Может, другого и не надо? Жить сегодняшним днем, и как говорится, оставить прошлое в прошлом? Когда еще настанет будущее, а настоящее — длится и длится? Эти фразы обычно не произносят с вопросительной интонацией.

— У вас изумительные волосы. Вполне достаточный повод для того, чтобы быть счастливой! — добавила она весело, когда я попробовала пенку.

Что-то в последнее время все вокруг меня были такие веселые. Она не поняла, что именно я заказала. Я не заказывала к кофе приправы в виде покоя и радости, и еще толики веселья и бодрости. Я нуждалась во всем этом в повседневной жизни.

А насчет волос она была права. Мои волосы снова свободно вились. Меня обуревали хаотические переживания; сил на укладку волос уже не хватало. Слишком много возни! Кроме того, «работа над собой» слишком поглощала меня. Все последнее время я проводила в парке, фотографируя стариков и мосты. Однако и это не помогало, и мне казалось, что я просто-напросто тяну время, ожидая, пока в кадр войдет новое действующее лицо. «Работай над собой. Люби себя». Фу, хватит. Я это проделала. Я это проделала. Я это проделала! В доказательство тому у меня есть чертов список. И если я еще хоть раз начну рассказывать кому-то про мои хобби, друзей и собаку, я…

Ненавижу, когда я так делаю.

Это ведь я угрозу произнесла. Вы заметили? Если я еще хоть раз начну… Ну да, любительница поговорить, и что же ты тогда предпримешь? Я ненавидела пустые угрозы, особенно в свой собственный адрес. Однако еще больше я ненавидела слово «хобби». Я до сих пор его ненавижу. Это слово ужасно и напоминает мне о Тайлере Хоббсе, толстом веснушчатом парне из моего детства, который изжевывал десятки зубочисток и даже в шестом классе стригся наголо. И еще о слоновьих хоботах. Я устала рекламировать свою жизнь. Может, от этого меня и мутило? Я старалась изо всех сил и чуть ли не торговала собой, рассказывая всем и каждому о своих увлечениях, о том, как прекрасно было наконец пожить одной. Вот и в парке, обнимая Джейми, я делала то же самое. Я назвала фотоаппарат своим малышом. Кого я пыталась обмануть? Впрочем, все гораздо хуже, я ведь не подруге пыль в глаза пускала. Я себя убеждала в том, что вполне счастлива.

Я окружила свое сердце непробиваемой стеной смешных историй и пустых занятий. Способна ли теперь вообще кому-то довериться? Неприятнее всего было, когда кто-то, глядя в глаза, интересовался моим самочувствием и долго ожидал ответа. Я отводила взгляд, потом снова смотрела на собеседника, чтобы молча убедиться: он все понял и во второй раз такого вопроса не задаст. Вот теперь можно и соврать. Убедительно соврать. «Сo мной все в порядке, просто отлично». Между «просто» и «отлично» я встряхиваю головой. «Да!» Мне дарят ответную улыбку, а я потом несколько дней подряд мечтаю спрятаться в какой-нибудь кладовке.

На самом деле мне совсем не хорошо. Я погрузилась в уныние. Я ожесточилась. Раньше я была куда мягче, чем та холодная, одетая в броню ожесточения женщина, отражение которой маячило в окошке кофейни.

— Будь терпелива, — громко произнесла я, вновь надевая наушники. — Сразу ничего не меняется. Перемены требуют времени. Ты своего добьешься. — Так я себя успокаивала.

Утешение не разливают в оранжевые флакончики из аптеки. Мазь от моих ран не купишь; они прятались где-то глубоко под сетованиями на жизнь. Они пытались вырваться наружу сквозь историю моих мучений. О нет, мне не нужен матч по телевизору или темнота папиного платяного шкафа. Мне нужна я сама.

Чтобы получить ответы на свои вопросы, необходимо проявить упорство и усидчивость. То есть необходимо на этом сфокусироваться.


Глава 14 ФОКУСИРОВКА ВРУЧНУЮ


Один из моих самых любимых предметов обстановки в комнате — это стул возле письменного стола. Я купила его сразу же после того, как переехала сюда. Он украшен вензелем: витиеватая буква «К» вышита золотом на спинке тканевого чехла. Длинные полотняные складки спадают до самого пола, поэтому он скорее напоминает стул для столовой, а не для рабочего места. Однако буква «К», которую я вижу изо дня в день, делает меня немножечко сильнее. «Это ты, Стефани», — говорю я себе. Потом я замолкаю, сажусь на стул и начинаю писать.

Составить список счастливейших моментов моей жизни оказалось куда труднее, чем я думала. Кто-то мог бы описать свою свадьбу, рождение детей. Но не я. Конечно, я не раз наблюдала моменты, которые дарят людям немудреное счастьице, например: маленькая девочка выигрывает в лотерею медное колечко и восхищенно машет им, показывая матери. Но когда я задумалась над счастливыми моментами собственной жизни, оказалось, что они связаны не с переживаниями и впечатлениями, а со свершениями.

Когда мне было десять, я провела целое лето, занимаясь плаванием в клубе моих родителей. Я осваивала длинные дистанции. Задыхалась. Захлебывалась. Плавала кругами, пока сил не оставалось только на то, чтобы кое-как вылезти из бассейна.

— Ты тратишь время впустую, — заявила моя кузина Софи, стоя у кромки бассейна. — Ты слишком толстая и не сможешь быстро плавать. — И она убежала к буфету, объедаться итальянскими сосисками с целой грудой желтого риса.

В конце лета, на церемонии вручения спортивных наград, я вместе с другими ребятами своего возраста ждала, когда на подиуме появится наш тренер по плаванию. Награды за достижения в плавании вручали после всех остальных — за гольф, теннис и прыжки в воду. Ожидая, пока наш тренер объявит имя того, кто получил самую престижную награду, я молилась, зажмурившись и скрестив пальцы. Я так старательно шептала: «Пожалуйста, скажите: «Стефани Кляйн». Пожалуйста!» — что не расслышала, как тренер произнес мое имя.

— Стефани, да не сиди же на месте! — заорала Софи, перекрикивая аплодисменты.

Я не ослышалась? Неужели самую важную из сегодняшних наград по плаванию получила именно я?

— Ты действительно очень много работала, чтобы заслужить это, — произнес тренер, обнимая меня. — Тебе есть чем гордиться.

«Стефани Кляйн, лучшая участница соревнований» было выгравировано на сияющем золотом кубке, едва помещавшемся в моих руках. В то лето я не потерпела ни одного поражения. Никто больше не заработал для нашего клуба столько очков. Обхватив кубок обеими руками, я еле донесла его до своего места. Тогда я впервые в жизни плакала от радости. Добравшись в тот вечер до дома, я установила кубок на своем ночном столике и несколько раз просыпалась, чтобы дотронуться до него в темноте. Потом вновь устраивалась в постели и, улыбаясь, засыпала.

Я становилась старше, но по-прежнему стремилась к новым достижениям. Скользя по полу гостиной в носках, я каждый вечер разучивала хореографические па и соло. И когда на школьной доске объявлений напротив имени главной героини в мюзикле «Оклахома!» появилось мое имя, я испытала сдержанное, но заслуженное удовлетворение. За обедом я говорила на южный манер: «Ну, да-а-а-а-а. Еще немного гороха было бы очень кстати, мэм!» Я и ходить стала иначе, отводя плечи назад и сжимая ладони в кулаки. Да!

Когда другие дети сидели в «Фрэндли» и макали картошку-фри в десерты, я трудилась дома над очередным учебным проектом, добиваясь отличных оценок. Когда по почте пришли толстые конверты с письмами, подтверждающими мое поступление в те колледжи, куда мне больше всего хотелось, я прижала их к сердцу. Потом помчалась в свою комнату, бросилась на кровать и, визжа в подушку, бешено дрыгала ногами.

Наивысшую радость я всегда испытывала, когда завершала какую-нибудь большую работу или когда необходимо было преодолевать трудности и жертвовать собой. Чем сложнее была задача, чем чаще мне твердили о ее невыполнимости, тем слаще оказывалась победа. Смелость, сила, выдержка, проявленные мною, делали достижения значительнее.

Я научилась связывать радость с достижениями, даже если это было ради других. Когда-то я добровольно взялась учить Айдину, девочку из приюта для бездомных, которую определили как «отстающую в развитии». Учить ее читать пришлось долго, и трудно было нам обеим, но в тот день, когда она совершенно самостоятельно прочитала вслух свои первые слова, я не могла сдержать широкой улыбки. Прочитав несколько слов, она подняла на меня глаза и раскрыла рот. Мы изумленно уставились друг на друга, словно не веря, что все это на самом деле. Я даже оторопела. Неужто свершилось? Я схватила Айдину за руку и протащила по всему дому, заставляя каждого встречного выслушивать ее чтение. Крепко обнявшись, мы прыгали по комнатам. Айдина излучала уверенность в себе, и это доставляло мне огромную радость.

Сидя на стуле с вышитой на нем буквой «К», я вспоминала и описывала важнейшие события своей жизни — и в результате совсем расклеилась. Составляя список, я вытирала набегавшие слезы, но беспрерывно улыбалась. Я расслабилась, я смаковала каждое воспоминание, зная: никто его у меня не отнимет. Это — мое. То, чего я добилась лично. То, что всегда со мной останется. Но мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы добиться того, что я потом стала так ценить. И точно также я относилась к любви, к отношениям между мужчиной и женщиной. Упорная борьба за счастье непременно завершится победой. Любовь — это труд. То, что дается легко, не имеет ценности.

А потом Линус коснулся лапкой моего бедра, намекая, что хочет на руки.

— Забирайся, — произнесла я тем особым, нежным голосом, которым всегда с ним разговаривала.

Перевернув Линуса на спину, я прижала его к себе, почесывая теплый животик. И это тоже любовь. Я помню, как впервые привезла его домой. Он уснул на моей груди, обдавая меня теплым щенячьим дыханием. Мне нравились его затяжные зевки, запах его маленьких лапок и хруст, с которым он грыз свой корм. Вот это не пришлось завоевывать. Я внесла Линуса в список. Моя любовь к нему была сильнее сиюминутной привязанности.

Но должны быть и другие любови. Я решила непременно их найти. Я позвонила Далей.

— Я люблю тебя. И только что вписала твое имя в мой список. Мне необходимо было сказать тебе об этом.

— А я люблю тебя. Как дела?

— Ну… Такие вещи ведь за ночь не меняются, правда? Кажется, сегодня все хорошо. Хватит и этого. Все слишком затянулось, и это угнетает, но что поделаешь. Мне уже лучше. Знаешь, что хуже всего? Я превратилась в одну из тех девиц, что вечно твердят: «Живи сегодняшним днем». Лучше убей меня сразу.

— Все будет в порядке. — Далей зевнула.

— Спокойной ночи, дорогая.

Я впервые сказала подруге о том, что люблю ее.

Когда мы были детьми, я замечала, что Ли говорила это всем, кто был готов ее слушать. Однажды я случайно услышала, что она, разговаривая по телефону, сказала: «Люблю тебя» — одной из подруг по лагерю. Тогда я подумала: «О Господи, как это она может говорить друзьям, что любит их?» Я завидовала ей. Я, наоборот, никогда не дотрагивалась до подруг и не говорила им о своих чувствах. Сказать подруге: «Я люблю тебя» — было все равно, что впервые в жизни заняться сексом. Это было слишком серьезно.

Сегодня мне сложно держаться от подруг на расстоянии. И я говорю о своей любви вслух — не очень часто, но вполне сознательно. Я не боюсь, что они не будут знать, как ответить. Тут дело не в уязвимости, не в том, кто скажет это первым, как это бывало у меня с мужчинами. Единственное, чего я боюсь теперь: они не узнают, как они мне дороги. И поэтому я не забываю говорить им о своих чувствах.

Для некоторых слово на букву «л» подразумевает замужество, детей и «вечность». Оно означает, что вы готовы провести всю свою жизнь с тем, кто никогда вам не солжет, даже если правда будет становиться поперек горла, как кость, и вы будете вместе складывать в ящик разные носки и согласовывать планы на отпуск. Для меня «люблю тебя» означает, что здесь и сейчас я хочу сохранить это чувство. Единственная гарантия, в которую я верю, у меня в душе — я знаю, чтобы ни случилось со мной, кто бы меня ни покинул, я выстою. И кубок в награду мне не нужен, ибо я впитала это знание, чувствую его в себе, как чувствуешь разницу между холодом и теплом.

В январе я вновь столкнулась с холодом и необходимостью принимать решения. Открытки ко Дню святого Валентина уже поступили в продажу. Жена моего отца, Кэрол, пригласила к ним домой юриста, специализирующегося на недвижимости, чтобы обсудить завещания своих родителей. Деловая встреча неожиданно обернулась делом любви. Во время разговора, касавшегося весьма невеселого предмета, Кэрол предложила юристу чая, малиновых пирожных и… свою подругу Лулу.

— Она не замужем, она потрясающая, и вот эта фотография ей слишком сильно льстит. На самом деле она старше и пышнее, а это освещение ей просто Богом послано.

Ну ладно, это, наверное, просто внутренний монолог вырвался наружу. Кэрол бросила фотографию Лулу адвокату на колени так, словно ее подруга — классическая квартира в семь комнат, только что выставленная на продажу. Лулу была не замужем уже четыре с лишним года, и никто ею не интересовался. В этот момент хорошо было бы в качестве фона пустить музыку из «Скрипача на крыше».