Ей понравилось убежище Хоукера с царящим в нем обманчивым беспорядком, скрывающим истинный аскетизм и аккуратность хозяина. На кровати лежала стопка чистых рубашек. Крышка выкрашенного в красный цвет сундука была поднята, являя взору Жюстины другие предметы гардероба Хоукера. Молодой человек тут же исправил свою оплошность, захлопнув крышку сундука.

В этом отношении агенты были хорошо организованы. Они всегда были готовы к тому, чтобы за пару минут собрать необходимые им вещи и оставить насиженное место. Ведь жизнь шпионов полна неожиданностей и неопределенности.

Хоукер подошел к Жюстине, сдвинул брови и задумался. Когда же Жюстина запрокинула голову, чтобы заглянуть ему в глаза, с его волос на ее лицо упали три дождевые капли.

— Извини, — произнес он, отбрасывая мокрые волосы со лба. — Тебе необязательно это делать. Я не нуждаюсь в том, чтобы кто-то разжигал для меня огонь.

— Не хочешь — не надо. Я делаю это не из благотворительности. Просто грею руки. Я несколько часов просидела в кустах и ужасно замерзла. — На самом деле Жюстина провела в кустах возле дома Дойла большую часть вчерашнего дня и всю ночь. Закутавшись в плащ и зарывшись в прошлогодние листья, она выжидала момента, чтобы увидеться с Северен. — Ты мог бы подать мне чайник и кружки. Я поставлю их на огонь, чтобы подогреть. Мне кажется, в Англии даже посуда дрожит от холода.

— Обмороженный фарфор. Известная английская проблема.

Хоукер снял с каминной полки совершенно обычный заварной чайник. Такой можно было встретить в любом английском или Французском доме. Чашки без ручек были чуть более изящными, но такими тоже пользовались на постоялых дворах и в тавернах.

Жюстина ощутила некоторое раздражение. Мэгги могла бы купить в этот дом более изящную и дорогую посуду. Ведь особняк Дойла напоминал богатые лома Франции, битком набитые всякими сокровищами.

Хоукер привычно взял заварной чайник, придерживая крышку большим пальцем. Другой рукой он подцепил сразу две чашки, и они, тихонько звякнули, ударившись друг о друга. Все так же небрежно он взял с полки банку с чаем.

Но если заварной чайник и чашки ничего не стоили, то бело-голубая фарфоровая банка для чая являла собой произведение искусства династии Мин. Еще до революции нечто подобное стояло в стеклянном серванте в Красной гостиной в загородном поместье отца Жюстины.

Хоукер небрежно подцепил ложкой заварку. Он еще ни о чем не подозревал.

Маргарита была умной женщиной. Она помнила, кем был Хоукер в прошлом, поэтому в доме появились сплетенные из тростника табуреты, тяжелый дешевый заварной чайник и грубо сколоченный стол. Но с помощью утонченных книг и изящных мягких кресел, придвинутых к камину, она предложила Хоукеру будущее. Как бы невзначай она расставила на каминной полке фарфоровую посуду, изготовленную еще в бытность Жанны Д’Арк.

Все в этом маленьком домике было мило и знакомо душе Хоукера, потому что так устроила Маргарита. Однажды он будет вращаться среди сильных мира сего в богатстве и роскоши, даже не подозревая о том, что все это началось здесь, в этом домике в английской глубинке.

Жюстина приподняла чайник так, чтобы Хоукер мог высыпать в него заварку. У него были руки художника или скульптора — изящные, с длинными пальцами. Они были сильными, аккуратными и целеустремленными.

Подбородок молодого человека тенью покрывала темная щетина. Три года назад Жюстина познакомилась с мальчиком, но этот молодой человек был ей незнаком.

«Я не знаю, как спросить. Все слова будут уродливы. А я не хочу, чтобы это выглядело уродливо»

Жюстина сосредоточенно наливала кипяток в заварной чайник. Дождь барабанил по крыше, и поскольку они с Хоукером не разговаривали друг с другом, звук этот казался преувеличенно громким.

— Как только допьешь, ты должна уйти, — произнес Хоукер. — Дождь усиливается.

«Я должна сделать это сейчас, пока у меня еще хватает смелости».

— Я надеялась остаться на ночь.

Глава 20

Жюстина тщательно подбирала слова, чтобы между ней и Хоукером не возникло недопонимания.

— Я хочу провести ночь с тобой. В твоей постели.

Ну вот. Она сказала это. И обратного пути теперь нет, хотя сознание Жюстины тут же начало искать возможность сделать вид, что она сказала все это не всерьез.

Хоукер молчал. Он не потерял бы самообладания, даже если бы сейчас сюда ворвались кочевники с афганских равнин и набросились на него с ятаганами. Упрямое нежелание хоть как-то проявить свое неудовольствие или раздражение всегда очень импонировало Жюстине.

Время тянулось бесконечно долго, и чтобы хоть чем-то заполнить молчание, Жюстина помешивала заварку в чайнике. Выражение лица Хоукера оставалось непроницаемым.

Наконец он взял с каминной полки масляную лампу и полнее се фитилем к огню, чтобы зажечь.

— Удивила, нечего сказать.

— Я предполагала, что ты удивишься. Только не стоит воспринимать это как неудобство или назойливость. Вряд ли тебя осаждают толпы женщин с предложением разделить с тобой постель. — Жюстина ожидала, что Хоукер будет польщен. А вместо этого он начал ее в чем-то подозревать. — Я налью тебе чаю, хорошо?

— Спасибо.

— Не стоит меня благодарить. В конце концов, это твой чай.

Раньше Жюстина могла бы предложить Хоукеру весьма откровенный выбор сексуальных развлечений. На шести языках. Теперь же у нее не было слов. Она даже не могла вспомнить ни одного французского слова, связанного с сексом. Она подняла крышку чайника.

— Я добавлю воды. Чай получился слишком крепким.

«На этот раз я не потеряю самообладания. На этот раз власть будет в моих руках. И, сделав это, я освобожусь». Внушающие отвращение воспоминания зашевелились, точно черви, в отдаленных уголках ее сознания. Но Жюстина прогнала их прочь.

Хоукер взял с каминной полки сахарницу.

— Хочешь сахара?

— Мило, что ты предложил. Да.

— Где-то здесь есть щипцы для сахара и чайные ложки. Мэгги положила столовое серебро в буфет, а это огромный соблазн для воров. Поэтому я убрал его с глаз долой. Только женщина, которую Мэгги присылает убираться, постоянно прячет его куда-то. И делает это нарочно.

— Иногда слуги хотят хоть в чем-то уязвить хозяев. Мне часто доводилось быть в услужении, поэтому я понимаю эту женщину. — Жюстина приподняла стоящие на блюдцах чашки. — Я не пойду искать щипцы для сахара, потому что они скорее всего тоже надежно спрятаны. Мне два куска. Я не возражаю, если ты возьмешь их пальцами.

Сунув руку в сахарницу, Хоукер достал несколько кусков сахара. Один он опустил в свою чашку, а два — в чашку Жюстины. При этом он не отрывал взгляда от лица девушки.

— Мы с тобой в постели. Ну что тут скажешь?..

Жюстина, которой доводилось произносить вслух немало непристойных слов, спеть немало непристойных песен, теперь не могла вымолвить единственного слова согласия.

— Ты хочешь… — Хоукер сделал неприличный жест.

Жюстина кивнула.

— Вот уж воистину скучный день, который не преподнесет никаких неожиданностей.

Хоукер отошел в сторону, снял куртку и повесил ее на вбитый в стену колышек. Под курткой оказался жилет такого яркого бордового цвета, что Жюстина непроизвольно зажмурилась. На специальном ремне, закрепленном на плечах, висел чехол для ножа, из которого виднелась рукоятка. Ремень был повешен на другой колышек. Хоукер закатал правый рукав и отстегнул еще один чехол с ножом. Широкие рукава его рубашки были несколько старомодными, но зато в них легко было спрятать оружие.

Хоукер разоружался. И это обнадеживало.

Слой растворившегося сахара в чашке Жюстины вращался на дне подобно шелковой ленте. Девушка пила чай, наблюдая за Хоукером поверх ободка чашки.

Когда он развернулся, она обнаружила, что он возбужден. Очень возбужден. По ее спине пробежал холодок, как если бы она вдруг сделала шаг в никуда, и сердце учащенно забилось.

Хоукер подходил к ней неторопливо, с безразличием хищной птицы, заходящей к своей жертве с тыла. Оказавшись рядом с Жюстиной, он облокотился на обрамляющие камин камни. При этом Хоукер совершенно не обращал внимания на то, что происходит у него в штанах. Он не собирался позволять собственному возбуждению руководить собой. Казалось, предложение девушки совсем его не заинтересовало.

Зато Жюстина совершенно не знала, что теперь делать Она сама искала этого, искала Хоукера. Но теперь происходящее привело ее в замешательство.

«Я не должна нервничать, — убеждала себя Жюстина. ведь я расстегивала штаны множеству мужчин».

Она представила, как гладит выпуклость на штанах Хоукера и как его плоть становится еще больше и настойчивее от ее прикосновения. Своими руками и губами Жюстина доводила мужчин до исступления. Слишком хорошо ее этому обучили.

Мысль об этом неотступно преследовала се. Она вспоминала не о голоде. Не об унижениях. Не о часах ожидании в коридоре, пока один из клиентов не позовет, чтобы причинить ей боль. И даже не о боли.

Жюстина часто просыпалась посреди ночи, дрожа и покрываясь потом от сознания того, что ей приходилось делать. Отрабатывать перед зеркалом соблазнительные улыбки. Сладко лгать и притворно восхищаться. Искусно ублажать многочисленных мужчин. Она не притворялась шлюхой. Она действительно ею стала.

Ей никогда не очиститься от этой скверны.

— Эй! — Хоукер обхватил ладонью щеку Жюстины. Она была теплой, потому что он недавно держал в руках чашку с чаем. — Эй, Сова! Это всего лишь я.

Ничто не могло быть более мужественным, чем эта твердая шершавая ладонь, лежащая на щеке Жюстины. Она вдруг стала предметом решительного и сосредоточенного желания. И желал ее Хоукер. Желание вызвало напряжение в его душе и теле. Такое же острое и неумолимое, как один из его ножей. Жюстина прочла это в единственном прикосновении к ее лицу.

Вскоре он войдет в нее, и она его примет.

Мужчина. Внутри нее. Жюстина ждала, что ее настигнет одуряющий приступ тошноты, но этого не случилось.

Хоукер провел подушечкой большого пальца по скуле девушки, ощущая мягкость ее кожи. Странно было обнаружить, что такая женщина, как Жюстина Дюмотье, оказалась мягкой и нежной на ощупь. Ее зрачки превратились в крошечные темные точки.

Прикосновение к коже Жюстины приводило Хоукера в смятение, поэтому он убрал руки и сложил их на груди.

— Почему я? Почему здесь? Почему сейчас?

— Ах вот оно что! Тебе нужны причины?

Жюстина сжалась, ссутулила плечи и мрачно посмотрела на молодого человека.

— Я слышала о тебе много интересного, и мне стало любопытно. Неужели так странно, что я хочу приятно провести вечер с… со старым другом? Когда-то мы были почти друзьями, разве нет? Хотя это и мешало нам. Так что нет причины, по которой мы не могли бы доставить друг другу удовольствие.

— Удовольствие? — Стало быть, она не питала к нему страсти. Ничто в Жюстине не выдавало этого.

— И часто ты это делаешь? Ложишься в постель с мужчинами?

Ты знаешь, кто я такая. Нет ничего, чего бы я не знала о плотской стороне взаимоотношений. Но ведь это не ответ на вопрос Хоукера…

Жюстина подняла свою чашку и уткнулась в нее лбом, спрягав лицо. Спрятав глаза.

— Не так уж удивительно, что я хочу переспать с тобой. Я давно заработала определенную репутацию. А про тебя говорят, что в постели ты настоящий жеребец. Однажды я остановилась на постоялом дворе в Милане, принадлежащем двум вдовам. Они много чего о тебе порассказали.

Милан. Веселые вдовушки. Ну да. Хоукер вспоминал о них с теплотой. И не только потому, что они оказались весьма гостеприимны и многому научили его в постели. Готовили они божественно.

— Я предложил на них жениться, но они отклонили мое предложение.

— Они восхищались твоими умениями. Ты наверняка покраснел бы до корней волос, если бы услышал, что они о тебе говорили. Они упомянули также о глупенькой кухарке, которую ты отослал прочь из своей комнаты, сказав, что будешь ждать ее, когда она немного подрастет.

— Получается, что я само совершенство. — Хоукер присел на корточки возле Жюстины. чтобы их глаза оказались на одном уровне. — Что ты задумала. Сова?

— Ничего дурного, поверь. Всего лишь несколько часов в постели с таким искусным любовником как ты. С тобой я, возможно… — Она залпом допила остатки чая. — Я пришла сюда без всякого намерения. Но теперь это кажется неизбежным, как если бы было уготовано судьбой. Я думала об этом больше года.

— Думала о том, чтобы переспать со мной?

— Иногда. Я представляла других мужчин, но они не… — Руки Жюстины слегка задрожали, когда она обхватила пустую чашку. — Когда я встречалась с ними, от моей решимости не оставалось и следа.