколько лет.

Я начала беспокоиться. Столь пространное вступление свидетельствовало о том, что дела обстоят гораздо серьезнее, чем мне казалось.

— Скажите, что вас тревожит, миссис Эмери.

— Ну, мисс Люси, прислугу нанимают экономка и дворецкий. Экономка занимается женской частью прислуги, а дворецкий — мужской…

— Ну да.

— Так вот, похоже, кое-кому кажется, что можно явиться в дом и все переменить по-своему.

Теперь я поняла, в чем дело.

— Вы возражаете против того, что мисс Фицджеральд привезла с собой новую служанку?

— Вот именно, мисс Люси. Прислугу в этом доме всегда нанимала я и не вижу причин, почему это должно измениться.

— Я не думаю, что мисс Фицджеральд хотела вмешиваться в вашу сферу, миссис Эмери.

— Я не приглашала эту Китти — или как ее там — приезжать сюда.

— Она чем-нибудь заслужила ваше неодобрение?

— Ну, так бы я не сказала. Но она, например, ходит в кухню. Миссис Грант это не понравится.

Я не представляла, чтобы миссис Грант, толстая, добродушная повариха, стала выдвигать какие-нибудь возражения. В отличие от миссис Эмери она не требовала точного соблюдения правил, установленных в доме.

— Я уже поговорила об этом с мистером Эмери, и он согласен со мной, — продолжала миссис Эмери.

Видимо, у него всегда хватало здравого смысла соглашаться с женой. Теперь мне стало понятно, что она опасается покушений на свои права, и я обязана уладить этот вопрос.

— Думаю, я могу вам все объяснить, — сказала я. — У мистера и мисс Фицджеральд есть небольшой дом в Лондоне. Постоянно там живет супружеская пара слуг, а Китти у них — приходящая. В последнее время Китти там было совсем нечего делать, поскольку она является кем-то вроде камеристки мисс Фицджеральд.

Вот она и приехала сюда. Ни к каким домашним делам она не будет иметь отношения. Она просто будет личной служанкой у мисс Фицджеральд, понимаете?

— Но меня-то об этом не спрашивали, мисс Люси.

— Вероятно, мисс Фицджеральд решила, что поскольку Китти является ее личной служанкой, то все в порядке. Она, конечно, ужасно огорчится, узнав, что задела ваши чувства.

Миссис Эмери несколько смягчилась.

— Что ж, я рада, что вы вернулись, мисс Люси. Вы в доме хозяйка, и об этом все должны помнить.

— О, я уверена, что все об этом помнят. Мисс Фицджеральд говорила мне о Китти и просила прощения за свой поступок. Она признала, что поступила необдуманно. Но в Лондоне для Китти не было работы, а увольнять бедную девушку ей не хотелось.

— Это не девушка. Я бы сказала, что это женщина лет сорока.

— Понятно. Я еще не видела ее. Но мисс Фицджеральд в самом деле не хотела никого обижать. Пусть Китти остается. Вы уж не сердитесь на нее, миссис Эмери.

— Ладно, до тех пор, пока меня не обидят, мисс Люси.

— Я думаю, вы знаете, как я вас уважаю, и меня очень расстраивает то, что вы недовольны.

— О, этого я не говорила. Но я всегда делала свое дело как можно лучше, и люди это понимают. Я всегда знала, каковы мои права, и все остальные тоже знали.

Я просто не люблю, когда приходят чужаки и начинают устраивать все по-своему.

— Но, видите ли, мисс Фицджеральд вряд ли стоит называть чужаком. Она сестра моего мужа, и я надеюсь, что мы хорошо уживемся все вместе.

— Ну, если вы так считаете, мисс Люси…

— Да, я так считаю, миссис Эмери. Смею сказать, что никогда прежде не пила такого превосходного чая.

Она совершенно успокоилась. А я с улыбкой подумала: буря в чашке чая. ***

В тот же день я познакомилась с Китти. Выглядела она совсем не так, как я ожидала. Это была крупная женщина, и, по-моему, ей было далеко за сорок. Когда Филлида представляла нас друг другу, Китти почти не раскрывала рта.

— Это Китти, — сказала Филлида. — Она постарается быть полезной.

— Надеюсь, вам здесь понравится, Китти, — сказала я.

— О да, мэм, — ответила она.

На этом беседа завершилась.

Вечером вернулся Роланд. — Всего за день я успела соскучиться по нему. Услышав об этом от меня, он обрадовался.

За обедом он рассказал, что в конторе накопилось довольно много дел. Руководивший ею клерк не решался самостоятельно действовать по многим вопросам, поэтому Роланду предстояло хорошенько разобраться с накопившимися делами, что могло занять около четырех-пяти дней.

— Вероятно, когда ты возьмешься за это, то будешь трудиться с утра до полуночи, — сказала Филлида. — Я знаю, что ты работаешь нерегулярно и тратишь много времени впустую. — Она обратилась ко мне:

— Но уж если он работает, то работает.

— Она права, — сказал Роланд — Именно так я веду дела. Можно сказать, наскоками. Что же, придется разгребать завал. Через денек, с понедельника, я запрягусь в работу на целую неделю.

— Но больше времени мы тебе не дадим, — сказала Филлида. — Мы с Люси будем считать дни до твоего возвращения.

— А может быть, нам поехать с тобой? — спросила я.

Роланд заколебался, и Филлида сказала:

— По опыту я знаю, что лучше оставить его в покое. Если мы поедем, он будет постоянно думать о нас, и тогда вместо одной недели работа займет две или три. Отправляйся в понедельник, Роланд, тогда ты сможешь вернуться к пятнице, и мы весело и беззаботно проведем уик-энд.

Роланд все еще колебался, виновато посматривая на меня.

— Мне кажется, что решать должен Роланд, — сказала я.

— Ну, — начал он с сомнением в голосе, — полагаю, Филлида все-таки права. Наверное, лучше хорошенько взяться за дело и не отвлекаться на вас, хотя, спешу заметить, это было бы очень приятно. Но дело действительно требует большой сосредоточенности, и мне придется работать с утра до вечера.

— Тогда поезжай и побыстрей возвращайся, — сказала я.

— Значит, решено, — грустно сказал Роланд.

— Это ведь ненадолго, — успокоила его я.

В этот вечер Филлида вновь зашла в нашу комнату со стаканами целебного напитка.

— Так вы почувствовали от него пользу вчера ночью? — спросила она.

Мы переглянулись и заулыбались.

— Ну, конечно же, почувствовали, — сказала она. — Я в этих вещах разбираюсь. Это для вас очень полезно. На упаковке указаны все ингредиенты, и каждый из них имеет свои достоинства. И обещай мне, Роланд, находясь в Лондоне, принимать это. Я заставлю тебя взять немного с собой, и ты дашь мне честное слово.

— Хорошо, я обещаю.

Она лукаво взглянула на него.

— Ты хочешь, чтобы он поклялся на Библии? — спросила я.

— Дорогая Люси, если Роланд обещает мне, он держит слово. Мой брат — человек чести. Ну-ка пейте, как послушные дети.

— Мы не послушные дети, — сказал Роланд. — Во всяком случае, не дети.

— Я знаю, что веду себя, как суетливая старая курица. Но понимаете, я так люблю вас обоих, я так скучала без вас, и наконец вы вернулись, но Роланд опять должен уехать!

— Ничего страшного, — ответил Роланд. — У тебя остается Люси, которую ты сможешь баловать.

Филлида порывисто подошла и расцеловала нас.

— Дорогие мои, я так люблю вас! — сказала она.

Мы выпили чудодейственное средство, которое было и в самом деле довольно приятным на вкус, и она, как и накануне, забрав поднос, покинула нас.


После уик-энда Роланд уехал в Лондон. Я знала, что буду скучать по нему, потому что моя привязанность к нему росла с каждым днем. Это было совсем не похоже на то, что я испытывала к Джоэлю. Я была наивной и романтичной, когда влюбилась в него. Теперь мои чувства были более трезвыми. Возле Роланда я ощущала покой, которого мне не хватало так долго.

Я написала Ребекке обо всем, поскольку ей я могла открыть свое сердце. Она тут же прислала ответное письмо о том, как она счастлива за меня. Сестра была уверена в том, что я сделала правильный выбор; впервые увидев Роланда, она сразу поняла, что он тот, кто мне нужен — Много времени я проводила с Филлидой. Ее интересовало практически все, но больше всего она хотела узнать о местах, которые мы посетили в Италии. Мы шли в библиотеку (мой отец сумел собрать в Мэйнор Грейндже довольно приличное собрание книг) и там отыскивали справки о Неаполе, Помпеях и Амальфи.

Филлида сказала, что было бы замечательно посетить вновь эти места, но уже втроем.

— Впрочем, ты, возможно, и не захотела бы ехать туда втроем, — задумчиво произнесла она.

— Я съездила бы туда с удовольствием, — уверила ее я. — Да и Роланд тоже. По правде говоря, будучи в Италии, мы постоянно вспоминали тебя, а Роланд часто говорил: «Интересно, понравилось бы это Филлиде?»

— Временами это беспокоит меня. Я начинаю думать, не лучше ли мне уехать, обосноваться где-нибудь отдельно. Мне кажется нечестным заставлять вас возиться со мной.

— Будь добра, выбрось всю эту чепуху из головы.

— Ах, Люси, я так рада, что Роланд женился на тебе!

Я спросила, как идут дела у Китти.

— О, все хорошо. У нее носорожья шкура, и это очень удачно. Она внимания не обращает на случайные стрелы, которые летят в нее.

— Стрелы? Кто их посылает?

— Этот дракон, миссис Эмери. Похоже, этой даме Китти не слишком понравилась, и вина лежит вовсе не на Китти. В общем, конечно, виновата я, которая ввела ее в этот дом. Но ведь Китти — моя горничная, и я не подумала, что предварительно следует посовещаться с оракулом.

Я вздохнула:

— Ох, уж эти маленькие неприятности!

— Ты разговаривала с ней насчет этого?

— Да, по ее просьбе. Со всеми церемониями, за чашечкой ее лучшего чая, который она выставляет на стол лишь по особым случаям. Боюсь, что имело место нарушение субординации, выразившееся в появлении в доме служанки без предварительных консультаций с семейством Эмери.

— Вся вина лежит на мне. Может, мне следует извиниться перед миссис Эмери?

Я поколебалась:

— Это было бы нелишним. Должно быть, тогда все встанет на свои места. Миссис Эмери хочет всего лишь признания ее официального статуса.

— Я сделаю это и постараюсь быть тактичной и проявить максимум уважения.

Мы обе рассмеялись.

На ночь Филлида опять принесла напиток, и, пока я его пила, мы сидели и болтали. Это стало своеобразным ритуалом.

В последующие дни мне очень не хватало Роланда.

Я с нетерпением ожидала его возвращения и решила, что в следующий раз, когда ему понадобится уехать в Лондон, я поеду вместе с ним. Я найду, чем занять себя, пока он будет работать: похожу по магазинам, навещу Селесту… Когда он вернется, я обязательно предложу ему это.

В этот вечер «стаканчик на ночь» принесла мне Китти.

Это была крупная женщина с сильными ловкими руками Вела она себя почтительно и была молчалива, отвечала только на задаваемые вопросы, что говорило в ее пользу.