Джуд Деверо - Черный Лев

– Прекрасный малыш, верно? – хвастался Ранулф.

– Да, милорд. В его возрасте я не видел малыша сильнее! И какие густые волосики!

– Что скажешь, если мы предложим тебе стать крестным Монтгомери?

Малард долго молчал.

– Это большая честь, – тихо выдавил он наконец, – и не думаю, что я ее достоин.

Лайонин прикрыла грудь и прижала к себе спящего малыша, играя с локоном черных волос, которые уже начинали виться.

– Думаю, ты более чем достоин, поскольку помогал привести его в мир. Немногие крестные отцы могут этим похвастаться.

Смуглый рыцарь улыбнулся:

– Можете быть уверены, я стану любить мальчика, как собственного сына.

– По-моему, ты уже его любишь, – начал Ранулф, но тут же замолчал и прислушался. – Кто-то едет, – прошептал он, выхватывая меч.

Малард с трудом поднялся, цепляясь за острые камни стены, и загородил собой Лайонин и младенца.

Ранулф встал на пороге и вопросительно оглянулся на рыцаря.

– Пока во мне останется хотя бы капля жизни… – мрачно заверил тот.

Лайонин не двигалась с места, прижав к груди Монтгомери. Она заметила, что рана Маларда вновь открылась. Но он крепко стоял на ногах, не обращая внимания на боль и лившуюся на землю кровь, верный своему долгу, готовый защитить госпожу и нового лорда Уорбрука.

– Да здравствует «черная стража»! – раздался крик Ранулфа откуда-то сверху, из укромного места, где он готовился к нападению. Он спрыгнул вниз и помчался приветствовать своих людей.

Малард почти свалился на пол и вытянул ногу. Только сейчас его лицо исказилось гримасой боли.

– Будь я один, – застенчиво улыбнулся он, – наверняка завыл бы на луну. Хорошо, что вы рядом.

Она с состраданием смотрела на него, понимая, как плохо приходится бедняге. Снаружи доносился дружный смех рыцарей. До чего же изменился Ранулф за последний год!

Малард, казалось, понял, о чем она думает, и потому они тоже обменялись улыбками.

– У нас гость! – объявил Ранулф. – Желанный и долгожданный гость, и я едва смог с ним справиться. Он могучий воин. Его сила уже пугает меня.

Стражи молча переглянулись, не понимая, о ком идет речь.

– Малард! – позвал Корбет. – Надеюсь, ты устал притворяться и готов вернуться к работе? Миледи, я не видел вас с тех пор, как…

Он замолчал при виде ребенка. Сэнневилл удивился. Что может заткнуть рот такому болтуну? Но тоже увидел черноволосого младенца, спавшего на руках матери, и онемел от изумления.

Постепенно в хижину набились все «черные стражи». Каждый при виде долгожданного гостя падал на колено и почтительно склонял голову. Момент был самый торжественный: люди Ранулфа целовали маленькую ручку и клялись в верности наследнику лорда. Лайонин не скрывала слез. Она заметила также, что подбородок Ранулфа заметно подрагивал.

– Да здравствует сын графа Мальвуазена! – дружно кричали они, так что дрожали камни. Шум Монтгомери не понравился, и он издал такой крик, что легко перекрыл мужские вопли.

Ранулф гордо улыбнулся сыну:

– Боюсь, рыцари мои, вы не слишком нравитесь моему сыну.

– Ну… почти год ушел на то, чтобы он появился на свет, если считать со дня вашей свадьбы, – обрел голос Корбет. – Так что кое-кто из нас выиграл пари и немного разбогател.

Ранулф недоуменно нахмурился, но тут же, что-то сообразив, рассмеялся:

– Полагаю, это затея Дейкра. Буду рад, когда ему придется платить! А если пойдет на попятный, с радостью помогу вам содрать с него долг!

Лайонин отвела взгляд, делая вид, что ничего не поняла, но втайне поклялась в один прекрасный день отплатить лорду Дейкру за его наглую самонадеянность.

Ранулф выступил вперед, осторожно взял у нее сына и вынес из хижины. Рыцари последовали за ним. Она подошла к окну и увидела, как отец развернул ребенка и с гордостью показал его окружающим, не переставая хвастаться его силой и здоровьем. Нетрудно было увидеть, с какой нежностью отец обращается с сыном.

Вскоре мужчины разожгли огонь, и Гилберт с Герном отправились в ближайшую деревню за едой и чистым полотном для ребенка. Лайонин в жизни не радовалась ни одному купанию так, как этому, в полуразрушенной ирландской лачуге. Впервые она осторожно вымыла новорожденного, восхищаясь его красотой и глазами, которые, как и предсказал Ранулф, с каждым часом становились все зеленее.

Они провели здесь два дня, в основном чтобы дать отдых ноге Маларда. И поскольку рыцарь отказался ехать в телеге, мужчины умудрились подвесить его ногу к седлу, так чтобы она не сгибалась во время поездки.

Они путешествовали медленно, часто отдыхали, и Ранулф старался выполнять все желания Лайонин, всегда готовый предложить ей помощь. Она так и не спросила, что случилось с сэром Мореллом, Амисией или хотя бы с леди Маргарет, но несколько раз видела, как Хьюго и Ранулф о чем-то беседуют, и инстинктивно чувствовала, что отныне им не грозит никакое предательство.

В Уотерфорде они сели на корабль, плывущий в Англию. Неизвестно, по какой причине: то ли потому, что голова ее кружилась от счастья, то ли оттого, что в животе больше не было ребенка, – но морская болезнь ни разу ее не побеспокоила. Она часами простаивала у поручня, наслаждаясь соленым запахом моря и теплым ветерком.

Им предстояло еще долгих пять дней пути до Мальвуазена, и никогда еще она с таким нетерпением не ждала возвращения в родной дом. Даже плавание на пароме, казалось, заняло целый день. К тому времени, когда они увидели серые башни замка, Монтгомери исполнилось семнадцать дней, и он уже начал набирать вес. Он почти все время спал, часто лежа на сильной руке отца, безразличный к окружавшим его людям и событиям.

Когда они показались у ворот замка, пропели трубы, и обитатели замка и деревенские жители бросились приветствовать хозяев. Весть о появлении ребенка быстро распространилась по острову, и люди столпились, чтобы увидеть младенца, и громко, радостно вопили при виде темноволосой головки.

– Ранулф! – воскликнула Лайонин, коснувшись его руки, и показала вперед, на группу всадников, выехавших из ворот замка. Он кивнул. Она пришпорила коня, не обращая внимания на стражей, которые последовали за ней. Подъехав ближе, она спешилась и с широко раскинутыми руками бросилась к всадникам. Леди Мелита обняла дочь, и обе заплакали радостными слезами.

– Ты здорова, дочь моя? – спросила она. – Тебе не причинили зла?

– Нет, я здорова и очень счастлива снова вернуться домой. Отец тоже здесь?

Мелита отступила, и Лайонин обняла отца, который незаметно вытер слезу.

– Ты хорошо выглядишь, дочка. И очень походишь на львицу, в честь которой тебя назвали.

Лайонин с сияющей улыбкой смотрела на родителей.

– И она произвела на свет львенка, вашего внука. Зеленоглазого, черноволосого, с железными легкими, – объявил Ранулф, соскользнув на землю и даже не потревожив ребенка, которого бережно держал.

Мелита взяла спящего младенца и коснулась его личика. Вместе они прошли через западный барбакан[6] и оказались во внутреннем дворе, где собрались слуги из замка, ожидавшие своей очереди взглянуть на дитя. Когда они оказались в Блэк-Холле, первым, кого увидела Лайонин, был Брент. Мальчик сидел один на мягком сиденье-подоконнике, очевидно, растерявшись от такого шума и не понимая, что с ним теперь будет. Ранулф и Лайонин отсутствовали больше четырех месяцев, а для шестилетнего ребенка это большой срок. Теперь они казались ему почти чужими.

Лайонин уселась рядом с ним, пока остальные передавали Монтгомери с рук на руки.

– Брент, как я рада снова видеть тебя!

– И я вас, миледи, – пробормотал он, теребя плащ.

– Хочешь, расскажу, как меня спас лорд Ранулф? Как он лез в мое окно по веревке, как рубил дрова?!

Глаза Брента загорелись.

– Черный Лев рубил дрова? Я вам не верю!

Рассказывая невероятную историю, она видела, как он постепенно успокаивается, очевидно, понимая, что отныне все будет хорошо.

К ним подошел Ранулф, неся на руках Монтгомери:

– Хочешь посмотреть на моего сына, Брент?

– Я… да, – нерешительно буркнул он.

Ранулф встал на колени перед мальчиком и, пока тот изучал новорожденного, следил за Брентом.

– Конечно, он мал и беспомощен.

Услышав такое заявление, Ранулф вскинул брови:

– Придется настоящим мужчинам, таким как ты, я и, конечно, «черные стражи», долго школить его, пока он не станет рыцарем. Как по-твоему, ты сможешь его многому научить?

Голубые глаза Брента вспыхнули.

– Конечно, милорд.

– И как мой паж станешь присматривать за ним и защищать его?

– Клянусь.

– Вот и хорошо. А теперь я хочу посмотреть на свой замок. За время моего отсутствия ничего не случилось?

– Ничего, милорд. А Уолтер позволил мне завести собственного ястреба. Он говорит…

Мальчик подбежал к двери и остановился, нетерпеливо дожидаясь хозяина.

Ранулф отдал сына Лайонин, и когда та подхватила малыша, муж осторожно положил руку на ее затылок и припал к губам, нежно и бережно.

– Поверить не могу, что этот ребенок – мой, ибо, клянусь, мне кажется, что я не прикасался к тебе больше года.

Он снова поцеловал ее, теперь гораздо требовательнее, и новорожденный принялся извиваться, словно боясь, что отец его раздавит.

– Лайонин! – окликнула Мелита. Ранулф отступил от жены.

– Что скажешь, если я переброшу тебя через седло и увезу? Она подалась ближе и положила руку на его грудь.

– Готова вытерпеть все, что они потом скажут, будь то гневные или добрые слова.

Ранулф коснулся ее волос, провел большим пальцем по бровям:

– Ты настоящая бесстыдница! А кто будет кормить моего сына?

– Мы могли бы взять его с собой.

– Только дьявол умеет так искушать! Неужели у тебя нет чести?

– Моя честь – ты, и я пойду за тобой, куда бы ты меня ни повел.

– Леди Мелита, сжальтесь и немедленно заберите дочь. Я обнаружил, что она, как и раньше, совершенно не умеет вести себя в присутствии гостей.

Мелита, улыбаясь, перевела взгляд с дочери на зятя:

– Боюсь, что как мать обязана защитить ее. Клянусь, Лайонин была милым, послушным ребенком до того момента, когда повстречалась с вашей светлостью.

Лайонин ехидно усмехнулась.

Ранулф, сверкая глазами, покачал головой. Ох уж эти женщины!

И все же он остановился у двери, чтобы полюбоваться Лайонин, ворковавшей над ребенком, после чего довольно улыбнулся и, сдавшись на милость Брента, отправился смотреть его ястреба.

Мелите не было нужды спрашивать, счастлива ли дочь: достаточно было взглянуть на ее лицо. У нее было все: муж, сын и дом. Разве можно не заметить покоя и гармонии, царивших в этой комнате?

Новость о благополучном возвращении Лайонин быстро разлетелась по всему королевству, и скоро в Мальвуазен стали прибывать гости. Среди них была и Беренгария. Подруги крепко обнялись, в восторге от встречи. К ним подошел Трейверс с их сыном, полуторагодовалым малышом, унаследовавшим, к счастью, внешность матери. Поэтому его можно было с полным правом назвать красивым ребенком. Его ангельское личико странно контрастировало с уродством отца.

– Знаю, что ты думаешь, – прошептала Беренгария, – и тоже рада, что он похож на меня. Ну, пойдем посмотрим на наследника твоего мужа-великана.

Беренгария долго восторгалась зеленоглазым малышом, и Монтгомери, казалось, все понимал и гордился таким вниманием.

– Он точная копия отца, – засмеялась Беренгария. Когда Ранулф вместе с Брентом возвращался в замок, на полпути его перехватил Дейкр. Друзья немедленно принялись обмениваться шуточками.

– Что ты с ним сделала? – удивилась Беренгария. – Он разительно изменился! Совсем не тот человек, которого я знала много лет.

Лайонин пожала плечами:

– Он всегда такой рядом с лордом Дейкром. Они, словно по волшебству, мгновенно становятся мальчишками. Ничем не лучше Брента!

– По-моему, ты не права. В детстве я видела, как они борются, но глаза твоего мужа никогда еще так не светились. Ты покорила Черного Льва.

– Надеюсь, что нет. Если не ошибаюсь, у него остались кое-какие свирепые повадки, которыми я безмерно наслаждаюсь.

Лайонин коротко рассказала подруге о том, что было в Ирландии. Беренгарию передернуло.

– Что-то мне больше не хочется слушать. И я не желала бы так надолго разлучаться с семьей. Но тебе повезло с мужем. Наделай я столько глупостей, как ты, Трейверс, возможно, оставил бы меня в их руках.

Лайонин тяжело вздохнула, поморщилась от такой прямолинейности подруги, но согласилась, что эта мысль приходила в голову и ей.

Их беседа была прервана появлением Дейкра и Ранулфа.

– А вот и твоя жена, и все так же красива! Опять выхватишь меч, если я до нее дотронусь? – засмеялся Дейкр.