Супруги Гилмор обменялись изумленными взглядами, пожали плечами и удалились, оставив Мэгги в совершенной растерянности. Как можно удержать Гордона вдали от этой потаскушки, если он упорно ищет ее общества? Вот и сейчас уже тянет Мэгги к стойке. Хуже того, мужчина, с которым беседовала Этель, словно нарочно, встал и направился к выходу, оставляя свободный стул рядом.

— Ты не против, если мы присоединимся к тебе?

Прекрасные голубые глаза без особого воодушевления остановились на Мэгги, затем потеплели, перейдя на вожделенный объект.

— Наоборот, — оживилась Этель. — Я надеялась, что вы подойдете.

Гордон усадил Мэгги на освободившийся стул, а сам встал позади, Положив руки властным движением ей на плечи. Ей хотелось бы расслабиться под его столь желанной, столь интимной лаской, но она сидела, оцепенев, почти не дыша, с ледяной маской на лице.

Этель чуть удивленно приподняла брови, заметив, что Мэгги явно не в своей тарелке, но тут же вернулась к начатому делу — заново очаровывать мужчину, некогда бывшего ее любовником.

— Не верю своим глазам, Гордон, ты так великолепно выглядишь, — приступила она к комплиментам. — Ты, правда, всегда был красивым мужчиной. Но сейчас от тебя так и веет здоровьем и уверенностью в себе. Большинство мужчин-хирургов быстро выдыхаются. Это так обидно, не правда ли, дорогая? — обратилась Этель к Мэгги жеманным тоном.

К сожалению, Мэгги не оставалось ничего иного, кроме как согласиться.

— Ты тоже хорошо сохранилась, Этель. Ты не выглядишь ни на день старше, — отпустил Гордон ответный комплимент.

Этель улыбнулась.

— Спасибо на добром слове. Но ты всегда был льстецом, дорогой.

— Вовсе нет, — мягко возразил он. — Я всегда говорил правду.

— Да, конечно. — Этель наградила его взглядом, полным желания. — Как чудесно, что мы снова встретились, Гордон. Все эти годы я очень часто думала о тебе…

— Я тоже, Этель.

Смятение охватило Мэгги. Она негодовала. Щеки горели огнем. Как смеет Гордон флиртовать, вспоминая старые времена, с этой женщиной, в присутствии ее, Мэгги! Хотелось встать и уйти. Но не успела она подумать о бегстве, как пальцы Гордона сдавили ей плечи, чуть ли не силой удерживая ее на стуле.

Он, безусловно, прочитал ее мысли и призвал к выполнению задания, за которое ей заплатил: не стоит, мол, поддаваться истерическим, эмоциональным порывам.

Но Мэгги, кажется, стоило все больших усилий держать себя в узде. То ли ревность разбушевалась в крови, то ли оскорбленная гордость. Ей стало совсем плохо от сознания того, что ее используют, передвигая, словно пешку, туда-сюда, причем не дают слова сказать и ничего не объясняют.

Забегавшийся официант наконец спросил, что они хотят заказать, и Этель потребовала коньяку.

— Гордон, надеюсь, ты тоже выпьешь рюмочку? — спросила она. — Я помню, как ты любил коньяк в прежние времена, хотя не всегда мог себе его позволить, верно? Тебе повезло, дорогая моя, — вновь последовало обращение к Мэгги. — Теперь, можно смело сказать, для Гордона нет ничего недоступного. Ты будешь кататься, как сыр в масле.

— На самом деле я еще не думала о том, как мы будем жить, — с наигранным простодушием заметила Мэгги.

— Неужто? — засмеялась Этель снисходительно.

Все трое выпили коньяку. Мэгги проглотила свою рюмку с жадностью. Напиток обжег горло, ударил в голову и вызвал бунт во всем ее существе. Ей очень хотелось сказать этой стервозе, куда та может катиться, но сдерживало присутствие Гордона, который явно рассвирепеет, если устроить сцену на публике. Все же, когда светская львица предложила повторить заказ, Мэгги решила, что с нее хватит.

— Не стоит, — резко сказала она. — Я устала после длительной поездки. Пойду лягу, милый, если ты не возражаешь?

Ответный взгляд отдавал холодом.

— Разумеется, нет, дорогая. Кроме того, излишек алкоголя ослабляет организм, особенно ночью. Разве мы можем себе это позволить, а? — протянул Гордон насмешливо. — Что ж, спокойной ночи, Этель. Надеюсь, у нас еще будет возможность поболтать о старых временах.

С этими словами он взял Мэгги за руку, крепко сжал и повел за собой к выходу.

— Я считал, мы договорились, что ты повинуешься мне, — отчитал ее Гордон, спускаясь по лестнице. — Впредь я сам буду решать, когда мы идем спать. Я — твой босс, не забывай!

На Мэгги внезапно напала страшная усталость: вконец измотала эта игра, тем более, что ей даже не были толком известны ее правила.

Она захлопнула за собой дверь, впившись взглядом в спину Гордона, который направился к комнатному бару, чтобы налить себе бренди. Достаточно посмотреть на его движения, чтобы понять: ничего не изменилось, между ними. Тот поцелуй для него — ничто. Она для него — пустое место.

— Ослабляешь свой организм, Гордон? — уколола его Мэгги.

Он пронзил ее свирепым взглядом.

— Помолчи-ка, Мэгги! С меня достаточно на сегодня.

— А с меня более чем достаточно! — выкрикнула она ему в лицо, срывая с себя серьги. — Какого черта ты объявил о нашей помолвке, а потом принялся целовать меня, как бешеный? Так мы не договаривались!

— Разве? Мне казалось, что для твоей репутации роль невесты гораздо предпочтительнее, чем обыкновенной любовницы. Так на что тогда ты жалуешься? К тому же тебе понравился тот поцелуй почти так же, как мне. Ты хочешь больше денег? Или тебе нужно больше поцелуев? А может быть, и того, и другого?

Дальше выдержать такое было невозможно. Это переполнило чашу ее терпения, и Мэгги закричала:

— Послушай, что я тебе скажу, ты, спесивый, лицемерный педант! Я даже не пытаюсь отрицать, что мне понравилось целоваться с тобой, потому что так оно и было! Я, к твоему сведению, нормальная женщина и люблю целоваться, поэтому не особенно гордись своими заслугами. Но я отвергаю твои постоянные намеки на то, что я какая-то закоренелая продажная тварь, которую можно купить или сбыть с рук, лишь бы цена была подходящая. Я запросила определенную сумму, потому что симпатичную старую даму, мою знакомую, ограбили на прошлой неделе, украли все ее сбережения. Чуть больше трех тысяч долларов! На них она хотела купить подержанное инвалидное кресло с электрическим приводом, и я просто не могла спокойно видеть ее горе. Поэтому я и позвонила тебе — хотя, поверь, поклялась этого не делать — и приняла твое странное и довольно унизительное предложение. Я готова выполнить свои обязательства до конца, но я не позволю, чтобы надо мной глумились, унижали меня и использовали, даже не объяснив, что, черт побери, происходит. Я понятно излагаю свои мысли?

Гордон смерил ее долгам, тяжелым взглядом.

— Ты говоришь мне правду? И про старую леди?

— Конечно, я говорю тебе правду! Зачем мне лгать?

Он сделал глубокий выдох, плечи его обвисли. Внезапно он показался ей страшно усталым. Усталым и мрачным, почти сбитым с толку, как если бы все, чем он жил прежде, вдруг развалилось.

Боже! Всем сердцем Мэгги потянулась к нему. Всем своим глупым женским сердцем.

Она подошла к Гордону, тронула его за руку. Он повернулся, и Мэгги заглянула в его холодные голубые глаза, изо всех сил желая облегчить его боль, утешить.

— Гордон, — нежно умоляла она, — пусть все пройдет. Пусть уйдет она.

Его плечи немедленно распрямились, глаза снова стали жесткими.

— Ты сама не знаешь, о чем говоришь! Не лезь в мои дела!

Он стряхнул руку Мэгги со своего рукава, и она отпрянула назад, еще более оскорбленная, чем всеми другими его выходками за этот вечер.

— Господи! Да не смотри ты на меня так, — прохрипел он. В его потухшем взгляде затаилось отчаяние. — Ну, хорошо, я неверно оценил тебя и приношу извинения. Мне стыдно за многие вещи, которые я совершал. Но мои отношения с Этель по-прежнему тебя не касаются. Поэтому, Мэгги, держись подальше от моих дел. А теперь ложись в кровать и спи. И оставь меня в покое. Я устроюсь на диване, когда приду в себя.

11

На завтрак они пришли поздно. Супруги Гилмор уже уходили из кафетерия, когда появился доктор Фостер со своей «невестой».

— Ты выглядишь так, словно почти не спал этой ночью, — поддразнил его Фрэнк. — У тебя такие мешки под глазами, что в них впору складывать вещи и отправляться путешествовать за границу.

Мэгги высказалась бы помягче, но Фрэнк был прав. Гордон выглядел так, будто кутил всю ночь. Она понятия не имела, выходил ли он из номера, однако в полночь он все еще сидел, на зажигая света, в кресле с бокалом в руке. Утром, когда Мэгги очнулась после беспокойного сна, он, растянувшись на диване, спал полностью одетый: даже не побеспокоился постелить постель.

Странное дело — темные круги вокруг глаз вовсе не уродовали лицо Гордона. Он относился к тем немногим мужчинам, которым встрепанный или несчастный вид придает, вопреки здравому смыслу, еще больше привлекательности. За последние полгода Мэгги имела возможность несколько раз убедиться в этом.

— Что делать, Фрэнк, — ответил, не задумываясь, Гордон. — Вчерашний переезд, бурная ночь, и прочее.

Фрэнк отрывисто хмыкнул.

— Ясно, ясно. Это — твое объяснение, и ты будешь за него держаться. Принимайся лучше за завтрак, иначе опоздаешь на первый доклад.

— Может, сыграем в теннис, Мэгги? — предложила Эдна. — Фрэнк вызвал меня на соревнование после обеда, и мне надо немного потренироваться.

— С удовольствием, — прозвучал ответ.

Мэгги требовалось сжечь калории, которые уже сказались на объеме талии после вчерашнего ужина. Кроме того, надо было разогнать тоску, грызущую душу.

Гордон поутру принял душ и оделся в задумчивом молчании. Потом, когда они выходили из номера, вдруг скороговоркой выразил надежду, что Мэгги все же выполнит задание, за которое ей уже заплачено. Больше он не сказал ни слова. Новый день в результате она встретила в полной растерянности.

В кафетерий Мэгги пришла сама не своя. Просьба Бренды не выходила у нее из головы. Однако, как выяснилось вчера вечером, Гордона нельзя удержать от общения с Этель, если он сам не желает, чтобы его удерживали.

— Встретимся на теннисном корте в десять! — крикнула Эдна через плечо, устремляясь по лестнице вниз вслед за исчезнувшим мужем.

— Идет! — отозвалась Мэгги, поспешая за боссом, который уже был в зале и с тарелкой в руке ходил вдоль буфета с выставленными на нем блюдами. Мэгги тоже взяла пустую тарелку, высматривая что-нибудь диетическое, когда услышала гул многих голосов. Она оглянулась на дверь.

В кафетерий этаким лебедем вплыла Этель под руку со своим супругом. У мистера Брэннигэна было опухшее лицо и мутные глаза. Ее появление и вызвало живые комментарии со стороны тех, кто уже сидел за завтраком. Мэгги злорадно отметила, что судачат все кому не лень. Этель была в широком розово-лиловом брючном костюме, который так походил на пижаму, что можно было подумать, будто мадам явилась сюда прямо из постели. Белокурые волосы были взлохмачены, придавая ей вызывающе сексуальный вид. При каждом движении ее упругие, невероятно высокие груди колыхались под шелковым покровом: на ней явно не было бюстгальтера.

От внимания Мэгги не укрылось: Гордон тоже, подобно всем мужчинам в зале, вытаращился на Этель. Мэгги старалась отмести ревность, не поддаваться беспокойству, вообще не обращать внимания на жгучую блондинку, но тщетно.

— Хотя она и замужем за нейрохирургом, — пробормотала Мэгги, — но в свое время вовсю попользовалась услугами пластической хирургии.

Гордон бросил на нее сухой насмешливый взгляд.

— Тебе, моя красавица Мэгги, это не грозит, поэтому не будь слишком строга к другим.

Комплимент всполошил Мэгги, но все же циничное настроение восторжествовало.

— А я-то считала, ты не любишь льстецов.

— Не люблю. Но то, что у тебя идеальная фигура, тебе самой прекрасно известно.

От удовольствия и удивления Мэгги вспыхнула. Она была далека от мысли, что сложена безупречно. Больше того, считала, что у нее масса недостатков, однако мнение Гордона привело ее в восторг.

На миг их взгляды встретились, и впервые она почувствовала уверенность, что видит отблеск желания в этих обычно холодных голубых глазах. Ну и ну! Может быть, она ошибалась вчера, считая, что его страстный поцелуй ничего не значит? Возможно, Гордон был так же возбужден, как и она.

— Ну же, не смотри на меня так, — проворчал он. — Ты отлично знаешь, что всегда привлекала меня как женщина. Да и какой нормальный мужчина мог бы воспринимать тебя по-иному? Ну, давай поспешим. Выбери что-нибудь съедобное. А то мы тратим время попусту.

У Мэгги голова закружилась от новых впечатлений. Итак, он всегда находил ее привлекательной? Это заявление взволновало ее до глубины души и напрочь лишило аппетита: она ограничилась стаканом сока, кусочком поджаренного хлеба и кофе.