Элиф Шафак - Честь

Мама не в состоянии понять, что я совершенно не интересуюсь мальчишками. По мне, все они тоскливые кретины, одуревшие от избытка гормонов. Если бы мама не талдычила целыми днями о сексе, я бы, наверное, забыла, что это такое. Кстати, улитки – гермафродиты, каждая из них обладает женскими и мужскими репродуктивными органами. Как жаль, что люди не такие. Если бы Бог создал людей наподобие улиток, в этом мире было бы намного меньше разбитых сердец.

Раненый пылал как в огне. Джамиля проверила, сильный ли у него жар, коснувшись губами его лба. Точно так же, как поступала с младенцами. Потом она осторожно положила руку ему на запястье, нащупывая пульс. Пульс был слабым и частым одновременно. Удары сердца походили на бой барабанов, долетающий откуда-то издалека, на шум битвы. Человеческое тело – это великая тайна. Оно любит сражаться. Большинство людей не сознают, что их тело – настоящий воин, куда более сильный и выносливый, чем душа. Но подобно всем великим воинам, оно имеет свои уязвимые стороны. Если тело понимает, с каким именно врагом ему пришлось столкнуться, оно способно сопротивляться и нанести сокрушительный удар. Если враг остается для тела неопознанным, оно не в состоянии дать ему отпор. В этих случаях на помощь телу приходила Джамиля. Испокон веков целители, подобные ей, помогали больным распознать болезнь и заставить тело бороться с ней. Она не столько исцеляла сама, сколько помогала людям исцелиться собственными силами.

Джамиля намочила полотенце в уксусе и положила на лоб раненого. Любопытно все-таки, каков он, этот человек, за которым она ухаживает. В том, что всякий человек заслуживает жизни, она не сомневалась. Но всякий ли заслуживает, чтобы его с боем вырвали у смерти? Над этим вопросом ей приходилось размышлять часто, но она так и не нашла определенного ответа. Возможно, любой человек рождается чистым и добродетельным, но, вырастая, впускает в свою душу грех и зло. Или же зерна порока проникают в человеческую природу еще во время зачатия? В Коране говорится, что все мы созданы из сгустка крови. Неужели в этом сгустке все люди были такими, какими пришли на эту землю? Жемчужина, безупречная и сверкающая, вырастает из пылинки, которая случайно проникает в раковину устрицы. Даже дурное семя способно дать прекрасные всходы. Но бывает иначе. Порой малая толика зла, разрастаясь, приносит щедрый урожай. Некоторые младенцы, которым она помогла появиться на свет, станут лжецами, мошенниками, ворами, насильниками, даже убийцами. Обладай она способностью предвидеть, какие люди вырастут из младенцев, как бы она поступала? Отказывалась бы способствовать рождению тех, кто приносит в этот мир зло и несчастье? Предоставляла бы им возможность задохнуться в материнской утробе?

Всякий раз, держа на руках новорожденного, Джамиля умилялась его крошечным пальчикам, его носику-кнопке и ротику, похожему на бутон розы. Всякий раз она не сомневалась, что столь совершенное существо может быть предназначено для одного лишь добра. Но иногда она чувствовала, что некоторые дети отличаются от остальных. С самого момента своего рождения. Разумеется, они не могли проявлять злобного нрава или склонности к пороку, и все же они были другими. Их матери непременно ощутили бы это, не будь их интуиция притуплена любовью. В отличие от матерей Джамиля оставалась во всеоружии интуиции. Глядя на этих детей, она чувствовала тревогу. Но она ни с кем не делилась своими предчувствиями.

Джамиля слышала о повивальных бабках, которые убивали новорожденных, хотя ей трудно было в это поверить. Одну из таких историй рассказал им с Пимби отец.

Однажды солнечным днем Берзо вместе со всеми восемью дочерьми отправился в Урфу, к священному водоему. Нази, несмотря на свой возраст, снова была беременна, и они намеревались помолиться и попросить Аллаха, чтобы на этот раз она произвела на свет мальчика. По бескрайнему лазурно-голубому небу проносились легкие облака. Вокруг толпилось множество людей, и их приглушенные голоса звучали словно шелест сухих листьев. Потрясенные увиденным, девочки робко жались друг к другу. Как и положено, они покормили рыбу в священном пруду. На обратном пути отец рассказал им легенду, связанную с этим местом. Тогда Берзо был совсем не таким, каким стал вскоре, взгляд его еще не обрел суровость, он еще не разучился улыбаться. Все это произошло незадолго до того, как жизнь их семьи пошла наперекосяк.

Некогда жил на земле царь Нимрод, начал свой рассказ Берзо. Гордость его не знала пределов, равно как и его жестокость. Однажды главный придворный звездочет сообщил царю, что царствованию его придет конец, когда на свет появится некий мальчик по имени Абрахам. Нимрод, не желая расставаться со своим троном, приказал повитухам в своем царстве убивать всех новорожденных мальчиков без исключения – и богатых, и бедных. Повитухам пришлось повиноваться. Они помогали роженицам разрешиться от бремени и, если рождался мальчик, убивали его. Но матери Абрахама удалось избежать этой ужасной участи. Она родила сына без помощи повитухи, скрывшись в горах, в темной и сырой пещере.

Когда Амбрахам вырос, он восстал против жестокости Нимрода. Царь был в ярости. Когда пророк был схвачен, царь приказал всем своим подданным, молодым и старым, сложить на площади костер, такой огромный, что он мог гореть в течение нескольких дней. В этот костер он повелел бросить Абрахама. Но пророк вышел из пламени целым и невредимым, лишь одна прядь волос на его голове поседела. Аллах в мгновение ока превратил огонь в воду, а раскаленные угли в рыб. Так и возник священный водоем в Урфе.

Несмотря ни на что, Джамиля не считала свою жизнь неудавшейся. После свадьбы Эдима и Пимби она уговорила отца позволить ей не выходить замуж и стать помощницей местной повитухи. Он согласился, думая, что вскоре она изменит свое решение. Но Джамиля оказалась упорной. Теперь она сожалела лишь об одном – о том, что не стала врачом. Сложись обстоятельства иначе, эта мечта стала бы реальностью. Она работала бы в сверкающей чистотой клинике, носила бы белый халат с табличкой на груди: «Доктор Джамиля Етер» – «Доктор Достаточно Красивая».

* * *

Джамиля порезала две луковицы крупными кольцами и льняными тряпицами привязала их к ступням раненого. Лук должен был вытянуть жар из головы к ногам. Но пока раненый по-прежнему горел, и Джамиля каждые несколько минут меняла мокрое полотенце на его голове и предавалась занятию, которому предавалась всегда, когда не имела других дел: молилась. К полуночи жар ослабел. Довольная Джамиля задремала в кресле и оказалась во власти тревожного видения.

Ей снилось, что она бредет по городу, охваченному пожаром. Рядом никого нет, она на сносях и чувствует, что вот-вот начнутся схватки. Она ищет укромное место для родов, но все вокруг в огне. Здания рушатся на глазах, обезумевшие от страха люди мечутся туда-сюда, собаки завывают. И посреди этого хаоса Джамиля видит огромную кровать с резными столбиками и шелковыми подушками. Она ложится на эту кровать и рожает девочку. Кто-то спрашивает, как она назовет дочь, и она отвечает:

– Пимби, в честь моей покойной сестры-двойняшки.

Джамиля проснулась с бешено бьющимся сердцем. Коснулась губами лба раненого. Жара почти не было. Этому человеку удалось победить смерть. За окном разгорался день. Потирая затекшие конечности, Джамиля выпила стакан воды. Воспоминания о тягостном сне она старательно отгоняла. Надо было готовить завтрак. Джамиля разожгла плиту, растопила на сковородке кусочек масла, разбила три яйца, добавила соли и щепотку розмарина. Стряпня никогда не была ее сильной стороной. Обычно она довольствовалась самыми простыми блюдами и, поскольку ей некого было кормить, никогда не испытывала потребности усовершенствовать свое кулинарное мастерство.

– Вкусно пахнет. Что это?

Джамиля вздрогнула и резко повернулась. Контрабандист, взлохмаченный и заросший рыжеватой щетиной, сидел в постели.

– О, всего лишь яичница, – ответила она.

Он издал какое-то нечленораздельное бурчание, не то одобрительное, не то недовольное.

– Кто ты такая?

– Джамиля, повитуха.

– А почему я оказался в твоем доме? – удивился он.

– Ты был ранен. Это чудо, что тебе удалось выжить. Ты здесь уже неделю. На, выпей чаю.

Он сделал глоток и сплюнул:

– Ну и гадость! Лошадиная моча, да и только!

– Это целебный отвар, – сказала она, стараясь не поддаваться обиде. – Тебе лучше его выпить. И я буду очень признательна, если ты не будешь плевать в моем доме.

– Прости, – ответил он хриплым шепотом. – До меня только теперь дошло, что я должен поблагодарить тебя за свое спасение.

– Благодари Аллаха. Только Он властен сохранить человеку жизнь.

Уголки его губ дернулись, но он ничего не сказал.

– Послушай, повитуха, найдется у тебя сигарета? – спросил контрабандист после минутного молчания.

– Тебе нельзя курить.

– Прошу тебя. Хотя бы одну затяжку.

Раздираемая противоречивыми чувствами, она достала пачку табака и бумагу. Пока она сворачивала сигарету, он смотрел на ее руки, красные и загрубевшие. Цыпки говорили о том, что она часто моет руки в холодной воде, а мозоли на ладонях – о том, что ей приходится самой рубить дрова.

– Ты странная женщина, – заявил он.

– Да, так обо мне говорят многие.

– Как ты можешь жить совершенно одна? Женщине нужен мужчина, защитник.

– А у твоей жены есть рядом мужчина, который ее защищает? Уверена, она так же одинока, как и я. Некоторые женщины замужем и одиноки одновременно. А некоторые, вроде меня, просто одиноки.

Контрабандист усмехнулся, в глазах его зажглись насмешливые искорки.

– Я могу на тебе жениться. Моя жена не будет возражать. Она обрадуется, узнав, что в доме появится еще одна женщина.

Джамиля зажгла сигарету, затянулась и выпустила колечко дыма. Когда она передавала ему сигарету, он успел погладить ее руку кончиками пальцев.

– С твоей стороны очень великодушно сделать мне предложение, – улыбнулась она. – Но я предпочитаю ничего не менять в своей жизни.

Он метнул в нее пронзительный взгляд, но промолчал. Когда он снова заговорил, выпуская дым из ноздрей, голос его слегка дрожал.

– Границу мы пересекали вчетвером. Тебе рассказали, что случилось с одним из нас?

Джамиля покачала головой. Она была совсем не уверена, что хочет это слышать.

– Он наступил на мину. Это самое худшее, что может случиться, поверь мне. Я не боюсь, что меня застрелят. Не боюсь оказаться в тюрьме. Я боюсь только наступить на мину. Но этому не бывать, я знаю. Когда придет мой час, мое тело зароют в землю в целости и сохранности, с руками и ногами. И никому не придется ползать по земле и собирать мои потроха.

Не зная, как реагировать на его слова, она спросила:

– У тебя есть дети?

– Три сына. Скоро родится еще один. Если будет на то воля Аллаха.

– А дочери у тебя есть?

– Есть, целых четыре. – Он закашлялся, и лицо его перекосилось от боли. – Я должен вернуться. Я им нужен.

– Ты нужен им здоровым и сильным, а не слабым и больным. Ты должен поправиться. Потом можешь уходить.

– Я слышал, что болтают о тебе люди. Они считают, что твой муж – джинн и что он прилетает к тебе в безлунные ночи. Это он научил тебя составлять всякие зелья, верно?

Джамиля достала из шкафа медный поднос, поставила на него чайник, сковородку с яичницей, положила плоскую лепешку и отнесла поднос раненому.

– Муж-джинн… – повторила она и невольно улыбнулась. – Придумают же… Боюсь, я тебя разочарую. Увы, я самая заурядная женщина, и жизнь моя куда скучнее, чем ты думаешь.

Едва произнеся эти слова, она о них пожалела. Было бы лучше, если бы этот человек считал ее необычным созданием, женщиной, не похожей на всех прочих. Не стоит показывать кому бы то ни было, в том числе и ему, свою беззащитность, свою уязвимость, свою ранимость. Если люди знают, что твое сердце сделано из стекла, они непременно его разобьют.

В тот день, когда обитатели заброшенного дома были арестованы, Тобико тоже оказалась в полицейском участке, но, в отличие от всех остальных, вскоре после освобождения исчезла. Никто не знал, где она. От отчаяния Юнус даже осмелился постучать в дверь дома, стоявшего по соседству с пресловутым особняком. Дверь приоткрылась, и какой-то старик выглянул в щелочку, не снимая дверной цепочки.