Джудит Гулд - Чертовски богат

Чарли оглянулся.

– Смотрю, на аппетит вы не жалуетесь, шеф?

– А тебе-то что?

– Да нет, просто подумал...

– Куй железо, пока горячо, – оборвал его Дичек. – На вид свеженькие.

– Ну да, как еда для собачек да кошек.

– Вот-вот!

– Правда, здесь свежатина прыгает. И ползает. И плавает. Надо бы на Пасху сюда зайти, купить цыпленка либо кролика.

– А чего Пасхи дожидаться? – засмеялся Дичек и тут же посерьезнел. – Так о чем это ты там? Что за игра?

– Просто с меня довольно, – угрюмо сказал Чарли.

– В чем дело?

– Говорю же, эта связка Интерпола с нашим ведомством попахивает дерьмом.

– Да ну? Может, разовьешь свою мысль?

– Если все и дальше так пойдет, – вздохнул Чарли, – мы с этим финном разорвем друг друга на куски.

– Да? А мне казалось, ваш с ним брак был заключен на небесах. – Дичек остро посмотрел на него.

– Вот именно – был. А сейчас пора подавать на развод, и чем быстрее, тем лучше.

– И все произошло в одночасье?

– Да нет. Просто мне понадобилось время, чтобы очнуться.

– Ну, очнулся. И что же увидел?

– Что этот малый трахает мою девчонку.

– Я, часом, не ослышался? – прищурился Дичек. – У вас одна баба на двоих?

– Ну да, – насупился Чарли и сунул руки в карманы пальто. – Так могу ли я доверять такому напарнику? Ни за что!

– Вот сучья жизнь, – покачал головой Дичек.

– Вот именно. Честное слово, так и размазал бы по стене этого ублюдка!

– А девчонка-то, похоже, горячая, а? – восхищенно протянул Дичек.

– Эй, шеф, а вот этого не надо, – глухо заворчал Чарли.

– Ладно, ладно. – Дичек поднял мясистые ладони. – Не будь таким недотрогой.

Он остановился, завороженно посмотрел на жирные куски мяса, медленно поворачивающиеся на шампурах, и кивнул хозяину:

– А ну-ка положи мне, да побольше.

Расплатившись, Дичек взял бумажный пакет и двинулся дальше. По дороге он то и дело подбрасывал румяные кусочки в воздух и ловко ловил их ртом.

– Ладно, к делу. Я хочу, чтобы ты хорошенько меня выслушал, Ферраро, ясно? – Дичек недобро сощурился.

– Да, шеф, – покорно сказал Чарли.

– Ты знаешь, чем мы заняты в этом городе? – Вопрос был явно риторический. – Да чем только не заняты.

– Чем только не заняты, – эхом откликнулся Чарли.

– Точно. Всем! И всеми. У нас на плечах грабители. Сотни тысяч наркоманов. Миллионы людей, живущих на пособие. Черт знает сколько болванов школьников, любящих пострелять друг в друга. Девятилетние выбрасывают шестилетних из окна двадцатиэтажного дома, и это тоже наше дело. Толпы бездомных, а вдобавок к тому ребятишки, обливающие себя бензином и чиркающие спичкой.

Чарли выжидательно молчал.

– И тебе, – язвительно ухмыльнулся Дичек, – не терпится окунуться в это дерьмо? Это ты хочешь сказать?

– Ну что ж, если вы так ставите вопрос, то да. Я готов.

– Ну и болван, – беззлобно выругался Дичек. – Ну ладно. В таком случае я перечислю тебе причины, по которым ты и пикнуть не можешь об отставке.

– Да бросьте вы, шеф...

– Тихо-тихо, сейчас я говорю, – насупился Дичек.

– А я, выходит, должен покорно выслушивать...

– Вот именно! – Дичек заработал челюстями, разжевывая непокорный кусок. – Ты хорошо делаешь свое дело. Кроме тебя, у нас никто не отличит Пикассо от куриной какашки. И это первое.

Дичек подбросил в воздух очередной кусок мяса, поймал его ртом и разжевал.

– Второе. Ты способен работать и на сцене, и за кулисами. Появляясь на открытии выставки, ты не орешь всем своим видом: «Смотрите, легавый пришел!», а с другой стороны, при случае можешь сойти и за бандюка. Не многие это умеют.

– Довольно, шеф! – взмолился Чарли.

– Третье. У нас пилотный проект, и мы оба, ты, – Дичек прицелился в Чарли своим пальцем-сосиской, – и я, – он ударил себя кулаком в грудь, – знаем, что это крупный, а главное, любимый проект начальника полиции.

– Да плевал я на это! – буркнул Чарли.

– Ты, может, и плевал, – грозно заворчал Дичек, – но я нет. И знаешь почему?

«Начинается», – подумал Чарли. Еще не было случая, чтобы Дичек не нашел повода поговорить с любым из своих подчиненных на эту тему.

– Потому что в будущем году я ухожу на пенсию. И мне вовсе не улыбается все это время быть в черном списке шефа. И я не позволю тебе – да и никому – помешать мне доработать спокойно. – Он шумно выдохнул. – Усек?

– Так точно, шеф.

– И вообще, в чем дело? Шесть месяцев из года, на который рассчитан проект, ты уже проработал?

– Примерно.

– В таком случае кончай канючить и шевели задницей! Подумаешь, великое дело – полгода!

– Все понятно, шеф, и все-таки...

– Кончай. – Дичек поднял руку наподобие полицейского, останавливающего движение машин. – Между нами и не для протокола, винить я тебя не могу. Окажись я на твоем месте, чувствовал бы то же самое.

– Спасибо, шеф.

– Но как профессионал профессионалу, и уже для протокола, скажу тебе следующее. – Дичек посуровел. – Чтобы ничего подобного я больше не слышал. А совет такой: что бы там тебя ни грызло, вдохни поглубже и вложи меч в ножны. Перевожу: не дергайся, больше я этого не потерплю. Затеешь эту бодягу еще раз – пожалеешь.

Мебель в отделе по розыску похищенных произведений искусства была стандартной. Серые металлические столы. Серые же металлические вращающиеся стулья. Черные сейфы с документами. Компьютер, стоящий на этажерке у стены, выглядел здесь не к месту, судя по лежащему на нем густому слою пыли. То же самое можно было сказать о факсовом аппарате. Невеселая обстановка.

Так и дело, которым занимался Ханнес, особо веселым не назовешь. Он писал заявление об отставке.

Поставив последнюю точку, он перечитал заявление, подписал его и послал факсом в Париж.

24.3.95. 12:36. Полиция Нью-Йорка. Отдел по борьбе с хищениями произведений искусства

Кристофу Бутье. Интерпол. Париж

От Ханнеса Хокерта

Мсье Бутье.

В силу сложившихся обстоятельств, углубляться в которые мне бы не хотелось, вынужден с сожалением доложить, что при осуществлении совместной пилотной программы в рамках сотрудничества Интерпола с полицией Нью-Йорка я столкнулся с серьезными трудностями. Мне известно, что с самого начала Интерпол возлагал на этот проект большие надежды, но сейчас ситуация изменилась.

Более того, мое личное участие может в настоящий момент принести больше вреда, чем пользы. Это заставляет меня просить о немедленной замене.

С уважением,

Ханнес Хокерт.

Отправив факс, Ханнес накинул пальто и вышел из здания. Он добрался на метро до Таймс-сквер и быстро пересек Восьмую авеню, не обращая ни малейшего внимания, как коренной житель Нью-Йорка, на зазывные выкрики уличных торговцев. Странно, подумал Ханнес, до чего же быстро ко всему привыкаешь.

Школа карате, куда он направлялся, располагалась на втором этаже, прямо над заброшенным складом. Никакой таблички на фронтоне дома не было, и даже телефонного номера в справочнике не найдешь.

Едва поднявшись наверх, Ханнес, как всегда, почувствовал, словно переступает порог иного мира.

Здесь было светло, много воздуха, высокие потолки и окна. Деревянный пол начищен до блеска. Добрая половина зала покрыта матами.

На трех происходили схватки, сопровождаемые боевыми выкриками соперников.

В отличие от других заведений подобного рода зрителей здесь не любили, что, собственно, и привлекло Ханнеса Хокерта в первую очередь. В его представлении боевые искусства – не спортивное развлечение. К ним надо относиться всерьез, ибо это настоящий ритуал, требующий полной сосредоточенности и даже религиозного пыла. Занятия ими предполагают концентрацию всех физических сил, особое эмоциональное напряжение, острый ум, быструю реакцию и скорость движений.

Ну а награда – уверенность в себе, бесстрашие, предусмотрительность.

Занятия карате не просто поддерживали отличную физическую форму. Они еще проясняли сознание, укрепляли дух.

Именно это и привлекало сюда людей. В школе, куда ходил Хокерт, новичков не было. И не было праздных зевак, ищущих острых ощущений. В той или иной мере, в той или иной форме, но для всех здесь занятия карате были образом жизни.

– А, это вы, мистер Хокерт! – Ханнесу вежливо поклонился узкобедрый светловолосый японец, одетый в традиционное кимоно.

– Добрый день, сенсей. – Ханнес отвесил еще более низкий поклон.

На вид Йошихира Фуджикава, основатель школы, ничем особенным не выделялся, тем не менее это был обладатель седьмого черного пояса по карате, да и его достижения в других видах спортивных единоборств – кикбоксинге, дзю-до и джиу-джитсу – были весьма впечатляющими.

– Если угодно, мистер Хокерт, я сегодня сам с вами потренируюсь, – предложил он.

– Почел бы за честь, сенсей, – с глубоким поклоном ответил Ханнес. – Но сегодня мне нужно как следует разрядиться.

Сенсей внимательно посмотрел на него и кивнул понимающе:

– Ясно. В таком случае вам лучше попрактиковаться в одиночку.

Ханнес прошел в раздевалку и переоделся в такое же белое кимоно, как и у сенсея. У него тоже был черный пояс. Затем он вернулся в зал.

Первым делом – разминка. Она заняла минут двадцать, вслед за чем Ханнес энергично атаковал своего воображаемого противника. Сегодня это был Чарли Ферраро. Он осыпал его со всех сторон быстрыми ударами. Кулаки и пятки так и мелькали в воздухе.

Вскоре Ханнес достиг того состояния, при котором его ум и тело действовали, как безотказный механизм.

Повергнув Ферраро, превратив его в бесформенную груду костей и мяса, Ханнес застыл, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и направился в раздевалку.

– Мистер Хокерт! – негромко окликнул его Йошихира Фуджикава.

– Да, сенсей?

Лицо японца было совершенно непроницаемо.

– Я наблюдал за вами. Сегодня вы продемонстрировали великолепное мастерство.

– Благодарю вас, сенсей, – поклонился Ханнес.

– Только скажите, – продолжал Фуджикава, – неужели действительно понадобилось так много смертельных ударов?

– Боюсь, я позволил себе увлечься, – опустил голову Ханнес.

– Похоже на то. Со стороны могло показаться, что вы сражаетесь с настоящим противником.

– Так оно и было, сенсей.

– Тогда позвольте вас остеречь, мистер Хокерт. Не забывайте изречения Сун-Цзю: «Поразить противника, не прибегая к силе, – вот высшая доблесть». Иными словами, главное – подорвать его стратегию.

– Не забуду, сенсей.

Вернувшись на работу, Ханнес и глазом не повел при виде Чарли, который, небрежно закинув на стол ноги, грыз большое красное яблоко.

– Тебе факс, – бросил он.

Ханнес подошел к своему столу и быстро пробежал глазами текст. Впрочем, это было всего несколько строк:

24.3.95. 18:55. Интерпол. Париж

Ханнесу Хокерту, Нью-Йорк

От Кристофа Бутье

Ваше послание с просьбой об отставке получено. Просьба отклонена. К. Бутье.

На лице Ханнеса не дрогнул ни один мускул. Он открыл сейф и положил факс в папку.

Чарли наблюдал за ним.

– Вот странно, – заметил он, – похоже, мы в один и тот же день попытались сделать одно и то же. И у обоих ничего не вышло.

Ханнес промолчал.

– Да, видно, друг от друга нам не отделаться.

Ханнес пожал плечами.

– В общем, мне дело представляется следующим образом, – заметил Чарли, отправляя в рот очередной кусок яблока. – У нас есть две возможности. Одна – разойтись по углам и решить вопрос, как в школе. Другая – уладить дело по-джентльменски. Ты что предпочитаешь?

– Поскольку нам так или иначе придется работать на пару, – повернулся к нему Хокарт, – наверное, лучше все-таки вести себя, как подобает взрослым людям.

– Вот и я так думаю.

Ханнес слегка улыбнулся:

– И пусть победит сильнейший.

– Идет.

Чарли снял ноги со стола, швырнул недоеденное яблоко в корзину и, убедившись, что оно достигло цели, встал из-за стола.

– Ну а теперь труба зовет. Какая-то дамочка с Пятой авеню словно обезумела. Похоже, к ней забрались в дом и стащили Ван Гога. Пошли разбираться.

Водитель «бентли» открыл дверцу. Карл Хайнц вышел первым и протянул руку спутнице. Оказавшись на улице, Зандра пристально всмотрелась в здание.

– Что-то не похоже на клинику, – негромко проговорила она.

– Да, не очень, – согласился Карл Хайнц, беря ее за руку.

Это был внушительный особняк, зажатый между двумя высокими жилыми домами в районе Семидесятых улиц, совсем рядом с Пятой авеню. Его окружал высокий решетчатый забор, а перед входом в дворике стояли кадки с садовыми растениями. Ничто не свидетельствовало о том, что перед вами весьма специфическое медицинское учреждение.