Я слушала с интересом. Я уже начала разбираться во всем этом и хорошо помнила тот вечер несколько лет назад, когда он вернулся домой удрученным.

— Билль забаллотировали, — сказал он. — Триста тринадцать — за, триста сорок три — против; причем девяносто три либерала проголосовали против билля.

— И что это значит? — спросила я его.

— Это катастрофа! Парламент будет распущен.

И это станет поражением нашей партии.

Так, конечно, и случилось. Мистер Гладстон перестал быть премьер-министром. Его место занял лорд Солсбери. Это произошло в 1886 году, как раз в то время, когда я начала немножко разбираться в политической кухне.

Я понимала, как расстроен мой отец, потому что он так и не вошел в члены правящего кабинета. О нем ходили слухи, касающиеся каких-то скандалов в прошлом, но никто ничего толком не мог мне рассказать.

Я надеялась, что в свое время Ребекка расскажет мне про это в связи с некоторыми загадочными событиями моего детства.

Мой отец был не из тех, кто легко сдается. Он был уже не молод, но в политике проницательность и опыт гораздо важнее молодости.

Миссис Эмери, домоуправительница в Мэйнорли, как-то раз сказала:

— Мистер Лэнсдон в вас души не чает, мисс Люси, и до чего же приятно, что он так вами доволен. Впрочем, мне очень жаль мадам.

Бедная Селеста! Боюсь, что я не слишком-то думала о ней в эти дни, и мне даже в голову не приходило, что я самовольно заняла в жизни отца то место, которое должно было бы принадлежать ей. Ведь именно к ней он должен был стремиться вернуться, именно с ней он должен был вести задушевные разговоры.

Сейчас я понимала, что Селеста уверена в том, насколько его не порадует перспектива возвращения Белинды, и ей хотелось бы, чтобы этот вопрос затронула именно я.

Это было самое меньшее, что я могла сделать.

Каждый вечер, когда отец поздно возвращался домой из палаты общин, я обычно поджидала его и, с молчаливого согласия повара, подавала ему в кабинет ужин, который, как правило, состоял из небольшой порции супа, разогретого мной на маленькой горелке, и ножки цыпленка или чего-нибудь вроде этого.

Я слышала, что жена Бенджамина Дизраэли всегда делала так для своего мужа, и мне казалось, что это очень милый жест.

Моего отца это немало забавляло. Поначалу он выговаривал мне за то, что я так долго засиживаюсь, но было совершенно ясно, что на самом деле он доволен этим. Я знала, как он хочет обсудить со мной события прошедшего вечера, и, пока он ел, мы болтали с ним на политические темы.

Между нами существовала договоренность: если он не возвратился до одиннадцати тридцати вечера, значит, он остался ночевать в доме своего коллеги по парламенту сэра Джона Гринхэма, жившего в Вестминстере поблизости от здания парламента.

Вечером того дня, когда прибыло письмо, отец запаздывал, поэтому я, сделав обычные приготовления, ждала его в кабинете. Он вернулся домой около десяти часов, и на столе уже стоял ужин.

— Мне известно, что для тебя настали нелегкие дни, — сказала я, — но я решила, что ты все-таки вернешься.

— Да, сейчас происходит множество событий.

— Ведете предвыборную кампанию? Ты думаешь, вам удастся выиграть?

— По-моему, у нас хорошие шансы. Но пройдет еще некоторое время, прежде чем мы добьемся своего.

— Какая жалость! Однако лорд Солсбери, похоже, весьма популярен.

— Он хороший человек. Люди не забывают то празднество. Кажется, именно этим он заслужил доверие. Народ требует хлеба и зрелищ, ты же знаешь.

— А я думала, что все восхищались королевой.

Пятьдесят лет на троне, и все такое прочее.

— Ну, разумеется, королева, а рядом с ней — ее премьер-министр. О, этот Солсбери прекрасно проявил себя. Бесплатное обучение — это явно очко в его пользу. И королева его любит. Он не пресмыкается перед ней, как в свое время Дизраэли, а она достаточно умна, чтобы уважать его за это, хотя она и любила грубую, неприкрытую лесть Диззи.

— Но мистером Гладстоном королева не так уж восхищается.

— О, Боже, конечно, нет. В общем-то она настроена против него. Ее величество весьма своенравна. Так уж обстоят дела.

— Но вы возлагаете большие надежды на грядущие выборы.

— О да. Люди всегда любят изменения, необязательно даже к лучшему. Хотя мы, разумеется, изменили бы все к лучшему. Но изменения… изменения… все кричат о переменах.

Отец был в благодушном настроении, и я решила, что сейчас как раз подходящий момент для того, чтобы поговорить о Белинде.

Я сказала:

— Кстати, пришло письмо из Австралии. Том Марнер умер.

— Умер!

— Да. Сердечный приступ. Видимо, на руднике в последнее время дела шли плохо…

— Полагаю, он истощился. Этого следовало ожидать. Бедняга Том! Кто бы мог подумать — Кажется, для всех это было большим потрясением. Да и у самой Ли со здоровьем неважно.

— А что с ней?

— Она не сообщает. Просто намекает на что-то… весьма неприятное. Она написала Селесте, потому что очень беспокоится за Белинду.

— Понимаю. — Отец уставился на остатки цыпленка, лежащие на тарелке. Итак, она написала Седеете.

— Но ведь Селеста — тетя Белинды. Письмо пришло сегодня утром.

— И чего она хочет?

— Она хочет, чтобы Белинда вернулась сюда.

Некоторое время отец молчал. Я продолжила:

— Мне кажется, что Селеста чувствует определенную ответственность за нее.

— Из-за этой девушки у нас уже были неприятности, — заметил он.

— Тогда она была еще совсем ребенком.

— И могла разрушить жизнь Ребекки.

Теперь промолчала я.

— Признаюсь, я почувствовал облегчение, когда она уехала, — сказал он.

— Я знаю, однако…

И вновь воцарилось молчание.

Я сказала:

— Но что же с ней будет? Она останется там одна, без всяких средств к существованию. Том умер… а Ли очень больна…

— По-видимому, ты считаешь, что мы должны пригласить ее вернуться сюда?

— Многое из того, что случилось, — не ее вина.

— Спроси-ка лучше об этом Ребекку. Вся эта паршивая история насчет того, что Патрик покушался на Белинду, была попыткой порвать между ним и Ребеккой все отношения только потому, что Белинда не хотела, чтобы они поженились…

— Она считала, что так будет лучше для Ребекки.

— Она считала, что так будет лучше для Белинды.

— Ну, тогда она была совсем юной. Теперь она постарше, — настаивала я.

— И способна на более крупные аферы.

— О, я уверена, что Белинда совершенно изменилась. Судя по письмам, которые мы получали, они жили там счастливо.

— Ты хочешь, чтобы она вернулась?

Я кивнула.

— Ну что ж, если она вернется, мы не потерпим здесь никаких глупостей.

— Значит ей можно приехать?

Отец пожал плечами:

— Думаю, Селеста считает себя обязанной принять ее да и ты просишь об этом.

— ах, как я рада! Я расскажу об этом Селесте. Мне кажется, она боялась, что ты откажешь.

— Боже милосердный, да ведь это ее дом.

— Она бы не подумала пригласить кого-нибудь, если бы ты отказал.

— Возможно. Что ж, вы с Селестой все и так решили без меня, верно? Так что пусть Белинда и Ли приезжают.

Я почувствовала волнение. Белинда приедет сюда!

Отец насмешливо посмотрел на меня и сказал:

— Мне казалось, что она не слишком мило вела себя с тобой.

— Ну… это же Белинда.

— Вот именно, это Белинда! — подтвердил он. — Ладно, посмотрим. Но я не потерплю здесь никакого вздора. Если она не будет вести себя прилично, ей придется уехать.

— Теперь она совсем другая. Она стала взрослой.

Мы с ней ровесницы.

— А, возраст великой мудрости! Кстати, я пригласил Гринхэмов пообедать у нас завтра. Это тебя устроило бы?

— Конечно. Я думаю, там будет много разговоров о предстоящих выборах.

— В этом ты можешь быть вполне уверена, — ответил отец.

После этого он начал рассказывать о парламентских дебатах, но мне показалось, что он продолжает думать о Белинде.

* * *

Мне всегда нравились посещение дома Гринхэмов или их визиты к нам, и главной причиной этого был Джоэль Гринхэм. Нас с Джоэлем всегда связывала большая дружба. Сейчас ему было около двадцати пяти лет, и, хотя теперь я уже догнала его, в свое время он наверняка считал меня ребенком, но, тем не менее, всегда был ко мне очень внимателен.

У него были все те качества, которые мне нравились в мужчинах. Нельзя было назвать его красавцем — слишком не правильны были черты его лица, но у него были необыкновенно очаровательная улыбка, мелодичный голос, который я так любила слушать, он был высок, а выглядел даже выше своего роста, потому что обладал стройной фигурой. Он был членом парламента — насколько я знала, одним из самых молодых, и, по слухам, в палате общин он выступал убедительно и напористо; и, тем не менее, в нем была какая-то мягкость, редко встречающаяся в мужчинах, а это особенно сильно привлекало меня. Он всегда относился ко мне уважительно, как к человеку, равному ему по интеллекту. Мой отец тоже интересовался Джоэлем и часто утверждал, что из этого парня получится хороший политик. Джоэль был очень популярен в своем избирательном округе, где выиграл выборы с подавляющим преимуществом.

В свою очередь, он был большим почитателем моего отца. Может быть, именно потому мой отец и любил его. Нужно быть очень самокритичным человеком, чтобы не любить людей, которые восхищаются тобой, и отец не относился к этому узкому кругу лиц. Джоэль всегда проявлял ко мне интерес, ему нравилось, когда я активно участвовала в разговоре, и он совершенно всерьез воспринимал все мои реплики.

Я любила слушать их за обеденным столом — моего отца, сэра Джона и Джоэля. Леди Гринхэм обычно пыталась втянуть меня с Селестой в свой разговор, а я уклонялась от этого, чтобы иметь возможность внимательно слушать, о чем говорят мужчины. Роль лидера всегда брал на себя мой отец, и сэр Джон со снисходительной улыбкой подчинялся этому. Джоэль подхватывал темы, которые затрагивал мой отец, а когда был не согласен с ним, прямо излагал свои возражения делая это, как мне казалось, убедительно и разумно По-моему, отец тоже так считал. Мне доставляло удовольствие слушать их, и я нежно любила обоих этих мужчин.

В семействе Гринхэмов существовала давняя традиция: один из ее членов обязательно должен был заниматься политикой. Сэр Джон являлся депутатом от Марчлендза в течение многих лет и оставил занятия политикой лишь тогда, когда Джоэль смог заменить его. Взявшись за дело, Джоэль еще больше укрепил позиции их партии в округе.

У Гринхэмов был старинный дом в Марчлендзе, в графстве Эссекс, поблизости от Эппинг-Фореста и не слишком далеко от Лондона, что было очень удобно; но у них был еще и городской дом в Вестминстере.

Хотя сэр Джон более не принимал активного участия в работе палаты общин, однако он продолжал интересоваться политикой и проводил в Лондоне много времени. Он говорил, что ему нравится находиться в тени Биг-Бена.

В семье был второй сын — Джеральд, служивший в армии. Время от времени я встречалась с ним; это был веселый привлекательный мужчина, но он не шел ни в какое сравнение с Джоэлем.

Леди Гринхэм была одной из тех женщин, которые умело управляют всеми делами семьи и склонны считать неважным все, что непосредственно не относится к семейным делам. Я предполагала, что она считает мужские занятия, вызывавшие такой горячий интерес у членов ее семьи, просто игрой, вроде тех, какими они увлекались в детстве. Она наблюдала за ними с легкой понимающей и всепрощающей улыбкой, как бы давая понять: она согласна с тем, что время от времени мужчинам нужно играть, но при этом они должны помнить, что законы, по которым живет семья, устанавливает именно она.

Я с удовольствием предвкушала разговор с Джоэлем. Селеста всегда сажала меня за столом рядом с ним, и мой отец явно одобрял это.

В общем-то, мне казалось, что он и Селеста — а возможно, и сэр Джон с леди Гринхэм — полагают, что будет очень неплохо, если в свое время мы с Джоэлем поженимся и таким образом наши семьи объединятся.

Как дочь Бенедикта Лэнсдона я была бы вполне достойной невесткой для семьи Гринхэмов, а Джоэль — достойным зятем для моей семьи. Это были всего лишь мои предположения, а пока я просто получала удовольствие от дружбы с Джоэлем.

По-моему, обе семьи были бы не прочь породниться. Селеста чувствовала себя очень уютно в компании леди Гринхэм Они обсуждали вопросы, в которых Селеста хорошо разбиралась, и, находя одобрение у леди Гринхэм, обретала в себе уверенность.

Джоэль сообщил о возможности провести недельку-другую в Марчлендзе во время парламентских каникул Мне эта идея понравилась. Гринхэмы иногда останавливались у нас в Мэйнорли, так что мы часто виделись друг с другом и в Лондоне, и в провинции.