Тем не менее он подружился со своим коллегой, уроженцем Туниса, и как-то раз в пятницу тот повез его в Гамбург, в знаменитый квартал красных фонарей. Неоновые огни, музыка, взрывы смеха, разноязыкая речь. Тарик был потрясен, увидев женщин, выставленных, подобно манекенам, в витринах. Особенно его поразило надменное выражение их лиц, их гордо вскинутые головы и самоуверенные взгляды. Они совершенно не походили на проституток из старых турецких фильмов, несчастных и побитых жизнью.

– Хочешь заходить? – на ломаном немецком спросил его товарищ и указал на дверь, украшенную мерцающими шарами.

– А что там?

Тунисец загадочно улыбнулся:

– Что там? Там живут киски, приятель. Белокурые киски.

Тарик опустил глаза, уставившись на носки своих ботинок, и едва слышно пролепетал:

– Я не хочу.

Тунисец бросил на него взгляд, полный презрения:

– Понятно, приятель. Не можешь так не можешь.

Тарику отчаянно захотелось ударить его, двинуть ногой по яйцам, но он подавил желание. Тунисец исчез за дверью, оставив его на улице в одиночестве. Сквозь закрытые окна до него доносились пение и женский хохот.

На следующей неделе выяснилось, что тунисец разболтал всем и каждому о том, что Тарик отказался идти в бордель, потому что «был не готов». Люди хихикали за его спиной. Одни считали Тарика гомосексуалистом, другие – импотентом. Тарик собирался жениться в самом скором времени, но теперь решил исполнить свой план безотлагательно. Невесту, которая приходилась ему троюродной сестрой со стороны отца, он привез из маленького городка в Анатолии. Первый месяц после свадьбы он требовал, чтобы Мерал каждый день приходила к проходной. Пусть все убедятся, что он абсолютно нормальный мужик, и заткнут свои глотки.

* * *

В 12.25 дверь магазина распахнулась и вошла Мерал, разрумянившаяся от холодного ветра. Сегодня она принесла чечевичный суп, фаршированные зеленые перцы и тулумбу[10]. Стоя рядом, Мерал с гордостью наблюдала, как он с аппетитом уничтожает ее стряпню.

– Сегодня утром к нам заходила Пимби, – сообщила она.

– Что ей надо?

– Она не сказала, но, похоже, им нужны деньги.

– Деньги, деньги, деньги… – пробурчал Тарик.

Однажды он смотрел фильм, главный герой которого стал бандитом, чтобы спасти своего младшего брата от бедности и обеспечить ему достойное будущее. Конец у фильма оказался совершенно неожиданным: младший брат, ставший полицейским инспектором, арестовывает главного героя, своего горячо любимого старшего брата, которому он обязан всем.

Их собственная семейная история не походила на кино, где действуют герои и злодеи. Конечно, Тарик сделал все, чтобы поднять своих младших братьев. Он хотел бы верить, что с его помощью они сумеют добиться для себя лучшей участи. Но при этом он всегда сознавал: никто в их семье не способен прыгнуть выше головы. Братья, Эдим и Халил, пошли по его стопам, устроились работать за границей – один в Англии, другой в Австралии. Сам Тарик, промучившись несколько лет в Германии, тоже перебрался в Англию. Про эту страну говорили, что погода там отвратительная, зато люди вежливые.

– Пимби знает, где Эдим? – спросил Тарик, обмакнув бороду в суп.

– Понятия не имеет. Только… – Мерал смолкла, наливая в фарфоровый чайник горячую воду из самовара. – Она знает, что он у другой женщины.

– Ну, если женщина не способна удержать своего мужа дома, пусть пеняет на себя, – изрек Тарик.

Эдиму не следовало жениться на этой женщине. Он мог выбрать себе куда более достойную пару. Совершенно непонятно, почему он запал на Пимби. Почему ему так срочно загорелось на ней жениться. Нет, Тарик не отрицал, что Пимби хороша собой. Но если женщина не заслуживает доверия, от ее красоты одни проблемы. Когда дело касается красивых женщин, мужчины часто совершают роковые ошибки. По правде говоря, с красотками неплохо поразвлечься в холостяцкие дни, но будущая супруга должна обладать достоинствами более важными, чем привлекательная внешность. С самого начала Тарик был против этого брака. Но в той забытой Аллахом курдской деревушке, где Эдим влюбился в Пимби и попросил ее руки, старшего брата рядом не было. Эдим был один и ужасающе молод.

Когда их мать сбежала с каким-то мерзавцем, Тарику было шестнадцать лет, Халилу тринадцать, а Эдиму всего одиннадцать. В то время как миллионы матерей в лепешку разбиваются, чтобы сохранить семью и угодить своим детям, их мать, именно их мать, бросила сыновей на произвол судьбы.

Не все способны понять, что честь – единственное богатство, принадлежавшее им в этом мире. Богатые люди не слишком заботятся о своей репутации, зная, что купить уважение и влияние не многим сложнее, чем приобрести новую машину или дом. Но для всех прочих дело обстоит иначе. Чем меньше у мужчины денег, тем бережнее он должен относиться к своей чести. Здесь, в Англии, люди позабыли это древнее правило. Мужья с улыбкой наблюдают, как их жены целуют других мужчин, флиртуют и танцуют с незнакомцами.

Мужчина, утративший свою честь, подобен мертвецу. Он более не имеет права смотреть в глаза другим людям и должен ходить, потупив взгляд. Он не решается зайти в чайную, чтобы сыграть в триктрак, не смеет смотреть футбол в пивной. Плечи его навсегда опускаются, кулаки разжимаются, глаза западают, а тело словно усыхает при каждом новом слухе, достигшем его ушей. Когда он говорит, никто не смотрит в его сторону, слова его имеют не больше веса, чем сушеный навоз. Никто не станет курить предложенную им сигарету; кофе, который он пьет, отдает горечью. Его не приглашают на свадьбы, помолвки и церемонии обрезания, потому что он приносит несчастье. Отделенный своим бесчестьем от прочих людей, такой человек гниет, словно тронутый порчей фрукт. Тарик знал это лучше других, ибо подобная участь постигла его отца. Баба умер вовсе не от цирроза печени. Алкоголь ускорил конец, но главной причиной смерти отца стало бесчестье. Эдим и Халил были слишком молоды, чтобы это понять, но Тарик видел, как бесчестье убивало отца изо дня в день.

Когда Мерал ушла, Тарик погрузился в задумчивость. Спору нет, брат попал в скверную ситуацию, но это скорее его беда, чем вина. Пристраститься к игре значит оказаться во власти тяжелой болезни. Увлечься танцовщицей из кабака, развратной дрянью вроде тех, что снимаются голыми для похабных журналов, и бросить ей под ноги все свои деньги – значит оказаться во власти безумия. Он должен поговорить с Эдимом. Но для этого его нужно сначала найти. Когда мужчина пренебрегает своим долгом, члены его семьи могут пуститься во все тяжкие. Конечно, Тарик сделает все, чтобы предотвратить беду. Он приглядит за Пимби и за детьми. Они носят ту же фамилию, что и он. Если кто-нибудь из них запятнает эту фамилию, позор падет на него, самого старшего в семье Топрак. Их честь – это его честь.

Недостающий фрагмент

Лондон, январь 1978 года

Кинотеатр «Феникс» был открыт в 1910 году. Фасад в стиле модерн выложен плиткой, несколько ступеней, ведущих в просторное фойе, и нарядный зал в стиле ар-деко. Во время войны он служил нации, показывая кинохронику и веселые фильмы, которые помогали людям забыть о безрадостной действительности. К счастью, здание не пострадало во время немецких бомбежек. Позднее, когда кинотеатр перешел к новому владельцу, здесь начали показывать заумные фильмы артхаус, но не забывали и о голливудской классике. Поскольку кинотеатр был расположен далеко от центра, он почти всегда пустовал.

Сегодня в зале было всего четыре человека: юная пара, которая явно пришла сюда, чтобы без помех попрактиковаться в технике поцелуя, и старик в плоской шляпе, скорее всего родившийся еще до того, как был открыт этот кинотеатр. Четвертым был Элайас, сидевший в середине ряда в полном одиночестве. Он нервничал и беспокойно ерзал. Фильм начался несколько минут назад, но Элайас еще ни разу не взглянул на экран, потому что неотрывно смотрел на вход. Она не пришла.

Наконец Элайас повернулся к экрану. Лицо его невольно смягчилось, когда он увидел Чарли Чаплина. Элайас всегда любил Чаплина – его юмор, пронизанный печалью, его беспредельную человечность, его грустные темные глаза. Он сам не заметил, как фильм – в тот день показывали «Малыша» – захватил его целиком, вытеснив разочарование и тревогу.

Через какое-то время до Элайаса донесся легкий шорох, но он даже не обернулся. Кто-то, бесшумный, как тень, приблизился к нему и сел рядом. Сердце его бешено заколотилось. Краешком глаза он увидел Пимби, красивую и сияющую. Она не отрывала глаз от экрана, грудь ее равномерно вздымалась.

«Я так рад, что вы пришли, – хотел сказать Элайас. – Вы себе не представляете, как я боялся, что вы на меня рассердились». Но она была так увлечена фильмом, что он не сказал ни слова.

С каждым новым эпизодом фильма выражение лица Пимби становилось все более удивленным. Когда Чаплин нашел брошенного младенца в мусорном баке и растил его как собственного сына, она одобрительно улыбалась. Когда мальчишка стал бросать камни в окна соседских домов, чтобы его приемный отец, изображавший из себя стекольщика, смог вставить новые стекла и заработать деньги, она рассмеялась. Когда представители социальной службы забрали мальчика, на глазах ее выступили слезы. А в конце, когда отец и сын снова соединились, лицо ее осветила радость, приправленная еще каким-то чувством, которое показалось Элайасу близким к печали. Она была до такой степени поглощена происходящим на экране, что Элайас почувствовал себя слегка обиженным. Не хватало только ревновать к Чарли Чаплину, усмехнулся он.

Краешком глаза он наблюдал, как Пимби распустила волосы и снова заколола их шпильками. До него долетел аромат жасмина и розы – пьянящая, волнующая смесь. За минуту до финальной сцены он уступил неодолимому желанию и сжал ее пальцы, словно подросток на первом свидании. К радости Элайаса, она не стала вырывать руку. Они сидели безмолвные и неподвижные, точно два каменных изваяния, боясь неосторожным движением вспугнуть возникшую между ними нежность.

Когда в зале включили свет, обоим потребовалось несколько секунд, чтобы вернуться к реальности. Он быстро вырвал из блокнота листок и написал название еще одного кинотеатра, расположенного в другой части города.

– В следующую пятницу, в тот же час. Придете?

– Да, – выдохнула она.

Прежде чем он успел сказать что-нибудь еще, Пимби вскочила на ноги и бросилась к выходу, спасаясь бегством от него, от того, что происходило или могло бы произойти, будь они другими людьми. В ладони она сжимала листок с названием кинотеатра, где ей предстояло встретиться с ним вновь, сжимала так крепко, словно это был пропуск в магический мир, которым она, будь на то ее воля, воспользовалась бы без промедления.

С тех пор так и повелось. Они встречались каждую неделю, обычно по пятницам, но иногда и в другие дни. «Фениксу» они отдавали явное предпочтение, но про другие кинотеатры, малолюдные и расположенные вдали от ее района, тоже не забывали. Фильмы в таких кинотеатрах менялись редко, поэтому «Малыша» они посмотрели дважды. Были еще «Король и я», «Багдадский вор», «Страсти Жанны д’Арк», «Горбун из Нотр-Дама» и «Бен-Гур».

Фильмы эти они воспринимали не столько как истории давно минувших дней, но как вечные сюжеты, постоянно повторяющиеся в этом мире. Какую бы картину они ни смотрели, ситуация оставалась неизменной. Пимби не сводила глаз с экрана, Элайас не сводил глаз с нее. Ему нравилось наблюдать, как выражение ее лица изменяется при каждом новом повороте сюжета. Иногда ему казалось, что в ней дремлет множество разных женщин и некоторые стороны ее характера скрыты не только от окружающих, но и от нее самой. Порой она всматривалась в него так же пытливо, как он в нее, словно хотела проникнуть взглядом в его душу. Под этим взглядом Элайас беспокойно поеживался, пытаясь догадаться, что она видит в эти мгновения.

Постепенно он узнавал о Пимби все больше и потом, расставшись с ней, складывал разрозненные кусочки головоломки, выстраивая целостную картину. Он выяснил, что, хотя ее имя означает «розовая», больше всего она любит фиолетовый цвет, что она любит петь старые курдские песни о любви и что у нее приятный голос. Помимо свинины, которую она, как все мусульмане, не ела по религиозным соображениям, она не брала в рот креветок, кальмаров, улиток, устриц – все это вызывало у нее отвращение. Зато она могла часами сосать ломтик лимона. Элайас выяснил также, что Пимби еще совсем молода. Оказалось, что она на целых семнадцать лет моложе Элайаса, но из-за манеры одеваться и вести себя выглядела старше своего возраста.