Джоанна Борн - Черный ястреб

— Никто. — Пакс пару раз глубоко вздохнул. — Позволь мне закончить. Я уже четыре месяца жил на Микс-стрит, когда появился мой наставник. Он даже не ожидал, что я так хорошо справлюсь с задачей. На столе стояла кофемолка, окруженная дюжиной грязных чашек. Пакс начал брать их по одной и ставить в ряд.

— Я передавал ему документы. Ястреб. Выполнял приказы. Ты должен это знать. Трижды я передавал ему бумаги, которые мне удалось стащить из секретера в подвале. Но это были сведения об уже проведенных операциях. Или имена агентов, вышедших на пенсию и доживающих остаток дней на какой-нибудь ферме на Гебридах.

— Ты передал ему ничего не стоящую информацию.

— Я же был слишком молодой и зеленый. И не знал, что важно, а что — нет. — Пакс принялся ставить чашки одна на другую. — Я до сих нор не знаю, насколько сильно навредил.

Теперь перед ним был прежний, до боли знакомый Пакс, все видящий в черном цвете.

Я знаю, что хранилось внизу. Я сжег все, когда меня сделали ответственным за хранение документов. Как ты его убил?

Пакс сурово и неодобрительно пожал плечами. Неужели это не очевидно?

— Ударил ножом в грудь и пронзил сердце. Но произошло это лишь на четвертой встрече. Хотя какая разница? Для Каррадерс это не имеет никакого значения.

— Верно.

Британской разведывательной службой руководили страшные люди. Каррадерс была хуже всех.

— Вместо него никого не прислали. Прошло два месяца. Робеспьер сложил голову на гильотине. «Каретный сарай» закрыли, и французы сделали вид, будто его никогда не существовало. Вы с Дойлом вылавливали Невидимок по всей Англии, а в мою сторону даже не посмотрели.

— Ты был одним из нас.

— К тому времени — да. — Он продолжал ставить чашки одну на другую. — В какой-то момент я действительно стал Томасом Пакстоном.

— Который теперь попал в ужасную передрягу.

Собственно, и говорить-то больше было не о чем, поэтому бывшие друзья молча сидели за столом.

Пакс поставил на место последнюю чашку.

— От долгого ожидания мне не станет легче. Если собираешься меня убить, почему бы не сделать это здесь и сейчас?

— Если бы я хотел тебя убить, я сделал бы это десять минут назад, вместо того чтобы сидеть здесь и выслушивать твою слезливую историю.

— Я предал службу в тот самый день, когда переступил порог дома на Микс-стрит.

— Ты был ребенком, и все это дела давно минувших дней.

— Я лгал всем на протяжении многих лет. Все это время я мог бы вести себя как предатель. И ты ничего не узнал бы.

— Хорошо. Если ты такой вероломный, то я заточу нож, и делай все сам. Вот там есть укромный уголок.

В кладовой было достаточно света, чтобы увидеть, как дрогнули губы Пакса.

— Хорошо. Но как мне с этим жить?

— Ну, это можно обсуждать много и долго. Мой тебе совет: беги прочь. В Германию. Или в Норвегию. Устройся учителем латыни. Собирай жуков. Гебе понравится. Сомневаюсь, что кто-то отравится за тобой на север.

— А французы?

— Им необязательно знать об этом. И они ничего не узнают, если твой приятель Невидимка будет держать рот на замке. Я постараюсь убедить Жюстину сохранить все в тайне.

С губ Пакса сорвался тихий смех.

— Да уж, ты это можешь. А если, скажем, я не хочу преподавать латынь на промозглом севере?

— Можешь отправиться прямиком к Каррадерс, пасть ей в ноги и молить о пощаде. Только я бы на твоем месте не слишком рассчитывал на се милосердие. Или можешь отправиться в Лондон к Гальбе. По крайней мере он тебя выслушает, прежде чем перерезать горло. — Ну что еще тут скажешь? — У меня есть деньги, пара часов. Я сегодня только и делал, что обчищал карманы.

— Ты загадочный человек. Ястреб.

— Просто система моих моральных принципов сложна для понимания. Уезжай из Парижа. Американцы рассказывали мне, что Нью-Йорк и Бостон — города больших возможностей. Возможно, они мне солгали, но ты мог бы поехать и проверить.

— Мне стоит об этом подумать.

Проблема Пакса состояла в том, что он слишком много думал.

— У тебя есть время до рассвета. А потом я иду к Каррадерс.

Хоукер стоял у окна кафе «Режанс» и ждал Сову.

В кафе царила тишина. Хозяева, ворча что-то себе под нос, ушли домой. Остались только он и Сова. Она что-то делала в кладовке.

На улице было темно. Лампы, освещавшие колоннаду в Пале-Рояле, потушили. Магазины закрылись, и их хозяева разошлось по домам. Из расположенного напротив игорного дома доносились приглушенные звуки голосов и пианино. В кафе в дальнем конце колоннады выступали цыгане.

До рассвета оставалось четыре часа.

Каррадерс наверняка спросит, куда направился Пакс. Но Хоукер ответит, что не знает. Существует множество способов выбраться из города, особенно если знаешь его так же хорошо, как Пакс.

Сова подошла сзади. Она дала знать о своем присутствии, но сделала это так, чтобы не нарушить ход мыслей Хоукера.

— Ты не знал, что он был Невидимкой? — спросила она.

— Нет. — Французы проделали достойную восхищения работу по внедрению своего человека в ряды агентов британской разведывательной службы. — Твой друг рассказал тебе?

— Не совсем так. Он сделал вид, будто незнаком с Паксом. И в этом его ошибка. Он солгал мне, Хоукер, несмотря на долгие годы совместной работы.

— Да?

— Извивался, точно червь на крючке, чтобы только не выдать своего товарища Невидимку. Наверное, он счел, что я слепа или слишком глупа, чтобы заметить разыгравшуюся у меня под носом драму. Я отослала его прочь и велела держать язык за зубами. Разберусь с ним позже. Он будет молчать по многим причинам.

— Хорошо.

Жюстина смотрела сначала на отражение Хоукера в стекле, а потом повернулась и заглянула ему в лицо.

— Ты сдашь Пакса своим начальникам?

— Утром.

— Полагаю, у тебя нет иного выбора.

— Верно. — Хоукер не знал, что будет делать, если Каррадерс отправит его на поиски Пакса.

Он отражался в стекле рядом с Совой. Казалось, будто он стоит снаружи на улице и пристально всматривается в темноту.

— Послушай меня. — Сова отстегнула фартук, закрепленный на груди двумя булавками, а потом спокойно и деловито развязала ленты на талии. — Послушай, Хоукер.

— Слушаю.

— Ты не можешь замять это дело, а я могy. — Она нетерпеливо бросила фартук на стол и положила руку на грудь Хоукера. — Я ничего не скажу своему начальнику.

Хоукеру хотелось встряхнуть головой, чтобы привести в порядок мысли.

— Почему?

— Преследование одного из Невидимок спустя столько лет не сделает Франции чести. — Она раздраженно пожала плечами. — Мы вели себя не слишком хорошо по отношению к ним.

Если французы не станут преследовать Пакса, у него появится реальный шанс сбежать. Дойл сказал бы…

Дойл обучал их обоих. Хоукера и Пакса. Ему необходимо все рассказать…

— Мы, французы, всегда говорим о любви, но понятие дружбы для нас сложнее. Несравнимо сложнее. Сними сюртук и помоги мне.

Жюстина хотела, чтобы Хоукер помог ей убрать стулья. Столы со встроенными в них шахматными досками стояли ровными рядами. По одну сторону от них располагались длинные скамьи, по другую сторону — стулья.

— Сюда. — Жюстина указала рукой.

Прекрасно. Он будет двигать стулья. С плетенными из тростника сиденьями они оказались очень легкими. Шахматисты-любители не нуждались в комфортной мебели. Хоукер брал в руки по два стула сразу.

— А теперь столы. — Жюстина взялась за край одного из них.

Они начали расставлять столы вдоль стен. Когда работа была закончена, Жюстина взяла Хоукера за руку.

— Я ничего не знала насчет Пакстона.

— Я тебе верю.

— Это было… — Жюстина внимательно всматривалась в лицо Хоукера. стараясь поймать его взгляд. — Ты же знаешь, что это неизбежно. Мы обязательно внедрили бы в вашу среду одного из наших агентов. Одному лишь Богу ведомо, скольких агентов вы внедрили в тайную полицию.

— Не спрашивай меня.

— Не буду. — Жюстина посмотрела на сдвинутую к стене мебель. — Я не знаю имен всех агентов, работающих сейчас в Англии. Но не думаю, что Пакс один из нас. Мне кажется, он предан вам, англичанам.

— Возможно.

— Ты все равно его убьешь?

— Скорее всего.

— Ты сам? — тихо спросила Жюстина.

— Не вот этими руками. — Хоукер показал свои руки. Я просто отдам его тем, кто это сделает. И произойдет это через пять часов.

Жюстина легонько коснулась вытянутых рук Хоукера своими.

— Понимаю. Очень хорошо понимаю. Это ужасно. Давай закончим.

Зачем они двигали столы? Теперь они подняли одну из скамеек.

— У него есть деньги? — спросила Жюстина.

— Достаточно. Все мои плюс то, чем я разжился сегодня утром. А еще пара часов и кольцо.

— Этим можно будет подкупить кого-нибудь. Я всегда использую в качестве подкупа что-нибудь дорогое. Это заставляет людей держать рот на замке. Возьмись за другой конец. Тяжело, правда? В этом клубе слишком прочная и тяжелая мебель.

Сова указала место, куда она собиралась перенести лавку.

— Предрассветные часы — самое лучшее время для того, чтобы украсть лошадь. Верхом Пакс оказался бы к полудню в двадцати милях от Парижа. А теперь чуть назад. Да. Сюда.

Они поставили лавку рядом с другой.

— К этому времени он уже наверняка предпринял какие-то шаги. Ты его уважаешь, а это значит, что он очень хороший агент. Подвинь ближе. — Жюстина выпрямилась и отерла ладони о подол платья. — Замечательно. — Ее устроил вид придвинутых друг к другу скамеек. — Я принесу свой плаш. Он в кладовой.

Жюстина вернулась с лампой и плащом в руках. Она принялась опустошать карманы плаща, доставая из них различные предметы и складывая их на столе. Мешочек с монетами. Нож. Маленький пистолет. Ящичек для хранения пуль и пороха.

— Он хороший агент, твой Пакстон?

Хоукер откашлялся.

— Очень хороший. Лучший. Такой же, как я.

Жюстина встряхнула плащ, проверяя, не осталось ли чего в карманах, а затем расстелила его на сдвинутых вместе скамьях.

— У него есть деньги и время до рассвета. А еще он прекрасно знает местность. Хоукер. мы с тобой убегали от австрийцев в худших условиях.

Лампа стояла на столе между ними. А вокруг царила темнота, чувственно укутывая их со всех сторон.

— Завтра ты отправишься в штаб и предашь старого друга, — произнесла Жюстина. — А потом ты начнешь сражаться за его жизнь. Будешь торговаться, найдешь союзников, которые тоже сочтут целесообразным оставить ею в живых. Я в тебя верю.

Жюстина потянула Хоукера за галстук. Он был завязан простым квадратным узлом. Такой вполне мог бы носить шахматный фанат.

Жюстина развязала узел и уронила галстук на пол.

Только теперь Хоукер понял то, что должен был понять несколько минут назад.

— Ты соорудила постель.

— Для нас.

Черная пустота не пропала из глаз Хоукера, но все же его взгляд стал спокойнее. В нем больше не читалось отчаяние.

Если бы он не был так сосредоточен на тягостной обязанности, которую ему предстояло выполнить, он бы понял, что ситуация не так уж безвыходна. У Пакса много друзей в британской разведывательной службе, и некоторые из них даже влиятельнее Хоукера. Хоукер же станет весьма могущественным и коварным союзником. Существовало множество способов борьбы с руководителями серьезной шпионской организации за жизнь агента.

Позже они обсудят стратегию, а пока Хоукеру отчаянно нужна была Жюстина.

— Постель не слишком удобная. Но можно удовлетвориться и такой. — Кружевная косынка на груди Жюстины была заколота простенькой позолоченной брошкой, соответствующей образу служанки. Она отстегнула се и положила на стол.

«Потому что ты испытываешь такую боль, что у меня разрывается сердце. Ты, который никогда не позволял миру причинить себе боль, вооружившись собственным сарказмом и недюжинным умом. Потому что ты мой друг. Я могла отвернуться от любовника, но только не от тебя».

— Это в последний раз.

— У нас это всегда в последний раз. Ведь мы почти каждый день рискуем жизнью.

Хоукер всегда славился ловкостью рук, но сейчас он никак не мог справиться с собственным жилетом. А пуговица воротника и вовсе норовила выскользнуть из пальцев.

— Мы не станем играть в игры. Позволь мне. — С этими словами Жюстина расстегнула пуговицу на воротнике его рубашки.

Прохожие могут увидеть нас в окно.

— Мы надежно спрятаны за спинкой этой скамьи. Кроме того, я скоро погашу свет и начну тебя соблазнять.