Джудит Гулд - Чертовски богат

«О Господи, – мысли у Кензи лихорадочно заметались, – неужели мне действительно придется работать с Чарли? Нет, это решительно невозможно».

После памятного приема в «Метрополитен» прошло три месяца, и все это время Кензи не виделась ни с Чарли, ни с Ханнесом. Когда они звонили, бросала трубку. И даже дверные замки сменила, чтобы Чарли не мог воспользоваться ключами, которые она когда-то ему дала.

И вот теперь, когда Кензи решила, что навсегда избавилась от этого типа, ей снова его навязывают!

– Мисс Тернер! Мисс Тернер!

Голос Фейри донесся словно издалека.

– Что с вами?

– Да нет, все в порядке. Просто, – Кензи откашлялась, – мне не хотелось бы вновь работать с этим человеком.

– Да? – Фейри вскинул брови. – А почему, позвольте узнать?

– Я бы предпочла в это не вдаваться, сэр.

– Боюсь, что трудно удовлетвориться этим объяснением, мисс Тернер. Слишком велики ставки. Речь идет, говоря вашими же словами, о трехсотлетней незапятнанной репутации «Бергли». Я правильно вас цитирую?

Кензи уныло вздохнула. Вот черт, она сама загнала себя в угол.

Фейри близко наклонился к ней.

– Ну так как же, мисс Тернер, вас все еще смущает моя скромная просьба? По-вашему, я требую слишком многого?

– Нет, что вы, сэр, – устало произнесла Кензи.

– Вот и хорошо. Жду вашего отчета. А сейчас вы свободны.

На том разговор и закончился.

Кензи вернулась в кабинет, рухнула на стул и невидяще огляделась по сторонам.

– Что случилось? – озабоченно посмотрела на нее Зандра. – На тебе лица нет. Что произошло?

Угрюмо уставившись на телефонный аппарат, Кензи промолчала.

«Чарли, – мрачно повторяла она про себя. – Надо позвонить Чарли. Да пусть меня лучше черти на костре поджарят!»

Но выбора не было.

Смирившись с неизбежным, Кензи подняла трубку и набрала рабочий телефон Ферраро, спрашивая себя, когда же наконец он выветрится из ее памяти.

– Полиция Нью-Йорка, – ответил женский голос. – Отдел по розыску похищенных произведений искусства.

– Офицера Ферраро, пожалуйста. – Кензи закрыла глаза.

– Кто спрашивает?

– Мисс Тернер.

– Одну минуту.

– Эй, Ферраро, тебе звонят по второй линии, – услышала Кензи голос дежурной.

И откуда-то издали слишком знакомый голос:

– Кто?

– Некая мисс Тернер. Соединить?

Молчание. Затем:

– Не надо. Слишком долго раздумывала. Пусть теперь потерпит. Это ей только на пользу.

Кензи швырнула трубку. Вот сволочь! И с таким приходится иметь дело!

Она решительно стиснула зубы. Ну ничего, он еще не знает, с кем столкнулся, угрюмо подумала она. Дай только добраться...

Она снова схватила трубку.

– Полиция Нью-Йорка. Отдел по розыску похищенных произведений искусства.

– Офицера Ферраро, – бросила Кензи. – Срочно.

Последовала пауза.

– Очень жаль, но офицер Ферраро только что вышел. Что-нибудь пере...

Кензи швырнула трубку.

Она вся кипела.

Дела, дела, дела!

Дел в эти дни у Дины Голдсмит было действительно много, слишком много для одной женщины.

Но что поделаешь. Забравшись наконец на самую верхнюю ступеньку общественной лестницы, она вовсе не собиралась просто почивать на лаврах. Напротив, в правильном направлении Дина двигалась с той же уверенностью, с какой летит к цели почтовый голубь, а ее стратегическим талантам мог бы позавидовать весь комитет начальников штабов.

Ну вот хотя бы сегодняшний распорядок дня:

7.00 – встреча с Джулио – указания домашнему персоналу;

7.15 – зарядка с инструктором;

8.00 – ванна;

8.45 – письма, телефонные звонки;

9.30 – массажистка;

10.00 – парикмахер, маникюрша;

11.00 – лекция у «Сотби», тема – английский портрет XVIII века;

12.30 – Дом моды Оскара де ла Рента;

13.30 – обед у Бекки Пятой;

14.45 – урок французского (неправильные глаголы!!!);

15.45 – комитет по борьбе за здоровую пищу;

17.00 – галерея «Уайлдстайн» – Гейнсборо;

18.45 – галерея «Недлер» – открытие выставки Дональда Салтана;

19.30 – «Метрополитен-опера» – опера Пуччини;

21.00 – благотворительный ужин в «Метрополитен-музее».

Теперь Дина иной жизни себе и не представляла. Она буквально купалась в волнах светского успеха. И подумать только – началось все с того дня рождения Карла Хайнца, когда ее приметила сама Бекки Пятая!

С тех самых пор двери, до того плотно закрытые перед Голдсмитами, отворились, как по мановению волшебной палочки. Приглашения хлынули потоком. И Голдсмиты начали выезжать в свет.

Два месяца Дине казалось, что она живет как в сказке. А потом, проснувшись однажды утром, почувствовала, что все же что-то ее до конца не удовлетворяет.

Да, она добралась до самой вершины. Да, ее с Робертом принимают в самых лучших домах. Ну и что с того?

Дине теперь хотелось большего. Да, большего. Маленькой Дине Ван Влит из Нидерландов уже было мало просто вращаться в кругу избранных, она ныне с завистью поглядывала на еще не освоенные, зеленеющие пастбища.

Коротко говоря, Дина возмечтала стать легендой. Сделаться истинной звездой высшего общества.

И некоторые шаги в этом направлении уже были предприняты.

Следуя во всем примеру Бекки Пятой, Дина уже поменяла свой кричаще-роскошный «кадиллак» на скромный «линкольн» и убеждала Роберта сделать то же самое.

Над воспитанием Дины, ведая о том или нет, работал целый круг лиц.

Ежедневные уроки французского позволяли ей теперь перемежать свою речь всяческими «voulez-vous», «n’est-ce pas», «cherie» и так далее – точь-в-точь как Бекки Пятая.

Под влиянием Джейн Райтсмэн, известного авторитета в области французского интерьера XVIII века, Дина решила, что неплохо бы и ей освоить этот предмет. Так началалось изучение – трижды в неделю – ренессансной живописи.

Наслушавшись рассказов о «субботах» у модельера Оскара де ла Ренты и его жены, куда все заскакивают запросто, возвращаясь из-за города, Дина решила последовать тому же примеру, открыв дверь всякому, кто хотел бы пропустить рюмочку в воскресенье вечером.

Эти «воскресники» сразу же приобрели колоссальную популярность. Покойная Китти Миллер как-то обронила: «Положите у двери кусок ветчины, и у вас отбоя не будет от гостей». Нечто в этом роде Дина и сделала.

Но с одной важной поправкой. Теперь она знала, что скромность – самый верный признак хорошего вкуса и что чем меньше и изысканнее кусок ветчины, тем лучше. Если раньше она расшибалась в лепешку, устраивая шикарные приемы с массой приглашенных, то ныне ограничивалась встречами в узком кругу и довольно быстро преуспела в их устройстве.

И знакомым, что ее принимали, Дина уже не посылала обескураживающе дорогие благодарственные подарки, а из кожи вон лезла, лишь бы найти что-нибудь скромное, но зато изысканное. Иногда, разнообразия ради, можно было себе позволить и откровенный кич.

Дина завела специальную записную книжку, в которой отмечались пристрастия ее знакомых: в еде, напитках, цветах, людях – друзьях и, еще важнее, недругах – так, чтобы, не дай Бог, на одной и той же вечеринке не оказалось два непримиримых врага.

И Дина не останавливалась на достигнутом, упорно продолжая совершенствоваться.

В шесть сорок пять, уже одетая для утренней гимнастики, Дина позвонила дворецкому по внутреннему телефону.

– Да, мадам? – в трубке прозвучал сонный голос Джулио.

– У меня сегодня немного сдвинулось расписание, – извиняться Дина и не думала. – Встретимся прямо сейчас. – Она на секунду остановилась. – У меня.

– Иду, мадам.

Когда он появился, Дина сидела на диване в гостиной, потягивая только что поданный Дарлин кофе.

– Мадам! – поклонился Джулио.

– Благодарю, Дарлин, – сухо сказала Дина. – Вы свободны.

Служанка сделала книксен и незаметно выскользнула из комнаты.

Джулио неодобрительно посмотрел ей вслед.

Если вкус Дины действительно нуждался в совершенствовании, то о ее хватке того же сказать нельзя.

– Присаживайтесь, Джулио. – Она посмотрела на него в упор. – Нет, нет, не туда. – Голос у Дины был как у дрессировщицы. – Вот сюда.

Джулио повиновался.

– На следующей неделе, в понедельник, четверг и пятницу, здесь будут съемки, – сразу перешла к делу Дина. – Прошу проследить за тем, чтобы все было обеспечено. – Она помолчала. – Иными словами, хоть наизнанку вывернитесь, но люди из «Архитектурного журнала» должны быть довольны.

– Слушаю, мадам. – Джулио сделал запись в блокноте.

– В четверг здесь установят вазы с цветами, а потом Ренни или кто-нибудь из его помощников будут ежедневно их менять. Пусть и о них позаботятся.

– Разумеется, мадам. – Джулио сделал очередную пометку.

– Теперь по поводу последнего воскресного приема. – Дина отхлебнула кофе. – Неужели я должна повторять, что только гости одеваются, как им угодно? Персонала это не касается. Между тем я заметила, что официанты позволяют себе небрежность в одежде. С этим надо покончить раз и навсегда.

– Слушаю, мадам.

– Кстати, вас здесь в прошлое воскресенье вообще не было.

– У меня заболел родственник, и я...

– К друзьям и родственникам можете ходить в свободное время. Ясно?

– Да, мадам. Извините...

– Чтобы этого больше не было.

Далее последовала домашняя рутина. Дина постоянно сверялась с записями: здесь пыль... тут пятно... а это уж настоящее безобразие: паутина на люстре!

Джулио все записывал.

Раздался стук в дверь. Появилась Дарлин: инструктор на месте, ждет.

Дина бросила взгляд на миниатюрный будильник от Фаберже: семь. Сегодня он пришел на четверть часа раньше обычного. Хорошо.

Следующие двадцать пять минут Дина провела в спортивном зале, где инструктор безжалостно гонял ее с тренажера на тренажер.

Затем – благословенный душ.

Следующие полчаса съели телефонные звонки.

В половине десятого – энергичный массаж, в десять – укладка волос и маникюр.

После этого, уже при полном параде, Дина переговорила с шеф-поваром из фешенебельного ресторана и приняла его с испытательным сроком (он готовит для Бекки Пятой, а чем она хуже?).

День только начинался.

Утро незаметно перетекло в полдень. После лекции у «Сотби» и встречи с де ла Рентой Дина направилась к Бекки Пятой.

Было половина второго, и хоть у Дины не было и секунды свободной, усталой она себя совершенно не чувствовала.

Отнюдь. Дина Голдсмит – настоящий сгусток энергии. Она бежит по первой дорожке – и получает от этого колоссальное наслаждение.

* * *

– Спасибо, Урия, больше ничего не надо, – сказала Бекки старику с трясущимися руками и острым, как клюв, носом, который поставил на стол поднос с кофейником, чайником, сахарницей и сливками.

– Слушаю, мадам, – громко отчеканил старец; подобно всем тугоухим, он скорее кричал, чем говорил.

Уловив неодобрительный взгляд, брошенный Диной вслед Урии, Бекки пояснила:

– Мы с Урией как родные. Знаете, ведь он более пятнадцати лет прислуживал моему последнему мужу. А целых тридцать лет до того – его отец. Да, Урия воспитан в старых добрых традициях. Гордость не позволяет ему и подумать о том, чтобы уйти на покой. Мне лично кажется, что это просто убило бы его.

Склонив голову набок, Бекки одарила Дину своей знаменитой таинственной улыбкой.

– В общем, у нас с ним негласное соглашение. Урия мирится с моими причудами, а я не замечаю его хворостей. Меня еще бабушка учила: «Сначала слуги ухаживают за нами, а потом мы за ними». Да. Это святое. Возьмите хоть Урию. Разве я не обязана ему этой малостью за почти полвека беззаветной службы?

Дина молча кивнула.

– Ну да ладно, оставим это. Чаю или кофе?

– Кофе, пожалуйста.

– С молоком?

– Я пью только черный, – покачала головой Дина.

– Я тоже, – одобрительно кивнула Бекки и, протянув Дине чашку, сделала крохотный глоток крепчайшего французского кофе.

Дамы попивали послеобеденный кофе в полумраке гостиной, напоминавшей скорее таинственный кокон, сотканный Ренцо Можардиано, великим, всемирно известным специалистом по интерьерам.

Комната, которую Бекки называла своим «кабинетом», походила на раскрытую шкатулку для драгоценностей времен Возрождения, чему немало способствовали расписные стены и сводчатый потолок.

Все поверхности здесь были выполнены «под старину». Черное дерево. Тюльпанное дерево. Порфир. Агат. Искусственный мрамор. Золото.

Но весь этот мерцающий, поразительно насыщенный фон служил только тому, чтобы привлечь внимание, но постепенно, не сразу, к шестнадцати превосходным миниатюрам Гойи: развешанные по всему периметру «кабинета», они напоминали драгоценные камни в ожерелье.