– Эрик прав, – тихо сказала Малди. – Ты привез ее и при этом ничего не объяснил, даже словом не обмолвился, что чувство, которое возникло, пока вы были вместе, что-то значит для тебя. Даже если ей удалось убедить себя, что она, пусть немного, небезразлична тебе, то сейчас, после того как мы встретились, она чувствует себя обманутой. Найджел, подумай! Ты не можешь быть ей безразличным, если она позволила тебе стать ее любовником, несмотря на боль и предательство, которые пришлось пережить. Не знаю, о чем она думала тогда, но сомневаюсь, что ей хотелось стать заменой той, которую ты хотел. И я точно знаю, о чем она думает сейчас – о том, что она страшно сглупила.

– Мне понятно, почему ты решил привезти ее сюда, – вмешался Балфур. – Но почему ты не объяснился с ней? Ведь сейчас хватило бы пары слов, чтобы успокоить ее.

– Я ни в чем не был уверен, пока не оказался здесь и не увидел Малди и Жизель рядом.

– Господи! – воскликнула Малди. – Ты собирался поставить нас рядом и сравнить?

– Нет, конечно. Но это был единственный способ избавиться от последних сомнений. Я не мог сделать ей больно, обещав то, что потом могло легко оказаться ложью. – Он поморщился от недовольства собой. – Вместо этого я промолчал и сделал ей еще больнее.

– Она нужна тебе? – спросил Джеймс.

Найджел криво усмехнулся:

– Очень.

– Значит, будешь ее добиваться?

– Джеймс, я думаю, она меня на пушечный выстрел не подпустит. Будет трудно добиваться ее на расстоянии.

– Она ведь останется здесь. Ей некуда податься, потому что ее будут разыскивать, чтобы повесить за очаровательную шейку. Конечно, усадить и заставить выслушать будет нелегко, но ты должен это сделать. Сейчас нужно рассказать ей всю правду и доказать, что она нужна тебе и нужна именно она. Давай, парень, у тебя же никогда не было проблем с девушками по этой части. Обдумай все как следует, и с ней тоже все будет как надо. Тебе на это потребуется время, стоит она того?

– Да, стоит. Просто я думаю, что теперь она считает, что я ничего не стою после всего, что случилось.


Вытянувшись на кровати, Жизель уперлась взглядом в потолок. Руки, сжатые в кулаки, лежали по бокам. Она уже приняла ванну, поела немного из того, что принесли, не ощущая вкуса. Потом переоделась в хрустящую от свежести полотняную ночную сорочку, которую Маргарет разложила на кровати. Все, что было нужно, она уже сделала. Теперь ей нечем было себя занять. Оставшись наедине с мыслями, она меньше всего хотела думать или быть в одиночестве.

Решив, что теперь можно дать волю слезам, Жизель перевернулась на живот и зарыдала, уткнувшись в мягкую подушку. И плакала, пока слезы не кончились. Вскоре она почувствовала себя опустошенной, но не настолько, чтобы сразу заснуть. Боль так и не кончалась.

Она все никак не могла поверить, что Найджел предал ее. Несмотря на то что глаза видели все, в ней еще жила глупая надежда на то, что она ошиблась, что есть какое-то разумное объяснение всему, что произошло. Он был первым человеком, помимо родственников, конечно, кому она довольно долго доверяла. Ее возмущала мысль, что придется смириться с тем, что она с самого начала была не права.

Он попользовался ею, и она будет еще большей дурой, если откажется признать этот факт. Похоже, что именно ту женщину он любил, и она не стала принадлежать ему. Даже если Жизель могла бы смириться, забывая про гордость, она все равно не согласилась бы на это, зная, что та женщина – часть его жизни. Никто не вынесет ложь, если будет каждый день натыкаться на правду у себя перед глазами. Найджел, кстати, тоже не сможет полностью освободиться от предмета своей тоски, по крайней мере до тех пор, пока не порвет окончательно с родственниками. А он на это не пойдет, в этом можно было не сомневаться.

В дверь тихо постучали. Она встрепенулась и, усевшись на кровати, быстро вытерла слезы. Дверь медленно открылась. Она одновременно почувствовала облегчение и разочарование оттого, что в комнату вошла Малди, а не Найджел. Ей не хотелось видеть Найджела и в то же время до боли хотелось, чтобы он приполз, попросил прощения и все внятно объяснил. Она молила Бога, чтобы он никого не присылал вместо себя.

– Не смотрите так подозрительно, леди Жизель, – попросила Малди, усаживаясь на краешек кровати. – Этот идиот, брат моего мужа, даже не знает, что я здесь.

– Я уезжаю утром, – сказала Жизель, удивляясь собственным словам. Она тут же сообразила, что приняла это решение, когда поняла, как фатально сглупила.

– Нет, вы не можете оставить нас. Вам некуда ехать, и вы в опасности. Может быть, Донкойл не самое приятное место сейчас, но здесь безопасно.

– Я могу вернуться во Францию. – И Жизель мысленно выругала себя, услышав, с какой неохотой она это произнесла.

– Чтобы вас там повесили. Это не выход, хотя могу представить, что вы сейчас испытываете. По сравнению с этим смерть не самое ужасное. Я очень хорошо вас понимаю. Мне пришлось пережить похожую ситуацию, но нам с Балфуром хватило ума понять, что мы не должны разлучаться. Кстати, до меня это дошло до первой. В таких делах женщины умнее мужчин.

– Мы с Найджелом не можем быть вместе.

Малди ласково взяла руку Жизели в свою.

– Я не представляю для вас угрозы. Я никого не любила, кроме Балфура, и всегда буду его любить. – Она погладила другой рукой себя по круглому животу. – Это наш третий ребенок, и, Бог даст, будут еще.

– Я вас не боюсь, миледи, и не собираюсь сваливать вину на вас. Это не может изменить того факта, что вы – женщина, которую любит Найджел. Единственная причина, почему я оказалась здесь, – я похожа на вас. И это единственная причина, почему его тянет ко мне. – Жизель перевела дух. Нужно было успокоиться. Говорить такие вещи было то же самое, что воткнуть себе кинжал в сердце и поворачивать его.

– Да, Найджел уехал отсюда, потому что понял, что я никогда не отвечу на его чувства. Он испугался, что может стать причиной разлада между мной и Балфуром или что в один прекрасный день это может развести его с братом в разные стороны. Но все уже давно не так, все по-другому. Мне даже кажется, что такого никогда и не было. Абсолютно точно, я не та женщина, которую любит Найджел. Во всяком случае, уже нет. И наверняка очень давно.

– Вы действительно пришли сами и вас не прислал Найджел? – спросила Жизель, высвобождая руку. Слова Малди заронили в душу надежду, и с этим ничего невозможно было поделать.

– Да. Я не та женщина, какую он хочет. Мне показалось, что нужно прийти и сказать вам об этом. Проблема не во мне, и, уж конечно, я не виновата в том, что этот олух сделал вам больно. Я – небольшая часть получившейся неразберихи.

– Простите меня, – пробормотала Жизель, запуская пальцы в волосы. – Это было грубо – намекать на то, что вы лжете, очень грубо.

– Я знаю, вы сейчас ничего не хотите слушать. Но прислушайтесь к моему совету, вникните в то, что я вам сказала, обдумайте не торопясь. То, что Найджел сотворил, выглядит как настоящее зло, для которого нет слов. Но я вам клянусь, он не злодей. Он поступил так из-за невнимания, в смятении и из трусости.

– Найджел никакой не трус. – Жизель сама удивилась, как горячо кинулась на его защиту. Но ей не понравилось, когда на лице Малди промелькнула ласковая, понимающая улыбка.

– Когда речь заходит о делах сердечных, в душе каждого мужчины легко найти следы труса. Вы быстро определили, кто я есть, и что все означает, и что вам выпало стать осязаемым воплощением призрака, за который он цеплялся. Неужели вы думаете, он сам не замечал этого и не удивлялся самому себе? Может, поэтому он подвергал сомнению все свои чувства. Возможно, в этом он как раз и не хотел признаваться.

– Он должен был все рассказать и каким-то образом меня предупредить. Ему нужно было сказать мне правду до того, как он уложил меня в постель.

– Против этого нечего возразить. Руки и ноги надо выдергивать за такое. Все, о чем я прошу, – не торопитесь, оглядитесь и вслушайтесь. Вы его любите. Будете отрицать – я не поверю. Попробуйте хотя бы понять, можно ли простить эту боль, которую он причинил вам. Если не сможете, так тому и быть. Все этим и закончится. Пусть сейчас вы считаете себя самой большой дурой, но вы сглупите еще больше, если не останетесь здесь хотя бы ненадолго и не посмотрите, что он станет делать дальше.

Малди поднялась и, слегка улыбнувшись, дотронулась до кудряшек Жизели.

– Прямо как у моего сына. Отдохните, Жизель, наберитесь сил, поплачьте, отругайте его за глупость – он это заслужил, и выкиньте из сердца гнев. Скоро вам потребуется полная ясность в голове. – Потом добавила, стоя у дверей: – Иногда неумный человек напридумывает себе бог знает что, а потом верит в это и держится за свою веру долго-долго. И он уже не замечает, что это неправда, что это не вера и даже не мечта, а только привычка.

Улыбнувшись своим мыслям, Малди вышла в коридор и тихо закрыла за собой дверь. От неожиданности она подпрыгнула, услышав знакомый низкий голос:

– Решила вмешаться, да?

– Да, слегка, – призналась она. Балфур оттащил ее за руку от двери.

– Это забота Найджела.

– Знаю-знаю, к тому же он единственный, кто все сможет исправить. Мое дело маленькое. Правда, кроме меня, ей не с кем поговорить по-женски, ну если только со служанками. Мне нужно было с ней побеседовать. Она любит его.

– Ты уверена?

– Абсолютно. Найджел очень сильно обидел ее, но она все равно любит. И если он не дурак, а ей хватит сил простить, у них все наладится. Мне так кажется.


Жизель выругалась и бросилась на постель. Простить, сказала Малди. Легко сказать! Найджел обманывал ее – не на словах, но в сердце. Он понимал ее лучше, чем кто-либо другой. Она рассказывала ему то, чем не хватало духа поделиться с родными. Он должен был предвидеть, как встреча с Малди подействует на нее, и ничего не сделал, чтобы смягчить удар. Такое трудно простить.

И все-таки Малди была права. Жизель любила его, все еще любила, пусть даже он сделал ей так больно, как никто уже давно не делал. Мишель оскорблял ее душу и тело, унижал и заставлял бояться. Родные предали, заставив пережить одиночество. Найджел взял и вырвал у нее сердце. Но, несмотря на мучительную боль, она продолжала любить. Это просто невероятно! Сколько раз еще она должна пострадать, прежде чем до нее дойдет, что любовь к нему приносит больше страданий, чем счастья?

А как же гордость? – думала она. Гнев еще не улегся полностью. Гордость придется проглотить ради любви? Она – единственная, кого обидели. И это несправедливо, если ей еще нужно будет с готовностью выслушивать и прощать.

Но она сделает это, призналась себе Жизель со вздохом. Потом. Немного погодя. Малди все-таки была права. Нужно быть дурой, чтобы не задержаться в Донкойле и не выслушать его. Ведь еще есть шанс, что он скажет то, что ей хочется услышать, что он найдет слова, от которых станет легче. Любовь к нему заставит ее воспользоваться этим шансом. Оставалось надеяться, что ей хватит сил простить его и не думать, что каждое слово, исходящее из его уст, – ложь.


Найджел стоял и смотрел на дверь спальни Жизель. Он уже скучал по ней, и это чувство становилось острее от страха, что он никогда больше не обнимет ее. Нерешительность грызла его. Он готов был обнажить перед ней душу, но будет ли она готова выслушать его?

– Мне кажется, не стоит идти к ней ночью. – Эрик потянул его за руку вниз, в комнату, которую они делили на двоих.

– Наверное, не стоит. Вот только боюсь, если я еще протяну, она еще больше разозлится.

– Значит, надо придумать какие-нибудь правильные слова, чтобы умаслить ее.

– Я знаю, что вы все верите, что я могу уговорить любую женщину. Но Жизель не любая женщина.

– Я заметил, хотя видел недолго и не в благоприятной обстановке.

Когда они оказались у себя в комнате, Найджел вытянулся на кровати.

– Да-а-а. Эта женщина может и не дать мне шанса сказать то, что я хочу. А учитывая, как ужасно с ней обращались весь последний год, даже если она согласится выслушать меня, то может не поверить ни единому моему слову.

– Тогда тверди свое, пока она позволит. – Голос Эрика прозвучал глухо, он в это время стаскивал свой дублет.

– Повторение добавит убедительности, так что ли?

– Должно быть, так, – откликнулся Эрик, не обращая внимания на сарказм Найджела.

– Может, я когда-нибудь дождусь дня, когда ты сам влюбишься.

Эрик хмыкнул, залезая под одеяло.

– Имея перед глазами тебя с Балфуром, я постараюсь избежать многих ваших ошибок. – Он рассмеялся, когда Найджел в шутку стукнул его по руке.

– Ты можешь быть самым умным парнем из тех, что жили в этих стенах, но поверь мне, ум мужчины превращается в ошмётки, если его сердцем завладевает женщина. – Найджел поднялся и начал раздеваться. – Я должен был это понять и не понял. Несмотря на мой опыт, я все делал неправильно.