Джоанна Борн - Черный ястреб

Хоукер пожал плечами и очень по-французски причмокнул губами — он практиковался в этом с недавнего времени.

— С ней гораздо проще, чем с тобой, потому что в отличие от тебя малышка приучена держать рот на замке и подчиняться приказам.

Хоукеру удалось разозлить ее. Это хорошо. Значит, в ее душе все еще теплится огонь.

— Я подчиняюсь приказам. — Хоукер вытащил из тюка одеяло, свернул его и привязал к седлу, соорудив некое подобие сиденья для Северен. — Все дело в цвете ее волос. Это все равно, что нести в руках красный флаг. Их необходимо… — Хоукер достал из кармана кожаный ремешок и завязал им волосы Северен. — Так-то лучше. Но она слишком хорошо одета. Ее необходимо испачкать. Посыпь ей платье пылью.

— Какое счастье, что она оказалась на твоих руках, Хоукер.

Этого язвительного замечания оказалось достаточно, чтобы спина Совы распрямилась, а слезы, стоявшие в ее глазах, высохли. Она шла рядом с Мэгги, безмолвно прощаясь с Северен и лишь мимолетно коснувшись рукой ее спины.

Прежде чем развернуться и уйти, она назвала их с Северен настоящее имя. Де Кабрийяк. Их отец был графом. Хорошо, что Хоукер не знал этого раньше, когда они вместе лезли в «Каретный сарай».

После этого Сова повернулась и, не оглядываясь, поспешила прочь.

Дойл подозвал Хоукера.

— Жаль, что я не могу забрать ее с собой. Просто непростительно оставлять ее здесь.

Хоукер молчал. Да и что тут скажешь?

— Через несколько лет она станет очень опасным противником, — продолжал Дойл. — Жаль, что она воюет не на нашей стороне.

— Она уже опасна.

— Ступай за ней. Нужно убедиться, что она добралась до своего проклятого притона в целости и сохранности.

Повторять дважды не потребовалось. Хоукер и сам сделал бы это.

Он нашел Жюстину на соседней улице. Она сидела на ступеньках одного из ломов, обхватив голову руками. Она даже не подняла глаз, чтобы посмотреть, кто к ней подошел. Очевидно, она узнала ботинки Хоукера.

— Мы можем забрать се назад, если ты этого хочешь, — предложил мальчик.

Но он лгал. Ни за что на свете он не забрал бы малышку у Мэгги. Сова поступила правильно, отдав сестру, и сама это знала.

— Ты прекрасно знаешь, что обратного пути нет. — Она убрала руки от лица и, сжав пальцы в кулаки, положила их на колени.

— Хорошо, что ты это понимаешь.

— Я оберегала ее более двух лет. Заботилась о ней, одевала, кормила. Эго немало, если учесть, что она осталась у меня на руках, когда мне было всего одиннадцать лет.

— Ты прекрасно о ней позаботилась.

— Я выучила с ней буквы. Немного обучила немецкому и английскому языкам. — Пальцы Жюстины сжались еще крепче. — А Бабетта учила ее… учила ее готовить.

— Полезный навык.

— Но дочь моего отца не должна была жить в борделе. Это неправильно.

— Понимаю.

— В Париже она не могла быть в безопасности. Мятежи начнутся вновь в любой момент. Если меня убьют, о ней некому будет позаботиться. Мне пришлось отослать ее в Англию.

Хоукер сел рядом с Жюстиной. Только на ступеньку выше, чтобы казаться солиднее. Ей необходим был кто-то выше ростом. Хоукер мог сесть куда угодно, но он подвинулся к Жюстине и обнял ее за плечи.

— Я знаю.

— Никто не позаботится о ней лучше Маргариты. В Англии Северен будет в безопасности. У нее будет милый английский дом. Собака.

— Дойл любит собак. Особенно больших. — Нет, он говорит не то. — И маленьких. Он купит ей… — Хоукер понятия не имел о том, каких именно собак заводят благородные джентльмены. В жизни ему встречались лишь дворняги да бойцовые псы. — …Гончую.

Но Жюстина, казалось, не слышала его слов.

— Я не могу быть рядом с ней. Это невозможно. Надеюсь, ты это понимаешь. Я никогда — слышишь, никогда! — не позволю, чтобы на нее указывали пальцами и называли сестрой шлюхи. Этого не будет.

— Не будет. Ты сделала то, что должна была сделать.

Жюстина оставила попытки бороться с рвущимися наружу слезами. Она уткнулась лицом в плечо Хоукера и заплакала. Ее тело сотрясалось от рыданий, а он молчал, ибо просто не знал, что сказать.

Микс-стрит, Лондон

1818 год

Они ждали возле ее кровати, пили чай, а потом, когда наступила ночь, кофе. На протяжении нескольких часов Хоукер был уверен, что яд все-таки не попал в рану Жюстины. Но когда солнце скрылось за горизонтом, стало ясно, что ей не удалось избежать заражения.

Действие яда накрыло Жюстину точно туман, спустившийся на холм. Беспокойные, пронизанные болью взмахи руками прекратились. Теперь Жюстина лежала на кровати обмякшая и неестественно тихая. Даже се дыхание изменилось. Она дышала быстро и прерывисто. Жюстина умирала, и Хоукер ничего не мог с этим поделать.

До его слуха донесся звук шагов Люка. Наконец-то.

Люк бросил свой саквояж у двери, подошел к кровати и одним движением сорвал с Жюстины одеяло.

— Она не может дышать, сказал Дойл. — Ей стало хуже.

— Дрожь? Подергивание мышц? Напряженная спина?

— Нет. Я не об этом.

Люк пощупал лодыжки женщины. Согнул и разогнул ее ногу. Провел пальцем по ступне.

— Она не реагирует. Это паралич.

Губы Жюстины посинели. В полубреду она содрогнулась всем телом и попыталась втянуть ртом воздух. В горле се забулькало, а вздохи получились поверхностными.

Прямо на глазах у Хоукера Жюстина начала задыхаться медленно и мучительно. Л еще она не могла больше пошевелить ни рукой, ни ногой.

— Помоги же ей, черт бы тебя побрал!

— Я ничего больше не могу сделать! — рявкнул Люк. — Ее мышцы не работают. Рефлексы пропали. А диафрагма не в состоянии…

Жюстина нуждалась в воздухе. И он даст ей его. Хоукер раскрыл ее рог и силой выдохнул в него. Но воздух, не задержавшись в груди, вылетел обратно. Хоукер повторил попытку.

— Продолжай, — произнес Люк, а потом наклонился и внимательно посмотрел в лицо Жюстине. — Продолжай.

Воздух постепенно начал проникать в легкие Жюстины.

— Есть один француз. — Люк приложил ладонь к ребрам Жюстины. — К сожалению, не помню его имени. Он написал монографию… Опустите ее. — Люк положил ладони под грудь Жюстины и с силой нажал. Воздух со свистом вырвался из горла женщины. — Дунь еще раз.

Жюстина пыталась дышать. Хоукер делал это за нее.

— Так вот этот француз описал подобный способ. Его применяют для спасения захлебнувшихся людей. — Люк вновь с силой надавил на грудь Жюстины, и воздух снова вырвался из ее горла. Кровать прогнулась. — Но я не думаю, что его способ сработает в нашем случае.

Необходимо было выпустить из ее легких воздух, прежде чем Хоукер вдохнет в них новую порцию. Для предложенной Люком процедуры необходима была твердая поверхность.

— Постель слишком мягкая. Положите ее на пол.

Положенная на коврик, Жюстина растянулась на полу точно тряпичная кукла. Хоукер опустился на колени у ее головы.

— Рана под повязкой кровоточит, — озабоченно заметил Дойл. — Очень сильно кровоточит.

— Так останови кровь! — рявкнул Хоукер. Он давал Жюстине воздух.

— Еще. Еще, — повторял Люк. — Достаточно. — Выждав мгновение, он надавил на грудь Жюстины. — Хорошо. Еще раз. Дай знать, когда почувствуешь головокружение.

Еще один вдох.

— Будь я проклят, если позволю тебе умереть! — Хоукер стоял на коленях и дышал за Жюстину.

Время or времени они с Люком менялись местами, поддерживая в ней жизнь. Уже после полуночи Жюстина начала дышать самостоятельно. Ее переложили обратно в постель и поставили вокруг стулья. Хоукер и Люк смотрели друг на друга, измученные, но удовлетворенные.

В три часа утра у Жюстины вновь начался жар.

Жюстина вся пылала. Руку пронизывала острая боль. Она распространялась по всему телу и отдавалась в груди. Боль наполняла даже вызванные жаром сновидения.

Жюстина лежала на спине. Обнаженная и взмокшая. Жар мурашками расползался по ее коже, колол мириадами иголок. Пробившийся в окно тусклый свет возвестил о наступлении утра. Дождь по-прежнему не унимался.

Кто-то шел за Жюстиной в пелене дождя и нанес ей удар ножом. А ведь она никогда не была беспечной или невнимательной. Стадо быть, нападающий был мастером своего дела.

— Он был один. Я не увидела лица. — В горле у Жюстины пересохло, и звуки получались с трудом. — Волы…

— Не двигайся. Я тебя напою.

— …Газеты.

— В целости. Внизу. Мы пытаемся их просушить. Выпей вот это.

Хоукер поддержал ее под спину, дал напиться и вновь осторожно опустил на подушку. Он взял волосы Жюстины и убрал их в сторону.

Она была в безопасности. Хоукер не позволит, чтобы с ней случилось что-то плохое.

Дойл нашел Пакса в кабинете. Тот сидел, скрестив ноги по-турецки, на коврике перед камином и подсушивал газетные вырезки на совке для золы. Три уже высохшие полоски, мятые и загнувшиеся по краям, лежали на полу рядом с Паксом.

— Хоукер послал меня посмотреть, как идут дела, — пояснил Дойл.

— Медленно. Как она?

— Хорошо. Дышит легко. Похоже, с этим мы справились. — Дойл достал из кармана очки и присел на корточки. Он положил высохшие вырезки в ряд и стал их рассматривать. — Но теперь у нее начался жар.

— Сильный?

— Очень. У нее спутано сознание. — Он поменял вырезки местами. — Надеюсь, Северен успеет вовремя.

— Она поспешит.

— Жаль, что с Жюстиной нет Мэгги. — Дойл надел очки и взял в руки одну из вырезок.

— А я уже пожалел, что здесь нет моей Камиллы. И когда только наступит благословенное время, когда нашим женам не нужно будет работать на Францию? Ты послал письма?

— Все будет кончено, прежде чем они их получат. — Дойл перевернул вырезку, а потом вновь принялся ее перечитывать. — Судя по всему, это вырезано из «Тайме». Сообщение о смерти некоего Антуана Моро, торговца книгами с Патерностер-лейн. «Был найден мертвым у себя в магазине». Имени вдовы не упоминается, из чего можно сделать вывод, что он был холостяком. Вполне респектабельный район. Хм, похоже, его бизнес процветал. Но почему нашу Жюстину заинтересовала смерть этого человека?

— Потому что его убили.

Дойл поднял с иола другой клочок.

— «Чудовищное убийство на Патерностер-лейн. Владелец книжного магазина зверски убит грабителями. Ему перерезали горло и забрали всю выручку…» — Дойл взял оставшуюся газетную вырезку. — «…свидетели видели убегающего прочь темноволосого мужчину. Жители окрестных ломов в ужасе».

— Я уже читал эту статью. Около десяти дней назад. Ты был в Шотландии. Я не счел ее достойной нашего внимания, даже несмотря на упоминание французского имени.

Дойл задумчиво поскреб пальцем покрытый жесткой щетиной подбородок.

— Патерностер-лейн. Обычно в этой части города грабители не перерезают горло владельцам магазинов прямо за прилавком. — Он взял в руки еще одну подсушенную Паксом вырезку. — А вот эго «Обсервер». Содержание примерно то же. Последний абзац наиболее интересен, но прочитать его невозможно. Фелисити может сбегать на Стрэнд в редакцию «Обсервера» и взять копию статьи. А я загляну на Боу-стрит. У них наверняка есть какая-то информация по делу об убийстве торговца.

— Каммингс будет раздосадован. — Пакс тронул мокрую бумагу кончиком ножа. Верхнюю вырезку пока еще нельзя было отделить от остальных. — Убийства в Лондоне — это его епархия.

— Досадить военной разведке и Каммингсу? Что может быть слаще?..

Пакс осторожно передал Дойлу очередную влажную газетную вырезку.

— Еще один зверски убитый.

— «Происшествие на Финнс-Элли». Это в Сохо. Совершить убийство в этом районе мог лишь тот, кому оно действительно нужно. «Полиция ищет свидетелей». На сей раз никаких заявлений о том, что округа охвачена ужасом. «Убитого опознали, как…» Первое слово — месье, а вот второе не разберу.

— Месье Ришле. Это было во вчерашней «Таймс».

— Жюстина коллекционирует заметки об убитых французах. Что ж, у каждого есть какое-то хобби. Последнего господина смерть настигла в воскресенье ночью. То есть позавчера. — Дойл бросил взгляд на окно, где сквозь занавески пробивался свет зари. — Нет, теперь уже два дня назад. Но газету еще не успели выбросить.

— Нужно предупредить Джорджа, чтобы он ее не сжигал. Но похоже, это еще одна случайная смерть. В «Тайме» написали о ней лишь потому, что свидетелем оказался какой-то чиновник из военного министерства.

— Мне было бы обидно, если б обо мне написали в газете лишь поэтому.

Пакс положил совок с вырезками на каминную решетку. Самая верхняя совсем высохла. Он подлел ее кончиком ножа и отделил от остальных. Страничка под ней была все еще сырой. Вода размыла буквы, превратив их в серое месиво и лишив Пакса и Дойла возможности прочитать слова.