Моника Мерфи - Четыре года спустя

Думаю, Оуэн сам не знает, чего хочет. Он пробивает себе путь без карты, не имея плана. Я же люблю все планировать и продумывать каждый шаг. После магистратуры собираюсь преподавать, скорее всего, в колледже. Это моя детская мечта. Мама вдолбила мне в голову, что для меня это наилучший вариант, единственно возможный.

Но сейчас… я призадумалась. Преподавать слишком скучно. Делать одно и то же каждый день. Хочу ли я этого? Буду ли счастлива? Это ли мне нужно?

Если бы меня спросили об этом пару месяцев назад, я бы ответила без раздумий.

Теперь моя уверенность пропала. Я встретила Оуэна, стала проводить с ним время, позволяя увести меня с проторенной дорожки и узнать, что такое веселье и отдых. И это изменило меня.

Изменило в лучшую сторону.

Как же здорово выйти на поле и выиграть, зная, что мои девушка, сестра и племянница сидят на трибунах и наблюдают. Я видел их несколько раз, они больше болтали, чем следили за игрой, но им простительно. Похоже, Фэйбл видела уже столько футбольных матчей, что ей хватит на всю жизнь, а Дрю всего-то пару лет назад начал свою карьеру, ну а Челси – не большой фанат футбола.

Кроме того, так они узнают друг друга получше, а для меня это важно. Если Челси станет частью моей жизни, а я на это надеюсь, то мне хочется, чтобы они поладили.

Я дома, болтаюсь в гостиной и жду, когда она закончит принимать душ. Попытался зайти вместе с ней, но она вытолкнула меня из ванной, одарила взглядом а-ля «даже не думай, приятель!» и прошептала: «Уэйд тут. Он все поймет».

Я не стал настаивать. Блин, я как сумасшедший драил эту ванную, чтобы она захотела здесь помыться. Ребята – свиньи. Да и я не исключение. Но когда несколько дней назад мы рассчитывали, что Фэйбл приедет на выходные, Челси сказала, что может остаться на ночь и принять у меня душ. Она даже спросила, не против ли я.

Мне стоило огромного труда притвориться, будто здесь нет ничего особенного, хотя на самом деле мне до смерти хотелось предложить ей переехать ко мне навсегда.

То, что я чувствую к Челси, – это… чертовски забавно, удивительно и совершенно невероятно.

– Идешь гулять с девушкой? – В голосе Уэйда смешались ирония и издевка. Думаю, он все еще злится на меня из-за Деза, но что я могу поделать? Теперь поздно отступать, и мне даже нравится, что Дез не тусит тут постоянно и не соблазняет накуриться.

– Да. Сестра приехала, ты же знаешь.

– Конечно. После игры я говорил с Фэйбл. – Уэйд всегда ей нравился. Хотя она, вероятно, возненавидела бы его, если бы узнала про все наши школьные шалости. Слава богу, нас ни разу не поймали с поличным. Тем более что Уэйд не виноват. Мы плохо влияли друг на друга.

В дверь постучали, и Уэйд пошел открыть.

Я так расслабился, что даже не могу сползти с дивана. Сегодня была напряженная игра. Честно говоря, я старался впечатлить Фэйбл и Челси. И завтра меня ждет расплата, особенно если сегодня ночью получу то, на что рассчитываю.

Обнаженная Челси в моей постели. Извивается подо мной и выкрикивает мое имя, когда я только начинаю входить в нее.

М-м-м, я с удовольствием потерплю мышечную боль.

– Псс, Оуэн!

Я поднимаю голову и вижу, как Уэйд прикрыл дверь и с выражением паники на лице указывает на улицу.

Отстой! Кажется, я знаю, кто стоит на пороге. Нужно избавиться от нее как можно быстрее.

Срываясь с дивана, бросаюсь к двери. Уэйд отступает, явно не собираясь попасть в эпицентр семейной драмы. А ее не избежать, если мама хоть немного задержится тут. Мы договорились: Фэйбл заедет за нами на машине, и мы все вместе отправимся в «Квартал» на ужин. Нельзя допустить, чтобы они встретились.

Это худшее, что может случиться.

– Что ты здесь делаешь? – говорю я, как только выхожу на крыльцо и захлопываю за собой дверь.

Мама смотрит на меня, обхватив себя руками.

На ней все те же поношенные джинсы, мятая футболка и видавшие виды кеды, которым, вероятно, уже лет десять.

А на улице всего десять градусов. Должно быть, ей холодно.

Тебе все равно, парень. Это. Не. Твоя. Забота.

– Прошло почти две недели. – И вот она умоляюще глядит на меня своими холодными глазами. Я пытаюсь смотреть на нее как на пустое место, но это так сложно.

Она моя мама. Я всегда буду чувствовать себя обязанным ей.

– Мне нужны деньги, Оуэн. И травка. Мне нужно… опохмелиться.

Опохмелиться? Вот отстой!

– У меня нет травки.

Она с силой поджимает губы.

– Не ври. В этом доме всегда полно травки.

– Не в этот раз.

Мы молча смотрим друг на друга и не двигаемся. Оба слишком упрямы, чтобы сдаться. Все, о чем я могу думать, так это время, утекающее сквозь пальцы: Фэйбл скоро появится, а Челси выйдет из душа и примется меня искать.

– Мне нужны деньги, – выругавшись, наконец произносит мама.

– И денег почти нет. Теперь я меньше работаю.

Ее рот раскрывается.

– С чего вдруг?

– Футбольный сезон отнимает много времени. Плюс учеба.

– Все еще притворяешься, будто тебя заботит учеба? Уж мне-то можно сказать правду. Я тебя знаю как облупленного.

– Да, когда мне было пятнадцать, я частенько прогуливал занятия, – говорю я, оглядываясь на дом. Жалюзи открыты, и я вижу, как Уэйд ходит по гостиной, но Челси пока нет. Надеюсь, он отвлечет ее.

– Как будто ты с тех пор хоть каплю изменился. Ты все тот же Оуэн, мой мальчик. – Она делает шаг ко мне, словно собирается обнять, но я отшатываюсь от нее, потрясенный тем, что она собиралась сделать. Не помню, когда в последний раз она хотела обнять меня, проявить материнскую нежность.

Руки падают, ее рот перекошен от злости.

– Давай же, Оуэн. Подкинь маме денег. Хотя бы двадцатку. Мне больше некуда пойти.

Она выглядит так, словно сейчас заплачет, но я не помню ее плачущей, никогда не видел ее слез. Поэтому думаю, все это фарс, попытка надавить на жалость.

– Тебе нужно уйти, мама. Я… не хочу, чтобы ты тут болталась.

Она прищуривается.

– С чего вдруг? Тебе есть что скрывать? Почему не хочешь покурить со мной? Что происходит?

– Клянусь, у меня нет травки. – У меня в самом деле ее нет.

После того как я выбросил тот первый косяк в унитаз, я избавился от всех остальных. Я не курил с той ночи в отеле, проведенной с Челси. Возможно, у Уэйда есть, но у меня точно нет.

– Как насчет твоего соседа? Давай спросим, есть ли у него травка. Знаешь, а я помню этого мальчишку. Даже как-то разговаривала с его мамашей. Эдакая чванливая курица. – Она пытается увернуться от меня и схватиться за дверную ручку, но я оказался проворнее.

Я захлопываю дверь, прижав ее рукой.

– Мама Уэйда заботилась обо мне, когда тебя не было рядом, – напоминаю я ей. – Так что она кто угодно, но не чванливая курица.

– А вот об этом с ней договаривалась Фэйбл, а не я. Она вечно оставляла тебя под присмотром этой женщины. Слишком была занята поисками мужика, чтобы заботиться о младшем брате, – насмехается мама.

Во мне закипает гнев.

– Не говори так о ней.

– Как хочу, так и говорю. Она моя чертова дочь. Хотя давно позабыла, как быть дочерью. – Мама тычет пальцем себе в грудь и спотыкается, почти упав с крыльца. Я бросаюсь к ней и подхватываю под локти, чтобы поставить на ноги.

Все происходит слишком быстро: получив секундную фору, она подныривает мне под руку и направляется к двери. Я бегу за ней, ударяю по двери, чтобы та не открылась, а она дергает ручку, налегая всем своим весом. Она словно тень себя прежней: худая и хрупкая, с тонкими, сухими, крашеными светлыми волосами, джинсовая сумка на плече. А когда я приближаюсь к ней, то чувствую, что от нее плохо пахнет.

– Я хочу поговорить с твоим соседом, – говорит она, стискивая зубы и еще сильнее налегая на дверь. – Не пытайся остановить меня, Оуэн.

– Где, черт возьми, ты живешь, мама? – почти кричу я. Ей не нравится, когда я называю ее мамой. Она вообще не хочет, чтобы я как-то ее называл.

– Какая разница? – бросает она через плечо. – У меня нет дома. Хотя это не заботит ни тебя, ни твою сестру-сучку.

– Хватит оскорблять Фэйбл. Я терпеть этого не могу.

– Отлично, а я терпеть не могу ее и тебя тоже! Вечно осуждаешь меня и ведешь себя так, словно ты лучше! Но ты точно такой же, как и я, Оуэн Макгваер. Мы с тобой одинаковые.

Отшатнувшись, я уставился на нее в недоумении. Она высказала все, о чем я волновался и что чувствовал, но никак не мог облечь в слова. Но услышать все это от нее… словно обухом по голове.

– Нет, мы разные, – слабо протестую я, а она смеется.

Смеется.

– Ну-ну. Поэтому-то я любила тебя больше. Ты такой же, как я, Оуэн, хочешь или нет, но ты станешь таким же, как я. Будешь болтаться по жизни без цели и успеха. Каждый раз, как начнешь подниматься на ноги, кто-нибудь подставит тебе подножку. Так всегда происходит. Много лет меня все отталкивали. Никто и никогда не давал мне шанс. И тебе не даст.

Я пытаюсь не слушать ее, но это сложно. Слишком сложно. Мне словно снова десять лет. Раньше я боялся ее, когда она уходила в запой, проклинала нас с Фэйбл и того, кому случалось стать парнем месяца. Всегда находился неудачник, который некоторое время жил с нами и использовал мать лишь как возможность бесплатного ночлега.

Мы наблюдали эту картину снова и снова, пока Фэйбл не сбежала тем летом, когда ей исполнилось пятнадцать.

Мы никогда не говорим об этом, как и о многом другом. Такие воспоминания лучше забыть.

– И если ты думаешь, что сможешь найти любовь, то глубоко заблуждаешься.

И только я собрался ей возразить, как она снова рассмеялась.

– Я видела, как ты пришел домой с этой глупой девчонкой, которая висла на тебе и смотрела как на своего героя. Но ты не герой. Твоя глупышка знает, что ты покуриваешь с мамой травку, что ты всего лишь никчемный наркоман? Всегда даешь мне наркоту и деньги, когда я в них нуждаюсь. Скрываешь меня от всех своих друзей и сестры, потому что стыдишься меня. Тебе должно быть стыдно за себя. Меня от тебя тошнит.

– Понятия не имею, о чем ты. – Слова сами срываются с языка. А голос звучит как чужой. – У меня нет девушки, – говорю я, потому что не хочу, чтобы мать о ней узнала. Она обязательно использует это против меня и, возможно… господи… может поговорить с Челси.

Нельзя этого допустить.

– Не ври. Я видела ее.

– Да это так, ничего особенного. Просто друг. – Мне больно даже произносить это. Она больше чем друг.

Челси для меня… весь мир.

– Оуэн!

Я поворачиваюсь и вижу Челси, стоящую в дверном проеме. На ней джинсы и черный свитер, воплощающий все мои мечты, влажные волосы убраны в пучок, лицо умыто, и кожа буквально светится. Но очевидно, что она просто в шоке. Смотрит на меня и на маму в полнейшем недоумении.

Меня окутывает липкий страх. Она, должно быть, слышала все, что сказала мать и что сказал я. Теперь она знает. Все знает.

И она возненавидит меня за то, что я сделал.

– Челси. – Он зовет меня по имени, но я едва слышу. Слова, которые сказала эта женщина, его мать, еще звенят в ушах. Суровые и страшные. Их звучание в голове становится все громче и громче, заслоняя все прочие звуки. Сейчас я могу думать только них.

Твоя глупышка знает, что ты покуриваешь с мамой травку? Что ты всего лишь никчемный наркоман?

И уничтожающий, ужасный ответ Оуэна.

У меня нет девушки. Да это так, ничего особенного. Просто друг.

– Ой, кто это у нас тут?! Да это же твой просто друг. Какая же ты дурнушка! – Его мама насмехается надо мной, скривив тонкие губы. Ее лицо измученное и усталое, но при этом ужасно злое. Испугавшись, я отступаю назад, удивленная тем, что весь свой гнев она направляет на меня. – Ты действительно считаешь, что мой красивый мальчик захочет быть с тобой? Посмотри на себя. Ты ничтожество.

– Закрой рот, – раздраженно говорит Оуэн. Он тоже зол. Сжатые кулаки, напряженная челюсть. Он выглядит так, словно готов порвать любого голыми руками. – Не разговаривай с ней. Она тут ни при чем.

– Сам заткнись, – отвечает она; лицо становится уродливой гримасой, щеки краснеют, и она снова поворачивается ко мне. – Еще как при чем. Она пытается встать между нами. Ты мой мальчик, Оуэн. Ты нужен мне. Ты не можешь оставить меня. Мальчик всегда нуждается в маме и любит ее.

Боже, что она говорит? Она ненавидит меня. Такого со мной еще не было. Я всегда всем нравлюсь. Я очень стараюсь нравиться людям: преподавателям, начальству, друзьям.