– Вы так прекрасно выглядите, – галантно заметил Джордж, помогая ей сесть в карету: хотя до дворца было совсем близко, улицы покрывал слой грязи, к тому же для графа и графини было бы немыслимо явиться ко двору пешком. Аннунсиата испытывала такой восторг, что почти ощущала, как струится кровь в ее жилах. Боже, как я соскучилась по развлечениям, думала она про себя, упиваясь звуками и запахами двора, слегка наклоняясь, чтобы толпа слуг у входа, встречающих гостей, могли узнать ее. Супругов проводили вверх по лестнице в маленький зал, где должен был состояться концерт. Зал заполняли возбужденные, элегантно одетые люди, все до одного знакомые с Аннунсиатой – некоторые были ее друзьями, с другими она враждовала или недолюбливала их. По устремленным на нее взглядам Аннунсиата поняла, что за лето она не утратила своей красоты и умения эффектно одеваться.

Вечер был неофициальным, но королева сидела в кресле – она быстро уставала, когда ей приходилось подолгу стоять. Аннунсиата подошла к ней с реверансом и поцеловала королеве руку, а король в ответ поцеловал ее в обе щеки, воскликнув, что она стала еще прелестнее, и пожалел об ее отсутствии в Виндзоре.

– Вы пропустили несколько удачных охот, – добавил он, бросая приветливые взгляды Джорджу, – и вы тоже, милорд, – надеюсь, дела в вашем поместье идут успешно? Какая жалость, что вы не видели того оленя, что мы недавно загнали – клянусь вам, он был почти таким же, как мой конь, с большущими рогами... – возбужденно беседуя, король взял Джорджа под руку и увел его к группе джентльменов, стоящей неподалеку. Аннунсиата удивленно смотрела им вслед, и вдруг по ее обнаженным рукам и плечам пробежали мурашки: она заметила, что рядом с ней стоит принц Руперт, не спуская с нее радостных глаз.

– Я так рад, что вы приехали. Я надеялся, что вы окажетесь в Лондоне как раз вовремя.

Аннунсиата присела, не сводя с него глаз. Она волновалась, испытывая безумное желание просто крикнуть: «Я соскучилась по вас!» – но сумела сдержаться, хотя ее пальцы дрожали, когда принц взял ее за руку.

– В Виндзоре я часто вспоминал вас, – проговорил принц. – Без вас общество стало неимоверно скучным. Могу я предложить вам бокал вина, пока не началась музыка? Можно мне надеяться, что вы сядете рядом со мной и позволите прочесть вам программу?

Аннунсиате не понадобилось отвечать, и они вдвоем направились к лакею, держащему поднос с вином. Губы Аннунсиаты слегка приоткрылись в радостной улыбке, и уже никто из присутствующих не испытывал сомнений относительно ее чувств.


Отношения с голландцами ухудшались с каждым днем, и все знали, что войну больше невозможно оттягивать. Английские и португальские купцы жаловались на грабежи, которые голландцы учиняли у побережья Гвинеи, и Роберт Холмс повел туда флотилию с приказом решить все мирным путем. Но голландцы сожгли его корабль, а Холмс в отместку осадил две их крепости. Голландцы решили потопить флотилию и разом покончить со всеми затруднениями. Тем временем адмирал Англии у другого побережья Атлантики осадил Новый Амстердам, единственное укрепление голландцев в Новом Свете. Англичане торжествовали и начали требовать войны, чтобы использовать свое преимущество.

При дворе мнения о необходимости и разумности войны разделились. Страна еще не оправилась от последствий двух последних десятилетий и скорее нуждалась в мире у себя дома, чем в войне за границей. Король и Кларендон спорили о политическом значении событий, ибо они придерживались дружеских отношений с Францией, а Франция подписала с Голландией соглашение об оборонительном союзе. Руперта беспокоило состояние английского флота, который уже не был столь сильным после продолжительной вражды с голландцами. Однако немало голосов раздавалось в поддержку войны; партию сторонников войны возглавил герцог Йоркский и семейство Арлингтонов – Генри Беннет, лорд Арлингтонский, занял должность государственного секретаря и был таким же тщеславным, как и нетерпимым к Кларендону и Элбермарлу.

Аннунсиата обнаружила, что Находится в самом центре бурных споров, ибо король и принц постоянно спорили, а она проводила с ними почти все свое время. В равной степени тема войны затрагивалась в доме Ричарда и Люси, вернувшихся на родину, причем Ричард горячо отстаивал необходимость войны, а Люси была так же горячо против нее. Аннунсиата считала войну неизбежной и полезной для торговли шерстью и сукном, которыми она интересовалась по семейным традициям, но она также поддерживала мнение Руперта о том, что флот недостаточно силен. В обществе короля Аннунсиата пыталась высказаться, что сейчас не время воевать. Разговор на эту же тему она завела с принцем Рупертом, и мало-помалу у них разгорелся интересный спор.

Ближе к весне их часто стали видеть вдвоем. Аннунсиата была влюблена, но не так, как в Хьюго – его она любила по-детски глупо, вела себя просто и беспечно, а теперь ее любовь стала взрослой, покоящейся на солидном фундаменте уважения и восхищения. Что касается принца, он, очевидно, был полностью увлечен ей. Двор уже давно прекратил сплетничать об отношениях леди Челмсфорд с королем, но торжествовал, имея возможность пошептаться о ее отношениях с принцем Рупертом. Они везде появлялась вместе: сначала только в обществе ее мужа и большой группы приближенных короля и королевы, потом, когда весна уже была в самом разгаре и постепенно становилось все теплее, их встречали гуляющими вдвоем по садам и паркам столицы. Откуда-то стало известно, что Аннунсиата ужинала с Рупертом во дворце, а потом в собственном доме.

Однако они до сих пор не стали любовниками. Руперт получил старомодное воспитание и считал, что события нельзя торопить. Он вырос среди чинных и воспитанных придворных, и прелюдии любви были для него так же значительны и приятны, как и само чувственное наслаждение. Руперт любил ее и выражал свою любовь старомодным образом, двигаясь к цели шаг за шагом. Он писал Аннунсиате письма и посылал подарки, которым она искренне радовалась. Аннунсиате казалось, что она вновь стала юной и вернулась домой, в Йоркшир, где ее окружали преданные поклонники, которые не требовали взамен за свои ухаживания ничего, кроме улыбок и ее общества. Аннунсиата позировала для еще одного портрета – на этот раз миниатюры, которую писал Сэмюэл Купер. Когда портрет был закончен, его оправили в золото и слоновую кость, и Аннунсиата подарила его Руперту 25 марта, в день своего рождения. Руперт пришел в восторг и в ответ преподнес золотой медальон с прядью собственных волос на ужине в ее честь. Паж принца торжественно внес медальон на бархатной подушке, а шестеро музыкантов в это время играли торжественный марш.

Аннунсиата захлопала в ладоши и рассмеялась, она сразу же позволила Руперту снять с шеи жемчужное ожерелье и заменить его медальоном, сказав, что будет беречь это сокровище еще сильнее, чем подарок принцессы Генриетты. Принц Руперт, наконец, отважился обнять ее, и Аннунсиата, повернув голову, быстро поцеловала его в щеку. На мгновение их лица сблизились, и глаза Руперта показались Аннунсиате такими огромными, что она вздрогнула. Теперь уже недолго, решила она. Все время, пока тянулось ухаживание, их дружба постепенно крепла. Они постоянно беседовали, не уставая от собственных слов. Руперт так много путешествовал, побывал на нескольких войнах, был знаком со множеством людей, и его жизненный опыт казался Аннунсиате неимоверным. Однако она обладала живым и быстрым умом, и принцу нравилось давать пищу этому восприимчивому уму. Он приносил ей книги, и они с удовольствием обсуждали их. Вместе они слушали музыку, играли и пели и даже пытались сочинять что-то свое. Руперт ввел Аннунсиату в мир архитектуры, и они провели много приятных часов, набрасывая эскизы зданий, планы городов и поселков.

Принцу нравилось рассказывать Аннунсиате о своем детстве: о том, как еще ребенком он бежал из дворца после битвы у Уайт-Маунтин и спасся один из всей семьи, о том, как в раннем детстве он начал интересоваться военным искусством вместе со своим любимым младшим братом Морисом, которого теперь уже не было в живых. Он поведал о начале своей военной карьеры и упомянул про Гамиля Гамильтона, дядю Кита Морлэнда, вместе с которым они участвовали во многих сражениях. Однако принц не любил рассказывать о войне в Англии – с ней у него было связано слишком много печальных воспоминаний, и Аннунсиата никогда не затрагивала эту тему, так как чувствовала, что она только подчеркнула бы разницу в возрасте. Принцу нравилась ее молодость и живость, а Аннунсиате – его зрелость и мудрость, но им не нужно было напоминать, что разница в возрасте между ними двадцать лет.

Начиналось раннее лето, и вскоре по стране разнеслась весть, что флот голландцев готовится выйти в море под предводительством грозного адмирала де Рюйтера, чтобы отомстить за осаду гвинейских крепостей. Было решено, что принц Руперт примет командование английским флотом, высланным на перехват голландцев. Аннунсиата услышала об этом от радостного Ричарда, который надеялся, что все эти события ускорят войну.

– Конечно, немало времени займет сбор денег, людей и подготовка кораблей, – заметил он.

– Сколько времени на это может потребоваться? – спросила Аннунсиата, стараясь сдержать дрожь в голосе.

– Месяц-другой, – ответил Ричард, – а то и несколько месяцев. Надеюсь, в сентябре или октябре корабли будут готовы к отплытию. Иначе потом их застанут осенние штормы.

Аннунсиата задумалась. Если принц поведет флот, его отсутствие продлится больше года – в семье Аннунсиаты было достаточно мореплавателей, и она слышала рассказы об их плаваниях. Значит, она очень долго не увидится с принцем. Аннунсиата отправилась домой в совершенно подавленном состоянии и обнаружила, что дома ее ждет письмо, принесенное из старого дворца. Принц просил прощения за то, что несколько дней не давал о себе знать, ссылался на важные дела и сообщал о предстоящей экспедиции. Принц писал также, что дела задержат его еще на несколько дней, но спрашивал, не желает ли Аннунсиата присоединиться к нему в Танбридже, чтобы отдохнуть и подкрепить силы. Принц предлагал выехать сразу же, как только будут закончены его дела.

Аннунсиата приказала горничной принести перо и бумагу, и начала стремительно писать ответ. В это время года Танбридж был очаровательным местом, а в Лондоне с наступлением весны становилось слишком жарко, и принц в самом деле нуждался в отдыхе после суматохи последних недель. Аннунсиата тоже мечтала оказаться в провинции, насладиться прохладой в тени деревьев, слушая пение птиц и попивая целебные воды, которыми славился Танбридж. Когда она писала о своем согласии, ее рука задрожала. Аннунсиата не сомневалась, что принц, зная о предстоящем отъезде, решил не откладывать последний шаг. В Танбридже ей предстояло, наконец, стать любовницей принца Руперта.


Эдуард спешил в Лондон, изо всех сил пришпоривая Байярда. В его голове постоянно вертелась одна мысль, заставляя Эдуарда чувствовать смущение и негодование. Первое, что он решил сделать – это ехать еще быстрее и молиться Богу, чтобы не опоздать. Он вспоминал о вчерашнем обеде, который состоялся в замке Морлэндов. Среди гостей была и Руфь – она лишь изредка обедала с Ральфом и Арабеллой, хотя ее постоянно приглашали. Разговор естественным образом зашел об Аннунсиате, и Ральф, заметив о том, сколько она сделала добра для своей семьи, шутливо спросил, скоро ли Аннунсиата станет возлюбленной короля.

– Тогда она могла бы сделать для семьи еще больше, – добавил он.

– Скорее всего, она станет возлюбленной не короля, а одного из членов королевской семьи, – ответил Эдуард. – Осмелюсь сказать, принц Руперт имеет огромное влияние, когда речь заходит о делах.

Руфь беспокойно зашевелилась, и взглянув на нее, Эдуард заметил, что кровь отхлынула от ее лица. Ральф продолжал болтать:

– И что же, наша графиня будет возлюбленной принца Руперта?

Искоса взглянув на Руфь, Эдуард ответил:

– По Лондону идет слух, что они стали неразлучными друзьями, и что она вскоре станет его любовницей, если еще не стала.

Немного спустя Руфь почувствовала недомогание, после кратких извинений отказалась переночевать в замке Морлэндов и уехала домой.

Эдуард предложил проводить ее, и его предложение было принято. Он не переставал удивляться странному выражению на лице Руфи, и как только они выехали за ворота замка, спросил:

– Неужели моя догадка...

– Потом, – прервала его Руфь, которая все еще выглядела потрясенной и бледной. – Подождите, пока мы не окажемся дома.

Дома, в Шоузе, Руфь приказала придвинуть поближе к огню кресло, принести бренди, и когда все было исполнено, кивком выслала слуг. Эдуард нерешительно повторил вопрос. А через пару часов он уже мчался в Лондон, помня о совершенной секретности своего трудного поручения. Недавно установилась сухая и теплая погода, и это означало, что по хорошим дорогам он доберется до столицы быстрее, потратив всего-навсего три дня. К моменту приезда в Лондон Эдуард твердо решил поговорить сначала с принцем – он не смог бы сейчас смотреть в глаза Аннунсиате. Эдуард надеялся, что они до сих пор не вместе.