Джудит Гулд - Чертовски богат

Последовали объятия и обмен поцелуями.

– Смотри-ка, и впрямь Пенелопа! – Зандра чуть отстранилась. – Чудесно выглядишь, дорогая. А как Дики?

– Дики тю-тю, – весело откликнулась Пенелопа.

– В каком смысле «тю-тю»? – У Зандры округлились глаза.

– Я больше не Гейнсборо, дорогая. Я теперь миссис Алекс Тротон. – Слова она выговаривала в точности как Зандра, отрывисто и четко. – И в доказательство вот... двадцать два карата без малейшего изъяна. Полюбуйся. – Она вытянула вялую руку.

– Да, сооружение и впрямь гигантское, – прищурилась Зандра.

– Гигантское и абсолютно буржуазное, – рассмеялась Пенелопа. – И все же бриллианты – наши, девушек, лучшие друзья. Держись за каждый камушек до конца – вот мой девиз... Пусть хоть целый браслет из мужских скальпов получится. А если учитывать мои темпы, то, пожалуй, и ожерелье. Третий развод, четвертое замужество. И это всего в двадцать шесть лет. Можешь себе представить? Скандал вышел тот еще. На это стоило посмотреть. Сначала Лицинда Тротон удирает Бог знает куда с какой-то женщиной, затем Дики – с привратником Алекса. Бред какой-то! Это же надо придумать – привратник! И наконец, мы с беднягой Алексом...

– О Господи, Пенелопа, действительно кошмар! Фантастика! Во сне не увидишь.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что ничего не слышала обо всем этом? – недоверчиво посмотрела на нее Пенелопа.

– Боюсь, что нет. Я последнее время живу как-то на отшибе.

– Когда же мы разговаривали в последний раз? Вспомнила! Ты звонила насчет Рудольфа. Я слышала, он должен Дики кучу денег, ну да мне наплевать. Хорошо бы он не вернул ему ни копейки. Будет знать, как иметь дело с привратниками. Особенно с чужими. Ну да ладно, черт с ним! Надо же, никогда не думала, что именно здесь тебя встречу. Что ты забыла в Нью-Йорке?

– Это долгая история, – сказала Зандра, стараясь увернуться от чужих локтей и спин. – В общем, я сейчас здесь живу. – Не желая углубляться в подробности, она круто сменила тему. – Да ты лучше о себе расскажи. Ты-то что здесь делаешь? Прячешься, как обычно, от коллег с Флит-стрит?

– Прячусь? Да Бог с тобой! У меня медовый месяц.

– Здорово! Ну и как, счастлива?

– Не то слово.

– Поздравляю! По-моему, надо выпить по этому случаю. – Зандра огляделась. – Счастливчик где-нибудь поблизости?

Пенелопа вдруг опечалилась.

– Можешь себе представить, подхватил грипп. Нашел время. И ведь предупреждала же: сделай прививку! И слушать не захотел. Впрочем, на мужчин это похоже. И вот ведь беда, как раз сегодня у нас роскошные билеты на «Бульвар Сансет». Первый ряд. Жаль терять, ну да что же поделаешь. Идти одной совсем неохота.

Пенелопа неожиданно просияла.

– О Господи, и как же это мне сразу в голову не пришло! Вот идиотка! Пошли вместе. А перед тем поужинаем в «Русской чайной». Это мое любимое место. Ну, соглашайся же. Классно проведем время.

– Э-э... хорошо.

– Здорово! Ты просто молодчина! Вот уж выручила, так выручила. Наговоримся всласть. Ну что, в шесть?

– В шесть. В «Русской чайной».

– Поскорее бы! Выглядишь на все сто! Да, не забудь, столик будет заказан на имя Тротон. Миссис Алекс Тротон. Ну все, пока, помчалась.

Зандра задумчиво посмотрела ей вслед. Ощущение было такое, словно над ней прошумел небольшой торнадо, подхватил ее, разметал все вокруг и понесся дальше.

Итак, «Русская чайная», а потом Бродвей.

Ну что ж, почему бы и нет? Тем более что ничего другого все равно не предвидится.

– Да кончишь ты когда-нибудь мелькать перед глазами? – раздраженно прикрикнул Чарли. – Мечешься, словно кошка в огне. Не бойся, не укушу.

– Кто боится? Я? Вот уж меньше всего. – Кензи величественно опустилась на табуретку. На кушетку рядом с ним она не сядет, пусть и не мечтает.

Впрочем, на всякий случай, чтобы не ерзать, она подложила под себя ладони, ибо, несмотря на только что сделанное заявление, действительно вся дрожала от возбуждения. Знай она, что Зандра – подруга называется! – исчезнет как раз тогда, когда больше всего нужна, Кензи ни в жизнь не пригласила бы Чарли домой. Нашла бы какое-нибудь нейтральное место, да чтобы людей вокруг было побольше. С таким бабником, с таким сексуальным маньяком, вбившим себе в голову, будто он – дар Божий для любой женщины, нельзя оставаться наедине.

– Слушай, Чарли, – торопливо заговорила Кензи, – давай сразу договоримся: мы собрались потолковать о деле. Просто так уж получилось, что оно у нас общее.

– Да ну? – Чарли потеребил усы.

– Вот тебе и ну.

– Боюсь, что ты заблуждаешься. – Чарли оставил усы в покое. – Никакого общего дела у нас нет. Допускаю, что твоя контора столкнулась с некоей проблемой. Следовательно, – он прицелился в нее указательным пальцем, – столкнулась с проблемой и ты. Но ни полиция Нью-Йорка, ни мой отдел, ни я сам тут совершенно ни при чем.

Он закинул руки за голову и поудобнее устроился на кушетке.

– И чем быстрее ты это поймешь, – самодовольно продолжал Чарли, – тем будет лучше для нас обоих.

Кензи вспыхнула. Как он смеет ее поучать! Да кто он такой в конце концов! Неплохо бы также помнить, что полиция – государственное учреждение. И что «Бергли», как организация, исправно платящая налоги, имеет такое же право рассчитывать на ее услуги, как и сомнительный воришка, стянувший из галереи какие-то малоценные копии.

Да, да, такое же! Впрочем, Кензи отдавала себе отчет, что сейчас не время и не место давать волю чувствам. Пусть Чарли, если уж ему так хочется, надувает щеки. Пусть ведет себя, как ребенок. Пусть хоть на стену лезет. Ну а она, ответственный сотрудник «Бергли», останется внешне спокойной и деловитой, так что ни к чему не придерешься.

– Ну уж нет, Чарли. Хочешь не хочешь, но это и твоя проблема. И если выяснится, что Гольбейна действительно украли...

– Так-так. Расставим точки над i. – Чарли поднял руку – точь-в-точь полицейский, регулирующий движение на дороге. – По твоим словам, картину контрабандой ввезли в Америку. Верно я тебя понял?

– Если она действительно была украдена, то да.

– В таком случае этим делом должны заниматься Интерпол и ФБР. Неужели я должен тебе напоминать, что международная контрабанда произведений искусства не входит в юрисдикцию нью-йоркской полиции?

– Не должен. И тем не менее ты не прав. Да, конечно, это дело Интерпола и ФБР. Но и полиции Нью-Йорка оно тоже касается. Дело в том, что картина хранится в сейфе на Мэдисон-авеню. То есть на территории этого города. Более того, она была нам доставлена одним нью-йоркским адвокатом от имени продавца, пожелавшего по каким-то неведомым причинам не раскрывать своего имени.

– Тайны Мадридского двора, а?

– Слушай, Чарли, – Кензи изо всех сил старалась сдерживаться, – постарайся понять две простые вещи. Во-первых, картину принимала не я. Во-вторых, мы часто имеем дело с посредниками. С адвокатами, специалистами, перекупщиками... В конце концов, нам обоим прекрасно известно, почему продавцы прибегают к их услугам.

– Чтобы самим остаться в тени.

– Вот именно. То ли потому, что опасаются грабителей, то ли потому, что попали в трудное положение, но не хотят, чтобы это стало всем известно, то ли просто помешаны на анонимности.

– Ну ладно, ладно, – раздраженно остановил ее Чарли – От меня-то что требуется? Арестовать кого-то, а кого – неизвестно?

– Отнюдь. Надо, чтобы ты нам помог провести собственное расследование. Потому что у тебя есть доступ к информации, до которой нам самим не добраться. И еще: ты можешь понадобиться, чтобы войти в контакт...

– Войти в контакт. – Чарли сделал неприличный жест. – Стало быть, вот как это теперь называется.

– Ха-ха. Живот надорвешь. Короче, насколько я понимаю, мы можем рассчитывать на твою... э-э... профессиональную помощь?

– А почему бы просто не нанять детектива?

– Потому что ты и есть детектив, – жестко ответила Кензи.

– Я имею в виду частного сыщика.

– А кому, интересно, мы платим налоги? – окрысилась Кензи. – Какого же черта подкармливать частника, когда мы уже заплатили городу?

– Мне следовало бы знать, что у тебя на все готов ответ, – пробурчал Чарли.

Кензи склонила голову набок и одарила его сияющей улыбкой.

– Ну ладно, – вздохнул Чарли. – Выкладывай, какая именно информация вам нужна и с кем мне следует... э-э... связаться?

– Честно говоря, я это и рассчитывала от тебя услышать. – Кензи улыбнулась еще шире. – В конце концов ведь это ты у нас полицейский.

– Поделом мне! – Чарли чуть не застонал и яростно растрепал волосы. И угораздило же его попасться именно этой чертовке! Как ловко она обернула против него его собственные слова. И ведь не поверишь, что в этой обманчиво-хрупкой оболочке заключен даже не мозг, а целый компьютер. Нет, решительно надо принимать закон о соответствии внешнего облика внутреннему содержанию! Хотя чего уж теперь жаловаться – ведь однажды она уже его перехитрила, а он так ничему и не научился. С другой стороны, задним числом и не поверишь, что умудрился в свое время предаться душой и телом этой хитрой сучке. Ну да ладно, хоть это теперь ему больше не грозит.

– Хорошо, – тяжело вздохнул он, понуждая к работе серое вещество своего мозга. – Как зовут посредника?

– Захария Бавоза. Адвокат.

– Этого еще только не хватало.

– А что такое? – Кензи удивленно посмотрела на него. – Ты что, знаешь этого человека?

– К сожалению.

– Ну и...

– Вот тебе и «ну и», – оскалился Чарли. – Мешок с дерьмом.

«А то мне одного мало», – едва не вырвалось у Кензи, но она вовремя прикусила язык.

– Самый настоящий подонок, – убежденно повторил Чарли и, нахмурившись, добавил: – Я выхожу из игры.

– То есть как это – выходишь из игры? – Кензи почувствовала, как краска заливает ей лицо. У нее возникло сильнейшее желание наброситься на него и как следует потрясти. Но она снова сдержалась.

– Слушай, Кензи, – Чарли положил руки на колени и перегнулся к ней через кофейный столик, – Бавоза, конечно, мерзавец, но мелкая сошка. С кражей в «Аристерии» он мог быть связан. Но Гольбейн... – Чарли покачал головой. – Ни при каких условиях.

– Ага! Стало быть, мелкая кража для тебя важнее аферы, какой, возможно, свет не видывал?

– Да пошла ты к черту! Кража есть кража. К тому же в этой галерее связали людей, заткнули им рот кляпом. И между прочим, запросто могли прикончить. А ты знаешь, сколько человек в день убивают ради меньшего?

– Полагаю, порядочно. Но почему ты так уверен, – требовательно спросила Кензи, – что из-за Гольбейна никого не убили?

– Ни в чем я не уверен. Но это было Бог знает когда и в четырех тысячах миль отсюда. А «Аристерия» – это здесь и сейчас.

– Гольбейн – это тоже здесь и сейчас, – отчеканила Кензи. – По крайней мере так считают в Вашингтоне и Бонне. А Бавоза, что бы ты там о нем ни говорил, – посредник.

– Наверное, просто совпадение. Малому повезло.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что только дурак свяжется с таким типом, если речь идет о чем-то серьезном. Знаешь что, я предупрежу офицера Копенски, что ты с ней свяжешься. Отличный работник, вы наверняка поладите. А теперь... У меня куча дел, и если у тебя все, то я, пожалуй, тронусь.

Чарли поднялся на ноги.

Кензи тоже вскочила.

– Никуда ты отсюда не уйдешь! – прошипела она. – Я тебя просто не выпущу!

Он подхватил лежавшее на кушетке пальто и сделал шаг к двери.

– Не пустишь, стало быть?

– Не пущу! – Кензи стремительно рванулась к выходу и, широко расставив ноги, преградила ему путь.

– И не надоело тебе играть в детские игры, Кензи? – устало вздохнул Чарли. – Ладно, кончай валять дурака и позволь мне уйти.

– Ни за что в жизни! – Кензи решительно помотала головой. Ноздри у нее раздувались, и стояла она у двери неколебимая как скала.

– Ну и что, прикажешь силу применить? – Чарли посмотрел на нее сверху вниз.

– Так, слышу голос полицейского, – усмехнулась Кензи. – Наверное, мне следует испугаться.

– Кончай, а то мне действительно придется разобраться с тобой.

– Если ты хоть пальцем меня тронешь, то я... я...

– Ты – что?

– На куски тебя разорву, вот что! – Зрачки ее дико расширились.

– Ты? Разорвешь меня на куски? – Чарли засмеялся. – Уроки джиу-джитсу, что ли, брала?

– Давай, давай, смейся, – презрительно фыркнула Кензи.

– Я не смеюсь. Я по-хорошему тебя прошу, дай дорогу.

– Ни за что! – Кензи вздернула подбородок еще выше.

– Ну смотри, ты сама этого хотела. – Он сделал шаг в ее сторону, но Кензи оказалась проворнее.

К собственному удивлению, она бросилась на него и, обхватив, словно клещами, шею, двинула в пах коленом.