Таким уж было мое настроение.

Потом я заметила, что в дверном замке торчит ключ, и повернула его. Теперь я была заперта.

Удивительно, но мне сразу стало гораздо легче.

Я легла в постель, однако прошло немало времени, прежде чем я уснула.

* * *

Когда я проснулась, вовсю светило солнце.

Теперь комната выглядела совсем иначе. Отперев дверь, я вновь улеглась в кровать. Было семь часов.

Я лежала и гадала, какой у них здесь распорядок дня.

Потом я начала думать о том, как все изменилось после смерти моего отца. Я тосковала по старым добрым дням, по родному дому, по разговорам, которые мы с ним вели. Мне хотелось ждать отца после поздних заседаний в палате общин, вновь наслаждаться его вечерними рассказами о том, что происходило в парламенте. Мне хотелось думать о будущей жизни с Джоэлем, о браке, одобренном обеими семьями… обо всем, что составляло хорошо знакомый мне образ жизни.

Я считала, что все это ожидает меня, но два удара судьбы перевернули мою жизнь. И вот я оказалась в древнем замке, наполненном воспоминаниями о прошлом. Наверное, здесь должны быть и привидения.

Наверное, здесь случались поразительные события, смерти, несчастья, были свои темные тайны. Но и удовольствий, развлечений и радости здесь было немало. Почему же в таких местах всегда думается о неприятных вещах? Может быть, они лучше запоминаются?

Чем бы мне заняться? Очевидно, скоро должна зайти служанка и принести горячей воды. В течение последних дней я пыталась освежить свой французский, который изучала когда-то с мисс Джарретт. Разговаривать на нем, особенно с французами, было совсем не так просто, как читать диалоги с мисс Джарретт.

Около восьми в дверь постучали, и я пригласила войти.

Это была Тереза с подносом, на котором находились сдобная булочка, кусочки горячего хрустящего хлеба, небольшая масленка, чашка с блюдцем и два кувшина — один с кофе, а другой с горячим молоком, покрытые войлочными чехлами, чтобы сохранить тепло Petit dejeuner,[2] мадемуазель, — сказала Тереза.

Вместе с ней вошла другая служанка с большим металлическим кувшином, полным горячей воды, который она поставила в таз. Я поблагодарила их, и они, улыбаясь, вышли.

Кофе был великолепен, как, впрочем, и горячий хлеб, и булочка.

Вчера, пока мы ужинали, в комнаты был доставлен наш багаж. Я была слишком усталой, чтобы распаковываться, и достала лишь самое необходимое.

Теперь я надела темно-синее платье и развесила остальную одежду в гардеробе. Когда я заканчивала делать это, в дверь раздался стук и сразу же, не ожидая ответа, в комнату вошла Белинда.

— Ты еще не готова? Правда, здорово? Тебе нравится твоя комната? Она похожа на мою.

— Видимо, большинство комнат похожи друг на Друга.

— Мне не терпится осмотреть замок, а тебе?

— Да, конечно.

— Все это так захватывающе. Тебе очень повезло, Люси.

— Неужели?

— Ax, бедная Люси! — Она бросилась ко мне и обняла, словно желая защитить. — Я опять что-то ляпнула, да? Но ты должна постараться забыть обо всем. Жизнь продолжается. Отец говорит, что мы обязаны помочь тебе это понять. Мы приложим все усилия, чтобы ты была здесь счастлива. Он так сказал.

— Он очень добр.

— Да, он и в самом деле хороший. О, я знаю, иногда он бывает несколько циничен, но он знает жизнь, Люси, он много пережил. Это вовсе не значит, что в нем нет доброты. Он часто говорит о тебе. Он говорит, что ты должна наслаждаться жизнью, поскольку жизнь одарила тебя многим.

— Очень любезно с его стороны уделять так много внимания моим делам.

— Ты ему нравишься. Он не пригласил бы тебя сюда, если бы ты ему не нравилась.

— О, это только чтобы сделать приятное тебе.

— Ну нет… хотя мне это, конечно, приятно. Он первый предложил это.

— Что ж, вот я и здесь.

— И теперь мы будем чудесно проводить время. Я заставлю тебя вновь полюбить жизнь.

— Спасибо, Белинда.

— Давай быстренько заканчивай и пойдем вниз. Интересно, отец уже встал?

— А где твоя комната, Белинда?

— В другом крыле замка. — Она подошла к окну. — Оттуда совсем другой вид. Я видела озеро. Ну, во всяком случае, что-то, похожее на озеро. Там есть какой-то проток — наверное, ответвление реки, и он впадает прямо в озеро. На озере есть два лебедя, причем оба — черные. Черных я прежде никогда не видела. Это что-то сказочное.

— Значит, мы живем далеко друг от друга.

— Ну, это ведь большой замок.

— Твой отец говорил, что он среднего размера.

— Он сравнивая его с королевскими — Лувр, Блуа и тому подобными. Это дворянский замок, а не королевский.

— Я понимаю.

— Поспеши же. Я буду внизу, в холле. Ты найдешь дорогу?

— Надеюсь.

— Не задерживайся.

Всю первую половину дня мы изучали замок.

— Это совершенно необходимо, в противном случае вы безнадежно заблудитесь, — объяснил Жан-Паскаль. — Я выведу вас наружу, и вы войдете в замок так, будто только что приехали.

— Вчера было слишком темно для того, чтобы что-то разглядеть, сказала Белинда.

— Я хочу, чтобы вам обеим понравился замок. Он очень важен для нашей семьи.

— И все-таки вы его покинули, — заметила я.

— Ах, Люси, со щемящей болью. Но в нашей стране тогда царило смятение. Мы не знали, что делать.

До сих пор у французов еще живы воспоминания о Великой революции, которая произошла всего сотню лет назад. Когда император с императрицей были изгнаны, вы даже представить себе не можете, чем это было для страны. Мы решили, что все начинается заново. К счастью, события развивались не столь трагично, не с той интенсивностью, как в первый раз, когда наша родина так пострадала.

— Но вы сумели сохранить замок, — сказала я, — и он до сих пор принадлежит вам.

— Да, и я здесь частенько бываю. В общем-то, наверное, большую часть времени я провожу именно здесь. Виноделие — это ведь нечто вроде страстного увлечения. Я хотел бы убедить свою матушку вернуться сюда, но она предпочитает оставаться возле императрицы. Возможно, в один прекрасный день все изменится.

— Селеста никогда сюда не приезжает, — сказала я.

— Селеста… ах, бедная Селеста! Брак оторвал ее от родины и сделал женой политика.

— Возможно, сейчас она захочет вернуться?

Жан-Паскаль пожал плечами:

— Она не говорит о своих желаниях. Она знает, что здесь ее дом, наше родовое гнездо. Если ей захочется вернуться, она всегда может это сделать.

— Быть может, так и случится. Селеста не слишком счастлива в Лондоне.

— Да. Но не будем говорить здесь о печальных вещах. Мы должны приятно проводить время, я настаиваю на этом. Верно, Белинда?

— Да, я тоже настаиваю. Перестань хмуриться, Люси. Ты должна всему радоваться.

— Вот видите, — сказал Жан-Паскаль, — это приказ. Теперь давайте подойдем к замку так, словно вступаем в него.

Мы поднялись по внушительной мраморной лестнице, у подножия которой стояли две огромные мраморные вазы с зелеными кустами, склонявшими ветви до земли.

Оглянувшись, мы увидели, что подъездная аллея выходит на лужайку, расположенную прямо перед домом.

Жан-Паскаль велел нам повернуться к замку.

— Вы видите, что над зданием возвышается башня, — сказал он, — В старину ее называли сторожевой башней. В тревожные дни там, наверху, сидел человек, чьим долгом было следить за приближающимися и предупреждать обитателей замка обо всех подозрительных. Обычно дозорные проводили там время, распевая песни или играя на флейте. На этот пост всегда ставили какого-нибудь музыканта, поскольку он мог там практиковаться в своем искусстве. Я помню, как там выставляли пост в семидесятые годы, когда все ожидали неприятностей. Пока люди слышали пение или игру на флейте, они знали, что все в порядке.

У нас был свой дозорный. Эти песни так и назывались: «песнями дозорного», многие из них сочинены прямо там, наверху. Вот видите, башня в центре, а чуть ниже — то, что называют дворцом, то есть та часть замка, где живет семья.

Он махнул рукой в сторону лужайки:

— А здесь устраивались рыцарские турниры.

В средние века замок был центром жизни всей округи.

Вы видите своды, поддерживающие лестницу, там собирались нищие и бродяги. В те времена им выносили объедки со стола. Теперь все, конечно, иначе.

Мы прошли в холл.

— В средние века здесь была главная гостиная, — продолжал свой рассказ Жан-Паскаль. — Взгляните наверх, и вы увидите отверстие в крыше, где когда-то была отдушина, через которую выходил дым. Но сто лет назад замок перестраивали, и теперь у нас здесь большой камин с трубой, через которую уходит дым. Присмотревшись повнимательней, вы можете заметить в центре холла место, где когда-то располагался очаг. Посмотрите на эти изразцы. Замок действительно изменился со времен средневековья, но мы гордимся прошлым, и наше семейство старалось по возможности сохранять все в первозданном виде. Однако если что-нибудь причиняло чрезмерные неудобства, тогда, конечно, мы приводили и это в соответствие с требованиями времени.

Он рассказывал, и я живо представляла себе картины былого. Я видела нищих под лестницей и гостей в роскошных костюмах, стоящих на ступенях той же лестницы в теплый летний вечер. Я думала о предыдущих поколениях Бурдонов, о том, какую они вели жизнь. Похоже, она у них шла неспешно… даже в разгар дня.

Жан-Паскаль показал нам салон и столовую — помещения, появившиеся в Замке в течение последних двух столетий; мы осмотрели дополнительное крыло замка, пристроенное для того, чтобы иметь больше спален для гостей. Здесь была смесь древности и… ну, не совсем современности, но, во всяком случае, более поздних периодов, чем эпоха строительства замка Бурдон.

Теперь я понимала, почему Жан-Паскаль гордился замком и какой трагедией для его семьи была необходимость покинуть свой дом. Меня удивляло, отчего они не стремятся обратно. Жан-Паскаль ответил:

— Мои родители были преданы Наполеону и Евгении. Они проводили большую часть времени при дворе — гораздо большую, чем здесь, и, когда император с императрицей вынуждены были отправиться в изгнание, мои родители сочли своим долгом присоединиться к ним.

Здесь было так много интересного, что осмотр замка длился очень долго.

— Когда-то, — сообщил нам Жан-Паскаль, — дворянские семьи отсылали своих сыновей и дочерей для воспитания в другие семейства. Не знаю, откуда появился этот обычай; возможно, считалось, что родители излишне снисходительны к своим детям. Здесь тоже воспитывали молодых людей и девушек. Мужчины должны были усваивать светские манеры, уметь сражаться на турнирах и так далее, чтобы достойно показать себя при дворе, когда настанет их время.

— А девушки? — спросила Белинда.

— О, их учили, как быть хорошими женами и матерями, как ублажать своих мужей.

— А мужчин учили ублажать своих жен? — спросила я.

— Ах, мисс Люси, это как раз то, что они знали без всякого обучения. Я вижу, вы настроены скептически. Вы не верите, что у мужчин есть некоторые врожденные свойства?

— Я уверена, что их нет. Как мне кажется, было бы неплохой идеей понемножку обучать их тому же, что считалось необходимым для женщин.

Жан-Паскаль снисходительно улыбнулся.

— Может быть, вы и правы, Люси, — согласился он. — А теперь позвольте я покажу вам, где девушки обучались вышиванию, пению, игре на музыкальных инструментах и искусству очаровывать мужчин. Это помещение всегда называли девичьей комнатой. Там все сохранилось в неприкосновенности. Мне нравится думать о девушках, которые находились здесь… такие юные… такие хорошенькие, хрупкие, столь страстно желающие обучаться.

Он посмотрел на меня с выражением, которого я не поняла, но от которого почувствовала себя несколько неуютно.

Мне хотелось бы отбросить дурные предчувствия, которые это место вызывало во мне. Теперь это ощущение было не таким сильным, как накануне ночью, но оно оставалось. Я убедила себя, что во всем виноваты необычная обстановка и, конечно, моя мнительность.

Мы осмотрели замок и вернулись в холл, когда дверь неожиданно распахнулась и вошла какая-то женщина. Она была одета в костюм для верховой езды, из-под серой шляпы выбивались роскошные золотистые волосы.

— Жан-Паскаль! — воскликнула она, устремляясь к нему с улыбкой. — Я узнала о твоем возвращении.

Жан-Паскаль был заметно раздосадован. Я никогда не видела на его лице такого выражения. Он казался даже сердитым.

— А, Клотильда, — сказал он, — я сейчас занят… демонстрирую замок своим гостям.

— Как интересно! — Она явно чего-то ждала.

— Мы увидимся позже.