– Жан-Клод, дружок, почему бы тебе не спеть нам? – Это подошла пышущая энергией Бетти.

– Ох, нет, спасибо, cherie. Очень мило с твоей стороны, но мои песни в далеком прошлом.

Неожиданно Жан-Клод показался ей немного уязвимым. Катерин заинтересовалась. Спеть? Сыграть на гитаре? Он что, какая-нибудь знаменитость во Франции? Кроме того, что он владелец гостиниц? По всей вероятности, потому что гости-французы смотрели на него с большим энтузиазмом.

Она сняла солнцезащитные очки и устремила на него свои знаменитые глаза.

– Мне бы так хотелось услышать, как вы поете, Жан-Клод.

– Да, да! Давай, Жан-Клод. Послушаем. Квентин говорит, что ты был одним из лучших в «Олимпии». – Бетти подала знак своему дворецкому в униформе. – Давай, соглашайся, милый. Альфонс, иди сюда. Принеси-ка гитару моего сына для месье Вальмера, s'il vous plaеt.[17]

Жан-Клод пожал плечами, а Квентин тем временем вытащил стул на середину лужайки и заставил его сесть. Все в нетерпеливом ожидании сгрудились вокруг, и, когда принесли гитару, Жан-Клод неохотно начал. Сначала он спел старинную французскую народную песню про кролика и лису, причем на разные голоса. Высоким, почти сопрано, за кролика и глубоким тенором за лису.

Катерин совсем не ожидала такого прихотливого, но мастерского исполнения, и потому шепотом спросила Квентина:

– Он этим зарабатывает на жизнь?

– О нет, моя дорогая, вовсе нет. Когда-то да, было. Но ты должна гордиться, ты ему очень нравишься.

Жан-Клод наклонил голову, золотистые волосы упали на лоб, на губах играла слабая улыбка. Квентин продолжил:

– Жан-Клод подростком был довольно известным исполнителем народных песен во Франции. Он выступал несколько лет, выпустил пару пластинок и пользовался большой популярностью. Но такая жизнь казалась ему пустой и тяжелой, и, когда ему было двадцать с небольшим, он все бросил и занялся бизнесом.

– Молодчага, – одобрительно заметила Катерин. – Может, и мне сделать то же самое?

– Как же поблекнет тогда наш телевизионный экран, – промурлыкал Квентин.

По поблескивающим зеленым глазам Жан-Клода было видно, что его забавляет успех его концерта. Все просили спеть еще, даже дети бросили видео и собрались вокруг него.

К тому времени как Жан-Клод закончил петь, Катерин уже была влюблена в него по уши.

* * *

Волей судьбы вышло так, что Жан-Клод, Квентин и Катерин летели в Лондон десять дней спустя одним и тем же рейсом.

Шестинедельные каникулы Катерин почти закончились. Она уже отправила Томми в Хамптон, а сама решила слетать в Лондон на премьеру новой пьесы Зева Картера. Она иногда работала с ним в Нью-Йорке, и они подружились. После этого в субботу она намеревалась лететь в Лос-Анджелес, чтобы быть готовой к съемкам в понедельник.

Этот ее короткий визит в Лондон сулил быть приятным, за исключением одного обстоятельства. Катерин чувствовала себя неловко, если приходилось посещать разные светские мероприятия в одиночестве, а об эскорте на день премьеры она еще не успела договориться. Теперь, когда в зале ожидания в аэропорту в Ницце увидела Квентина и Жан-Клода, она ощутила дрожь волнения; она знала, что ей делать. Дождавшись, когда Жан-Клод отправится за кофе, она подошла к Квентину.

– Ну, как Париж? – поинтересовалась она.

– Жарко. Чересчур жарко. Мы закончили здесь свои дела, съездили на день в Монако и теперь летим в Лондон.

– Твой приятель путешествует в смокинге? – спросила она.

– Разумеется, он же француз. А в чем дело?

– Как ты считаешь, не сможет он пойти со мной на премьеру «Завтра приходит сегодня» в четверг?

– Уверен, что он сделает это с удовольствием! – Коротышка весь сиял. – Он мне признался, что нашел тебя крайне simpatico. Я тоже так считаю, конечно.

Она снова покраснела. Что такого в этом Жан-Клоде, что он заставляет ее вести себя как школьница?

– Тогда прекрасно. Мне он тоже понравился. Но, Квентин, пожалуйста, попроси его за меня. Я как-то не привыкла приглашать мужчин на свидания.

Это было правдой. У Катерин в Лос-Анджелесе была пара-тройка сопровождающих, в основном из голубых. С ними она знала, что не даст повода газетным сплетням и что ей не придется отбиваться от шаловливых ручонок в машине. Но она никогда не набивалась к мужчинам, которые ей нравились. Честно говоря, просто нужды не было.

– Я приглашу его сам от твоего имени, – легко согласился Квентин.

Катерин улыбнулась, жребий был брошен.

Спектакль оказался замечательным. Вполне современный, потрясающе откровенный, острый, сленговые диалоги оригинальные и свежие. Катерин была в восторге, как и, к ее большому облегчению, Жан-Клод.

Она надела в этот вечер обтягивающее платье из шелкового серого джерси на бретельках, украшенных драгоценностями. Черные волосы забрала в простой пучок. Она выглядела классически элегантно. Бетти, прилетевшая вместе со Стэном на премьеру на собственном реактивном самолете, напоминала оживший факел в красном мини-платье из тафты с кружевом, подчеркивающем ее тонюсенькую талию. Кроме того, она надела красные чулки и все свои рубины.

– Никогда такого языка не слышала в своей жизни! – пробормотала она, когда они с Катерин направились за сцену после спектакля.

– Вот что получается, если нет цензуры, – заметила Катерин. – Но мне понравилось, а тебе?

– Я бы с куда большим удовольствием посмотрела мюзикл Эндрю Ллойда Уэббера. «Кошки» – пожалуйста, «Фантомы оперы» – еще лучше, вот их я называю шоу. А это грязь и все!

Вечеринку после премьеры устроили в «Савойе», и репортеры просто с ума посходили, увидев Катерин, вошедшую под руку с Жан-Клодом. Вход в зал находился сзади гостиницы. Он выходил на Темзу, и к нему вела узкая дорожка, забитая репортерами и фотографами.

– Это твой новый приятель, Китти? – закричал один, сунув ей микрофон прямо под нос и мешая пройти. – Как его зовут?

– Мы всего лишь друзья. – Катерин чувствовала уверенное прикосновение Жан-Клода к своему локтю и улыбнулась сквозь сжатые зубы, стараясь протиснуться мимо нахального журналиста.

– Эй, приятель! Ты с Джорджией. Что происходит? Вы вдвоем здорово смотритесь, что между вами?

Жан-Клод покачал головой, крепче сжал руку Катерин и промолчал. Им удалось войти в зал без особого урона.

– Прекрасно! – восхитилась Катерин. – Вы здорово обошлись с этими подонками.

– Ненавижу проклятую прессу, – сказал он с удивившей ее яростью. – Все мерзавцы, до последнего.

Как раз в этот момент один из репортеров, Фрэнк Тамлин, которому удалось пробраться внутрь, достаточно громко прошипел непристойность. Жан-Клод круто повернулся, схватил репортера за чересчур, яркий галстук и притянул его к себе.

– Я все слышал, – сказал он спокойно, но глаза сверкали. – И, если я услышу еще что-то подобное насчет этой дамы, ты об этом пожалеешь. Глубоко. – Он так внезапно выпустил галстук, что газетчик едва не потерял равновесие. – Пойдемте к гостям? – предложил с улыбкой Жан-Клод, как будто ничего не случилось.

– Пойдемте, – улыбнулась в ответ Катерин. Она должна была признаться самой себе, что видеть, как мужчина дерется из-за нее, даже если серьезной драки не произошло, было очень приятно. Джонни никогда не стал бы из-за нее драться.

Несмотря на то, что внешне Жан-Клод выглядел совершенно спокойным, Катерин чувствовала, что он весь кипит от гнева. Наверное, когда он был знаменитым, журналисты его здорово доставали, подумала Катерин. Интересно, что они ему сделали?

Они танцевали, флиртовали и смеялись за довольно посредственным ужином, хотя Катерин находилась в таком возбуждении, что с трудом могла есть. Позже, когда они с Бетти направлялись в дамскую комнату, то проходили мимо стола, за которым сидели представители прессы. Катерин пришлось пройти за спиной Фрэнка Тамлина, и она услышала совершенно четко:

– Катерин Беннет – стареющая девка, у которой таланта меньше, чем у моей тетушки Фанни.

Катерин вспыхнула.

– Поганый крысеныш, – прошипела она Бетти. – Как он смеет говорить такое?

– Ублюдок! – согласилась Бетти.

– Кто ублюдок? – спросил Жан-Клод.

– Да вы не знаете, – быстро вмешалась Катерин, стараясь избежать скандала.

– Да, но у нас дома ни один джентльмен не посмеет говорить подобное о даме, и я считаю, что этому писаке стоит дать по мозгам.

– Ох, остынь, Бетти, пожалуйста. Жан-Клод, все в порядке, не о чем беспокоиться.

Но Бетти нельзя было остановить, и она передала Жан-Клоду все, что расслышала. На лице француза появилось странное выражение, что-то мелькнуло в его глазах. Потом он улыбнулся Бетти и, склонившись к Китти, спросил:

– Не желаете ли еще вина, cherie?

– Я бы лучше с вами потанцевала, – прошептала она. Он мгновенно поднялся на ноги. Они станцевали несколько танцев, не садясь за стол, а половина театрального Лондона обнималась и целовалась вокруг них. Затем Жан-Клод проводил Катерин к столику.

– Извините меня, cherie, – сказал он и медленно направился к столику, из-за которого на ними наблюдал ухмыляющийся Фрэнк Тамлин. Одним резким движением Жан-Клод выдернул из-под репортера стул, потом наклонился над ним.

– Я велел тебе не задевать мисс Беннет снова, – прошипел он, все еще улыбаясь. – Ты сделал это во второй раз за вечер. Позаботься о том, чтобы это было в последний, друг мой.

– Ну и мужик, – восхитилась Бетти. – Настоящий мужчина. Такие уже почти все вымерли, Китти.

– Не все, – ответила Китти, глядя, как спокойно Жан-Клод возвращается к их столику.

Он сел и прошептал:

– Простите меня, cherie. Кто-то должен был проучить эту свинью. Надеюсь, я не сделал ничего предосудительного.

– Абсолютно ничего. – Катерин чувствовала себя подростком. – Вы все сделали как надо, Жан-Клод.

* * *

Вечеринка окончилась, но Бетти настояла, чтобы они заехали в «Аннабель» пропустить по последней. Этот клуб для избранных обслуживал лишь самых богатых, самых знаменитых и самых аристократичных людей в мире, так что число членов в нем было строго ограничено. Когда они вошли, Крис де Бург пел «Женщину в красном». Свет притушен, обстановка спокойная и романтичная. Катерин снова утонула в объятиях Жан-Клода в танце. Он танцевал умело, двигался чувственно и красиво в такт музыке по небольшой площадке. Китти он представлялся мужчиной, знающим, что он хочет, куда идет и какую цель преследует. Но Китти казалось, что если он не получал желаемого, то способен с этим смириться. Она находила сочетание яркой индивидуальности и безукоризненной воспитанности совершенно неотразимым.

Когда он с ней говорил, ей казалось, что для него в данный момент других людей не существует. Он также обладал приятным чувством юмора, мог подшутить и над собой. Она старалась представить, как это будет, если заняться с ним любовью; предвкушение кружило ей голову. Ей хотелось лечь с ним в постель. Она после мужа не спала ни с кем, и, захоти Жан-Клод, она знала, что согласится.

После нескольких бутылок шампанского, уже в четыре утра, они ушли из клуба и завезли Катерин в «Ритц». Бетти и Стэн остались в машине, а Жан-Клод проводил ее до подъезда. Взял ее руку и поцеловал в ладонь.

– Au revoir,[18] Катерин, – ласково сказал он. – Это был замечательный вечер. Не могу сказать, как я вам благодарен, cherie.

Он взглянул ей в глаза, и Катерин запаниковала. Он не может уйти. Не сейчас. Она хотела, чтобы он остался, она хотела увидеть его снова. Она должна была увидеть его снова, но она понимала не хуже него, что, проведи он с ней ночь в «Ритце», назавтра эта дешевая сплетня появится во всех газетах.

Он говорил, что по нескольку раз в году бывает в Лос-Анджелесе, но когда? Когда он приедет снова?

– Вы вскоре будете в Лос-Анджелесе? – В горле пересохло, голос прозвучал хрипло. Она понимала, что навязывается.

– Возможно, я буду в Штатах в следующем месяце. Кое-кто в Лос-Анджелесе заинтересовался моей гостиничной компанией. Нужно будет поразведать.

– Ну, если приедете, обещайте, что позвоните мне. – Катерин сунула ему в карман клочок бумаги. На нем она написала свой номер телефона. – Я в самом деле хотела бы с вами снова встретиться.

– Moi aussi,[19] – прошептал он, наклоняясь к ее уху. – Если бы я верил в существование души, то я бы сказал, что наши души, Китти, знали друг друга давным-давно.

Затем, поцеловав ей руку, он медленно вернулся к машине.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Отрывок из «Нэшнл инкуайрер», 20 августа 1988 года.

Уж эти зазнавшиеся звезды! Задравшая нос Катерин Беннет делает вид, что не была совсем недавно неудавшейся бродвейской актрисой. Если кто-нибудь на съемочной площадке «Семьи Скеффингтонов» заговаривает с ней о ее сценической карьере, Джорджия-Гадюка разворачивается и удаляется. Все актеры и остальные работники группы возмущены ее наглым поведением, которое полностью соответствует изображаемому ею персонажу. Поберегись, Китти, карабкаясь наверх, не порть отношений с людьми, поскольку тебе придется снова столкнуться с ними на пути вниз, когда ты провалишься, как уже один раз произошло в пьесе, шедшей вне Бродвея!