Как это похоже на кузена, подумала она, никогда не жалуется, не хнычет. Его выдержке можно позавидовать. По крайней мере на людях всегда готов примириться с неизбежным...

...со смертью.

Не в силах унять дрожь, Зандра выглянула в окно. Позади остался гигантский массив Центрального парка, засияла своими непристойными огнями Плаза, замелькали роскошные здания и вывески на Пятьдесят девятой улице. Зандра механически читала названия. Мягкий шорох колес на мокром асфальте был почти не слышен.

– Зандра? – послышался негромкий голос Карла Хайнца.

Она обернулась. По их лицам стремительно пробегали огоньки – отражения магазинных витрин, мелькающих словно окна встречных поездов.

– Давай забудем на сегодня об отце. Хоть по всему миру стон пройди, ему это не поможет.

Зандра набрала в грудь побольше воздуха, задержала дыхание и медленно выдохнула.

– Тут ты прав. – Она пристально посмотрела на него. – Слова Дины засели у тебя в голове, не так ли?

Он промолчал.

Зандра погладила его по руке.

– Право, Хайнц, тебе действительно пора подумать о наследстве. Пока еще не поздно.

Ее слова прозвучали так серьезно, что он не удержался от улыбки.

– Ценю твою заботу, но и с этим можно повременить хотя бы до утра. Ну ладно, хватит обо мне. – Он хлопнул в ладоши. – Давай-ка лучше о тебе потолкуем. Что, все еще разбиваешь сердца да хулиганишь, так что крестную Джозефину того и гляди хватит удар?

– Да нет, по-моему, тетя Джози уже давно на меня рукой махнула. Или, по ее собственному определению, умыла руки. – Зандра рассмеялась. – Винить ее не приходится. Как подумаешь, то я и впрямь не подарок. Однако погоди... кое-какие новости есть, даже если оставить в стороне семейные неурядицы и мое внезапное появление здесь нынче утром...

– Внезапное? – перебил ее Карл Хайнц. – Почему внезапное? Что такое стряслось в Англии?

Проклятие! Зандра мысленно выругала себя и невольно прижала руку к плечу, где под платьем все еще саднила рана. С кузеном надо держать ухо востро, за каждое слово уцепится.

– С чего ты взял? – с напускной бодростью сказала она.

А про себя подумала: «Еще как стряслось! Чего только не стряслось! Одного Рудольфа с его карточными долгами и громил, из-за которых пришлось бежать из дома, с лихвой хватило».

Но даже это лишь верхушка айсберга, видимая часть куда более тяжелой проблемы – как найти деньги, чтобы расплатиться с долгами Рудольфа, или даже, точнее говоря, как найти деньги, пока не начали капать проценты, удваивая, утраивая, учетверяя сумму долга.

Потому что в противном случае им с братом вовек не видать покоя.

Деньги! Ей нужно много денег, и как можно скорее.

А у кого, шепнул предательский голосок, больше денег, чем у Карла Хайнца?

Зандра немедленно отбросила эту мысль. Никогда она не попросит Карла Хайнца о помощи, никогда! Самолюбие не позволит.

Скверно быть бедной родственницей, подумала Зандра. На улицу с протянутой рукой не пойдешь. Да и в долг не попросишь, потому что нет ни малейшей надежды отдать такую астрономическую сумму...

– И все-таки что-то тебя гнетет, – оборвал поток ее мыслей Карл Хайнц. – Может, поделишься? А вдруг я окажусь полезен?

Сколь ни соблазнительно было его предложение, Зандра отрицательно покачала головой.

– Да нет, все в порядке. Но все равно – спасибо. – Повинуясь внезапному порыву, она наклонилась и чмокнула его в щеку.

– А это за какие заслуги? – Карл Хайнц явно был и удивлен, и обрадован.

– За заботу, – с легкой хрипотцой сказала Зандра. – За то, что ты – это ты. В честь твоего дня рождения. За то, что подарил мне такой чудесный вечер.

– Все наоборот, – негромко сказал он. – Это ты мне его подарила.

Даже в полумраке салона Зандра заметила, как заблестели у него глаза.

Да, он действительно принц, подумала она, во всех смыслах принц. Остается только надеяться, что он вовремя женится... и что, кем бы она ни оказалась, счастливая избранница будет его достойна...


– Я правильно тебя поняла, – Бэмби многообещающе похлопала ресницами, глядя на танцующего с ней Голдсмита, – все уже сделано?

– Ну да, – пробурчал тот. Соблазнительные формы Бэмби его интересовали явно больше танцевальных па. – Не могу, правда, сказать, что это назначение прибавило нам обоим симпатий среди служащих «Бергли».

– Ну и что? – Тряхнув головой, Бэмби опалила его голубым огнем своих огромных глаз. – Какое нам дело до того, что думают другие!

– Какое дело? – повторил Голдсмит. – А такое, что, по общему мнению, ты не доросла до такой должности.

От неожиданности Бэмби даже с такта сбилась.

– И зачем тебе понадобилось говорить мне об этом? – ледяным тоном осведомилась она.

– Говорят, тебя несколько раз едва не уволили. – Голдсмит продолжал поглаживать ее ягодицы.

Она резко отстранилась и даже сделала шаг назад, оказавшись вне пределов его досягаемости.

– Ага, все ясно. Ты встречался с этой старой развалиной Споттсом, – грозно проговорила Бэмби. – Нашел кого слушать!

– Ничего подобного, мне обо всем рассказал Шелдон Фейри.

– Вот сукин сын! Я считаю, ты должен его уволить.

Бэмби уперла руки в бока и боевито выпятила грудь.

– И именно это ты и сделаешь, если я тебе небезразлична, – добавила она, надувая губы.

Роберт пришел в ярость. Схватив Бэмби за руку, он рывком притянул ее к себе.

– Что за игры ты затеваешь? – прошипел он ей прямо в лицо. – И за кого меня держишь – за дурака? Может, ты и готова зарезать курицу, несущую золотые яйца, но я – нет. Как ты думаешь, кому «Бергли» обязан своим ведущим положением в этой стране?

Бэмби болезненно поморщилась.

– Не знаешь? Ну так я тебе скажу, – мрачно продолжал Голдсмит. – Шелдону Д. Фейри. И поскольку я вбухал кучу денег в эту компанию, то ее процветание меня интересует больше чьей-то там задницы.

– Ты что же, хочешь сказать, что меня заменить можно, а Фейри нет?

– А сама ты как думаешь?

– Я думаю, что ты ублюдок, настоящий ублюдок!

Роберт прижал к себе Бэмби еще теснее, так что стало слышно, как бьется ее сердце.

– Можешь думать все, что тебе угодно. Но позволь дать тебе добрый совет.

– Ой-ой-ой! – саркастически бросила Бэмби. – Я так и дрожу от нетерпения. – Порочно улыбаясь, она прижалась к нему бедрами и умело запустила руку в его ширинку.

– Всегда готов, а, Роберт? – усмехнулась Бэмби.

– Совсем спятила! – яростно прошипел он. – Тут же люди!

– В такой толпе никто ничего не заметит. По крайней мере, – засмеялась она, – пока мы танцуем и твой старый дружок не высовывается наружу.

Тем не менее Бэмби не оставила дружка своим попечением, и дыхание у ее партнера заметно участилось.

– Ну так как, Роберт? – посмотрела на него Бэмби. – Все еще собираешься бросить меня на съедение волкам?

«Проклятая баба, – выругался про себя Голдсмит, – когда-нибудь доведет меня до беды. Надо держать с ней ухо востро».

– Я всего лишь хотел сказать, – с трудом выдохнул он, – чтобы ты... ненароком не профукала свою удачу... А то ведь я могу и...

Бэмби словно мешком по голове ударили. Она напряглась, как струна, и полоснула его стальным взглядом.

– Если хочешь меня кинуть, так будь хотя бы мужчиной и скажи об этом прямо! – Голос капризной девочки сделался твердым и решительным. – Но только запомни, Роберт, если ты отказываешься почесать мне спинку, то и на меня не рассчитывай!

В подтверждение своих слов она убрала руку и попыталась отстраниться.

Но он удержал ее.

– Послушай, крошка, – с обманчивой мягкостью заговорил Роберт. – Насколько я понимаю, ты решила сыграть по-крупному. Так?

Бэмби промолчала.

– Так как все же насчет того, чтобы не слишком зарываться?

Бэмби вдруг сделалась неуютно, словно она скользила по тонкому, готовому треснуть льду.

– Как тебя прикажешь понимать? – Ее голос предательски дрогнул.

– Попробуй еще хоть раз на меня наехать, и вылетишь ко всем чертям! – Он впился ей в руку. – Ну что, все еще хочешь сыграть по-крупному?

– Ро-оберт, мне больно!

Он грозно посмотрел на нее.

– Ха-ха, ты еще не знаешь, что такое по-настоящему больно!

Бэмби ничего не ответила.

– Похоже, ты меня понимаешь. Но на всякий случай заруби себе на носу: таких, как ты, в этом городе тринадцать на дюжину. Так что замена всегда найдется.

Бэмби яростно дернулась, но он держал ее слишком крепко. Глаза у нее полыхали от ярости, грудь тяжело вздымалась.

– Ну? Все еще грозишь уйти в отставку?

Бэмби уже собралась послать его куда подальше, но в последний момент опомнилась. Губы ее сложились в слабую улыбку.

– Нет, Роберт, – кротко сказала она. – Но я не хочу, чтобы мной помыкали.

– Ну вот и умница, – ухмыльнулся он и немного ослабил хватку. – Вижу, мы нашли общий язык. К тому же ты ведь получила то, что хотела? Только не зли меня. – Оркестр заиграл новую мелодию. – Ну, чего же ты ждешь?

Бэмби изумленно посмотрела на него.

Роберт вернул ее руку на место.

– Разве тебе не хочется выразить свою признательность?

– А я думала, мне пора исчезнуть.

– А в чем дело? Пожар, что ли?

– Ты же сам сказал – один танец.

– Ну так я передумал. – Он плотоядно ей подмигнул. – Вижу, раньше я напрасно недолюбливал танцы.


Дина млела от счастья. Лорд Розенкранц оказался на редкость искусным танцором, и его движения были, несмотря на тучную фигуру, такими легкими и точными, он вел ее в танце так свободно и уверенно, что... Если только зрение, вообще-то чрезвычайно острое, не обманывает Дину, ее благоверный, Роберт, который всегда уверял, что ненавидит танцы, подумать только, прижимает к себе смуглую блондинку!

Этого зрелища хватило, чтобы свет в глазах Дины разом померк. Ее не особенно смущала слабость Роберта к юным красавицам. И налево пусть похаживает, это ее тоже не особенно волнует, по крайней мере пока. Но он выбрал для этого занятия явно уж больно неподходящее время.

Почему именно сегодня, в день ее грандиозного общественного триумфа, когда все вокруг только что пятки у нее не лижут?

«Ничего, еще пожалеет!» – многообещающе подумала Дина и остановилась.

– Что-нибудь не так? – Лорд Розенкранц озабоченно посмотрел на свою партнершу.

– Почему-то вдруг заныла нога. – Дина постаралась улыбнуться как можно естественнее. – Наверное, из-за новых туфель. Не надо было их сегодня обувать.

Лорд Розенкранц опечалился так, будто ему сообщили о смерти ближнего.

– Мне очень жаль, мадам, – растерянно пробормотал он, но тут же взял себя в руки. – Но ваше самочувствие – превыше всего!

Он предложил Дине руку и вывел ее из танцевального круга.

– Я чувствую себя обделенным, – сказал он. – После вас ни с кем и танцевать не хочется.

– Вы неисправимый льстец, лорд Розенкранц, – рассмеялась Дина.

– Ну что вы, мадам, это вы мне льстите одним своим присутствием. – Он учтиво склонился над ее рукой. – Позвольте принести вам что-нибудь выпить?

– С удовольствием. – Дина решила, что к предстоящему разговору с мужем надо как следует подготовиться. – Двойной водки. Чистой. – Но, вспомнив про диету, тут же передумала: – Нет, лучше разбавить содовой. И льда побольше.

– Сию минуту, мадам! – Лорд Розенкранц слегка поклонился. Настоящий аристократ европейской школы.

Дина дождалась, пока он отойдет, и, поднявшись на цыпочки и вытянув шею, поспешно обежала зоркими глазами танцующих.

Куда это, черт возьми, подевался Роберт? Ведь не может быть, чтобы она ошиблась...

Ага, вот он!

Дине хватило одного взгляда, чтобы почувствовать – да что там почувствовать, так оно и есть! – что происходит нечто совершенно непотребное.

Ибо Роберт со своей блондинкой не танцуют и даже не флиртуют – они просто приклеились друг к другу, как в соитии!

Какой кошмар! Дина внезапно ощутила себя пленницей в этом огромном, забитом людьми помещении. Накрашенные лица обрели отвратительную ирреальность в стиле Сальвадора Дали; обыкновенный смех казался ужасным скрежетом.

«Да как он смеет! – внутренне возопила она. – Как такое вообще возможно? Ведь он – мой муж!»

Невероятным усилием воли Дина сбросила тяжелый морок и заставила себя очнуться. Она задышала спокойнее. На смену ужасу пришла ярость.

«Ладно, – говорила она себе, – сделаем вид, что я ничего не заметила. А уж дома разберемся. Беда только, что он придумает тысячу оправданий и даже попытается убедить, что мне все это только привиделось. Нет, надо ковать железо, пока горячо...»

Дина решительно ввинтилась в круг танцующих.

Теперь, когда мишень оказалась на мушке, ее хищные глаза не упускали из виду ни фигуры Бэмби, ни ее чувственных движений, ни ладоней Роберта, блуждающих по ягодицам партнерши, ни тем более ее пальцев, тайно делающих – нет, подумать только! – свое грязное дело.