Оратор сдвинул брови, ощутив всю серьезность вопроса. Только теперь он заметил, что уголки рта у Искендера нервно подергиваются, а ногти обкусаны почти до мяса.

– Чтобы пример действительно был конкретным, ты должен сказать, о ком идет речь, – проронил Оратор.

– Ну, скажем, о моей матери.

Повисла неловкая пауза.

– Думаю, тебе стоит поговорить с отцом, – прервал молчание Оратор. – Следить за матерью – обязанность прежде всего отца, а не твоя. Но если ты не знаешь, где он, тогда другое дело. Тогда ты должен действовать сам. Я никогда не позволю, чтобы женщина, будь она мне мать, сестра или жена, пятнала честь семьи.

– Но что мне делать?

– Я не могу ничего тебе советовать, пока не буду убежден, что ты полностью мне доверяешь. Понимаешь, о чем я? Присоединяйся к нам. Становись частью целого. Это единственно правильный путь. Это ответ на все вопросы.

– Хорошо, я об этом подумаю.

– Подумай. Но не затягивай с решением слишком надолго. А то, пока ты будешь раздумывать, станет уже поздно.

* * *

Вечером того же дня Искендер стоял у дверей стриптиз-клуба, в котором никогда прежде не бывал. Он столько раз рисовал этот клуб в воображении, что все вокруг казалось ему смутно знакомым. Стоило ему открыть дверь, дорогу преградил здоровенный охранник. Темно-синий костюм, зеркальные темные очки, совершенно лишние в этот вечерний час, лысая как колено голова, растущая прямо из широченных плеч…

– Тебе сколько лет, парень?

– Достаточно, – ответил Искендер, твердо решивший, что не даст себя запугать.

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Я не собираюсь перед вами отчитываться. Мне нужно войти.

Охранник, скорее удивленный, чем возмущенный подобной наглостью, снял очки. Глазки у него были совсем маленькие, близко посаженные и не выражавшие абсолютно никаких чувств.

– Ты что, пацан, решил испытать мое терпение? Предупреждаю, оно уже на исходе.

Искендер почувствовал, что щеки его вспыхнули. Охранник раза в два превосходил его размерами и при желании мог прихлопнуть как муху. Тем не менее Искендер догадывался, что этот тип вовсе не так страшен, как хочет казаться. Из тех псов, что много лают и никогда не кусаются. Так подсказывала Искендеру интуиция, а она его никогда не подводила, особенно когда дело касалось уличных разборок.

– Я ищу своего отца, – буркнул он. – И мне нужно войти.

В крошечных глазках охранника вспыхнуло любопытство.

– Твой отец что, работает здесь?

– Нет. Но он водит шашни с девкой, которая здесь работает.

– Ясно. И ты надеешься, что он представит тебя этой леди, верно?

– Вот еще! Зачем мне это надо?

– Я просто спросил. А зачем тогда тебе понадобился папочка, малыш? Хочешь поучить его уму-разуму?

– Я не собираюсь нарываться на скандал. Мне просто нужно поговорить с отцом.

Охранник вновь водрузил очки на нос:

– Даю тебе три минуты, парень. И не секунды больше. Зайдешь внутрь, найдешь своего папашу и выйдешь вместе с ним. Если через три минуты ты не появишься, я сам тебя отыщу и завяжу тебе ноги узлом. Усек?

– Усек. Спасибо.

Войдя в клуб, Искендер первым делом сунул руку в карман. Стеклянная фляга была на месте. Удивительно, что охранник не стал его обыскивать. Во фляге плескалась кислота. Отличное средство. Оставалось только найти ее и плеснуть кислотой в лицо. После этого ни один мужик не взглянет в ее сторону.

Сколько раз он представлял себе этот момент! Представлял, как войдет в шумный, людный, насквозь прокуренный клуб. Приблизится к барной стойке, закажет выпивку. Скорее всего, виски. Да, именно виски со льдом. Это правильный выбор. Он двумя глотками осушит стакан, и в горле у него вспыхнет огонь. После он отойдет от стойки и проскользнет в узкий коридор, пропахший потом и духами. Ее гримерку он наверняка найдет без труда. Постучит в дверь, на которой написано «Роксана», и войдет, не дожидаясь ответа.

– Кто вы такой? – спросит она, и в голосе ее послышится паника. Лицо ее наверняка будет покрыто толстым слоем грима: синие веки, кроваво-красные губы.

– Я сын человека, которого вы похитили у семьи.

Всякий раз, проигрывая эту сцену в воображении, Искендер придумывал новую фразу. Иногда ему казалось, лучше будет сказать: «Вы меня не знаете, но я знаю вас слишком хорошо». Иногда, что эффектнее будет бросить: «Здесь я задаю вопросы». Или спросить: «А вы кто такая? И кто вам позволил разрушать нашу семью?»

Роксана в его сценариях тоже реагировала по-разному. Чаще всего она смущалась и виновато опускала глаза. Но иногда, полыхая бешенством, переходила в наступление. Порой в Искендера летели стаканы, бутылки из-под шампанского, а то и стилет. Дальнейшие события развивались в зависимости от ее реакции. Если Роксана была агрессивна и враждебна, Искендер пускал в ход кислоту. Если она оказывалась способной к раскаянию, он великодушно давал ей шанс.

Особенно нравилось Искендеру воображать, как она падает на ковер, кушетку или в кресло и заливается слезами стыда.

– Поверьте, я не знала, что он женат, – бормочет она сквозь слезы. – Не знала, что у него есть дети. Он никогда мне не говорил.

До склянки с кислотой тут, конечно, дело не доходило. Напротив, Искендер принимался утешать жертву обмана. А она давала ему клятву прогнать Эдима прочь и больше никогда с ним не встречаться.

Прокручивая все эти варианты в голове, Искендер бродил по клубу. К его великому удивлению, людей оказалось совсем мало, по большей части обслуживающий персонал. Для посетителей было слишком рано. Он подошел к бару. Воздух здесь насквозь пропитался алкоголем. На задней стене висело огромное овальное зеркало, подсвеченное неоновой лампой. Стойка из полированного дерева была испещрена выцарапанными инициалами, бранными словами и непристойными рисунками.

Темнокожий бармен с множеством тугих африканских косичек на голове протирал стаканы. Он окинул клиента подозрительным взглядом:

– Сколько тебе лет?

– Я достаточно взрослый.

– Что ж, мистер Достаточно Взрослый, могу я взглянуть на ваше удостоверение личности?

– Послушайте, раз я здесь, значит так надо. Иначе амбал у дверей не пропустил бы меня, верно?

– Отличный ответ, – усмехнулся бармен. – Пожалуй, я дам тебе за него стакан воды. Газированной. Без льда. А больше ты ничего здесь не получишь.

Искендер предпочел не спорить. Потягивая воду, он смотрел в сторону сцены. Наверное, она где-нибудь за кулисами. Надо ее найти, не теряя времени. Он снова нащупал в кармане флягу с кислотой. На ощупь она казалась и холодной, и теплой одновременно. Искендер собирался с духом, готовясь к решительным действиям, когда заметил, что в клубе появился охранник, который смотрит на него в упор и указывает на свои наручные часы. Искендеру оставалось только допить воду, поставить стакан на стойку, поблагодарить бармена и двинуться к выходу. Все планы летели к чертям.

Он прохаживался по тротуару взад и вперед, лихорадочно соображая, как же поступить теперь. Прошла, казалось, целая вечность. И вдруг он заметил на улице знакомый силуэт. Растрепанные волосы, опущенная голова, неуверенная походка, – казалось, этот человек боится, что ноги вот-вот ему откажут. Он прошел мимо Искендера, не заметив его.

– Папа…

Эдим остановился и повернул голову. Искренняя, радостная улыбка, появившаяся на его лице, моментально сменилась испуганным выражением.

– Искендер?.. Что-нибудь случилось с твоим братом или сестрой?

– Нет-нет. Ничего не случилось.

Испуг на лице Эдима уступил место облегчению, а секунду спустя облегчение сменилось подозрением и досадой.

– Тебе нечего здесь делать.

Подобной реакции Искендер не предусмотрел. Он ожидал, что, увидев его, отец придет в смущение, возможно, вспыхнет от стыда, но уж никак не вспылит.

Стараясь скрыть свою растерянность под непроницаемой маской, Искендер процедил:

– Тебе тоже нечего здесь делать.

Уголки рта у Эдима дернулись, глаза сердито вспыхнули.

– Ты с кем разговариваешь, щенок? Не зарывайся!

– Я хочу, чтобы ты вернулся домой, папочка.

Сарказм, с которым он произнес последнее слово, не ускользнул от Эдима.

– Иди домой, к матери, пока я не переломал тебе кости!

– Бедные мои кости! Почему-то сегодня всех так и тянет их переломать.

Повисло молчание. Отец и сын буравили друг друга глазами, выжидая, кто заговорит первым. Внезапно Эдима охватило жутковатое чувство: ему показалось, что он смотрит в зеркало и видит себя молодым. Его сын был удивительно похож на него внешне, но при этом начисто лишен неуверенности в себе и вялости, из-за которых жизнь Эдима пошла наперекосяк.

– Я вернусь, когда придет время, – сказал наконец Эдим.

– И когда же это будет? Когда тебе надоест твоя шлюха и…

Пощечина обожгла ему лицо. Реакция отца удивила Искендера меньше, чем слова, сорвавшиеся с его собственных губ. Он поверить не мог, что сказал такое. Это было нарушением всех правил, которые ему внушали с детства.

Охранник, наблюдавший за происходящим, вразвалку подошел к ним:

– Эй вы, не распускайте руки, а не то я вызову полицию.

– Мы сами разберемся, – пробормотал Искендер. – Обойдемся без полиции.

В глазах его вспыхнул вызов. С нарочитым спокойствием он повернулся к отцу и отчеканил:

– В следующий раз я дам сдачи. А удар у меня сильный.

Эдим побледнел. Грудь пронзила боль, такая резкая, что у него перехватило дыхание. Но причиной тому были не только обида и стыд оттого, что сын публично нанес ему оскорбление. Причина была глубже, серьезнее. Он с опозданием, с огромным опозданием понял, как должен был поступить много лет назад, когда отец колотил его, несмотря на то что Эдим уже был выше его ростом. Надо было дать сдачи. Но он не осмелился это сделать, и теперь чувство сожаления было мучительным.

Эдим сделал шаг к Искендеру и залепил ему еще одну пощечину, на этот раз более увесистую. А потом произошло нечто кошмарное. Завывая, как раненый зверь, Искендер с разбегу ударился головой о стену дома. Один раз, другой, третий…

Эдим попытался схватить сына, но это было не так просто.

– Не трогай меня! – ревел Искендер.

Подоспевший охранник сгреб Искендера в охапку и оттащил от стены. Но жажда причинить боль – все равно, себе или кому-то еще – была такой острой, что Искендер не мог остановиться. Он вцепился зубами в руку охранника и прокусил до крови, а потом, изловчившись, несколько раз пнул его в лодыжку и двинул головой по подбородку. Подобной агрессии охранник не ожидал. Побагровев от злости, он принялся колошматить Искендера кулаками.

– Пожалуйста, оставьте его, – умолял Эдим. – Это мой сын. Он еще мальчишка.

Вокруг них собралась небольшая толпа. Посетители, клиенты, несколько танцовщиц и среди них – Роксана, бледная, с трясущимися губами.

Когда дерущихся растащили, охранника трясло от ярости.

– Проваливайте оба! – рявкнул он. – Усекли? Если я еще раз увижу здесь кого-нибудь из вас, паскуды, оторву башку и заброшу в кусты!

– Идем, идем, – мягко, но настойчиво тянул сына за руку Эдим.

Какое-то время они шли молча, а когда оказались на безопасном расстоянии от клуба, присели прямо на тротуар. От тяжелого дыхания грудь Искендера ходила ходуном. Во рту он ощущал солоноватый вкус крови.

– Мама встречается с каким-то мужчиной, – безучастно сообщил он.

– Что?

– Что слышал. Ты должен вернуться домой и положить этому конец.

Эдим достал сигарету, прикурил ее и протянул сыну.

– Бери, не стесняйся, – сказал он, заметив удивление на лице Искендера. – Я давно знаю, что ты куришь.

Он тоже закурил. Отец и сын сидели рядом на тротуаре под фонарем. Ночной ветерок освежал их пылающие лица.

– Она его любит? – неожиданно спросил Эдим.

Искендер ушам своим не поверил:

– Папа, о чем ты?

Эдим положил руку на колено сына:

– Послушай, тебе сейчас трудно это понять. Случись такое десять лет назад, я бы с ума сошел. Сделал бы все, лишь бы это прекратить. Но сейчас у меня хватает ума осознавать: даже если я его убью, а твою мать посажу под замок, это не заставит ее полюбить меня. Она несколько раз просила дать ей развод. Я отказывался, хотя это был единственно верный шаг.

Искендер был в шоке, услышав, что отец заговорил о любви. Конечно, порой он задавался вопросом, почему его родители оказались вместе. Но разве сейчас не все равно, любят они друг друга или нет? Отец – глава семьи, а не прыщавый подросток, у которого на уме одни романтические бредни.