Моника Мерфи - Четыре года спустя

Пытаясь решить проблему, я взяла дополнительные смены в закусочной и больше учеников, но мои собственные оценки страдают из-за того, что я постоянно занята другой работой.

Я выдохлась. И совершенно разбита. Даже попыталась найти соседку по комнате, но разве это возможно в конце семестра? Несколько дней назад я виделась с арендодателем, и теперь он хочет, чтобы я выехала побыстрее и он мог сдать квартиру другим людям.

А что я? Мне некуда идти. Возвращаться домой не хочу, хотя мама просит об этом ежечасно.

Сегодня суббота, выходной. Я отработала вечернюю смену в пятницу и едва держусь на ногах. Завтра снова на работу, прямо с утра, но я совсем не жду рассвета.

Жизнь – отстой. Не знаю, как так вышло. Только что все было идеально, ярко: счастье, парень, секс, большие надежды. А теперь ничего, только мрак, пустота и усталость, бесконечная работа и учеба. Бесцветно и уныло, как в тумане.

Телефон зазвонил, я беру трубку, прислушиваясь к маминой болтовне о том, что больше нет денег, она переживает, как же мы будем жить. Не знаю, что ей ответить, какой совет дать. Я всегда была ее опорой, надеждой, лекарством от меланхолии.

Теперь я та, кто потерял надежду, но мама так сосредоточена на своих проблемах, что совсем не замечает, в каком я состоянии. У меня куча проблем, хотя я, разумеется, не говорю о них. Я стала совершенно другой, а она ничего не замечает.

– Я говорила с твоим папой, – наконец произносит она, и я понимаю, что ради этого она и завела весь разговор.

Я свернулась клубком на кресле в гостиной, осознавая мамины слова. Родители Кэри забрали всю свою мебель, включая диван. У меня почти нет обстановки. Кэри беспокоится об этом, постоянно пишет мне, спрашивая, все ли хорошо и не злюсь ли я.

Но как я могу? Она заболела, и очень заботливые родители увезли ее.

– Почему ты вообще разговариваешь с ним после всего, что он тебе сделал? – Спрашиваю я, хотя и боюсь услышать ответ.

– Он хочет помочь, дорогая. Он понимает наше тяжелое положение и хочет быть полезен своей семье.

Поздновато, на мой взгляд.

– И чем же он может помочь, сидя в тюрьме?

– Челси! Не говори так о папе, – заявляет мама.

Ненавижу, когда она называет его моим «папой». Я не зову его так много лет. Для меня он просто отец. Папой для меня он никогда и не был. Он никогда не заботился обо мне.

– Да все равно, – бормочу я. – Мне не нужна его помощь.

– Он сказал, куда положил деньги перед тем, как попасть в тюрьму. Я собираюсь снять их со счета и придержать для него. Он сказал, я могу взять себе какую-то часть прямо сейчас, – объясняет она, ничуть не смущаясь подобной договоренностью. – Разве это не помощь?

Опасение шевелится в желудке, мне становится дурно.

– Это грязные деньги, мама.

– Вовсе нет, – убежденно отвечает она. Она верит в то, во что хочет верить. Вот такой она и была всегда со своим мужем. Моим отцом. Он ужасный человек. Прямо как мама Оуэна.

Моя же мать, несмотря на вечные предупреждения относительно мужчин, о том, как плохо они станут со мной обходиться, что им нельзя доверять и лучше быть одной, ведет себя прямо противоположно. Мой отец – ее абсолютная слабость. А она даже не замечает этого.

– Вовсе да! Грязные деньги. У него ведь секретный счет, и он хочет, чтобы ты сняла деньги и ему не нужно было напрягаться в поисках работы после того, как выйдет. Он сделает все твоими руками, а сам останется чист. А когда его освободят, ты отдашь деньги и будешь думать, что все наладилось в жизни и между вами в частности, а потом он бросит тебя. Снова.

Она шипит, как закрытый кран перед тем, как его прорвет и вода забрызжет повсюду.

– Как ты смеешь так говорить, Челси? Он твой отец. Да, за свои ошибки он сидит в тюрьме, но не тебе его судить. Все совершают ошибки, и сейчас он платит по счетам. Он искупает вину.

– Правильно. Образцовый гражданин. Искупает вину, обращаясь к тебе с просьбой снять украденные деньги с секретного счета. – Я останавливаюсь в ожидании, что мои слова дойдут до нее. – Да он просто подарок, мама. Но я отказываюсь принимать в этом участие.

– Грязные деньги помогут тебе выжить, хочу напомнить тебе, что сама ты едва с этим справляешься.

Спасибо, что напомнила, мама.

– Не нужна мне такая помощь. Он украл эти деньги.

– Мы точно не знаем, – начинает она, но я прерываю ее.

– Знаем. Украл. Не хочу пользоваться ими. – Сколько раз нужно повторить? – Мне ничего от него не нужно. Абсолютно ничего.

– Я не откажусь от мужа в тяжелую минуту, Челси, – говорит она ледяным голосом. – Если ты поставишь меня перед выбором, то подумай дважды. Возможно, решение придется тебе не по вкусу.

Она мне угрожает. Дает знать, что выберет его, а не меня. Я ее не понимаю. Никогда не понимала. Вечно сама себе противоречит, мысли и капризы меняются от дуновения ветра. Папа обидел ее? Мужчины плохие. Папа сейчас крутится ужом, кормит сладкими речами и бесконечными обещаниями? Она должна оставаться рядом со своим мужчиной, несмотря ни на что.

Надоело. Сыта по горло ее изменчивым отношением к человеку, который нас ни в грош не ставит. Это выматывает. Они оба достали меня.

– Не возьму деньги. – Я откидываюсь головой на спинку и закрываю глаза, тяжело сглатывая. – Не хочу, чтобы ты виделась с ним.

– Слишком поздно. Я вижусь с ним, и довольно часто. Мы разговариваем по телефону каждый день. Пишем друг другу письма. В конце года он выйдет из тюрьмы, и мы снова будем вместе.

Она счастлива, ей так легко задурить голову фальшивой надеждой, и мне хочется ее ударить, сказать, что ее ждет еще одно разочарование. Но она уже забыла обо всем. И запросто верит в ложь и пустые обещания. А когда он снова разочарует ее и бросит, что она станет делать? Побежит ко мне!

– Папа сказал, что пытался связаться с тобой, – говорит она, и я слышу неодобрение в ее голосе. – Но ты каждый раз кладешь трубку. Челси, ты не должна так поступать. Он просто хочет поговорить с тобой. Ты же его дочь, его единственный ребенок.

Им больше не придется беспокоиться о звонках, потому что я отключила домашний телефон, оставив только сотовый. Раньше на наличии обычного телефона настаивали родители Кэри, вроде как из соображений безопасности, что бы это ни значило, мне же стационарный телефон не по карману. Плюс на сотовый, как правило, нельзя звонить за счет принимающего звонок.

– Мама, я не хочу, чтобы он возвращался в мою жизнь. Мне жаль.

Я повесила трубку до того, как она успела сказать еще хоть слово, и теперь смотрю на экран, задаваясь вопросом, перезвонит ли она. Думаю, перезвонит. Или, по крайней мере, напишет. Но она этого не делает. И это ранит больше, чем я готова признать.

Откинувшись на спинку, я смотрю в потолок, ощущая… безнадежность. А в начале семестра я чувствовала, словно у меня есть все и даже больше.

Две работы, отличный учебный график, не общежитие, а квартира, которую делю с лучшей подругой, – не жизнь, а сказка.

А потом я встретилась с Оуэном, и мой мир перевернулся. Все изменилось. Не могу обвинить его во всех произошедших переменах, но он их часть. Большая часть. Хотелось бы, чтобы он по-прежнему оставался частью моего мира.

Закрывая глаза, пытаюсь отключить мозг и сверхактивное воображение. Я не могу вернуться домой и не могу остаться в съемной квартире. Жить негде. Ничего нет. Ни друзей, ни возможностей. Может быть, стоит арендовать комнату. Продать всю свою немногочисленную мебель и переехать к кому-то. Это может сработать, и аренда будет дешевле.

Первое, что я сделаю завтра, – это поищу подселение. А сегодня вечером… сегодня я слишком устала и к тому же без настроения.

Телефон гудит, и я открываю глаза. Беру его, пытаясь понять, кто же пишет. Вероятно, Кэри хочет поплакаться о том, что не может пойти на субботнюю вечерку, или о том, что родители ведут себя так, словно она лежит на смертном одре, хотя у нее всего лишь простая ангина. Вчера она жаловалась именно на это, когда писала мне.

Однако сообщения вовсе не от Кэри. Они идут бесконечным потоком, одно за другим. Одно душераздирающее предложение зараз.

– Я скучаю по тебе.

Думаю о тебе все время.

Ты мне снишься.

Я солгал тебе, и мне очень жаль.

Мне было неловко.

И стыдно.

Я хочу заслужить твое прощение, но не знаю, как это сделать.

Держу телефон дрожащими руками, а на глазах наворачиваются слезы. Я не плакала с той ночи, когда убежала от Оуэна. Сказала себе, что буду сильной. Он не сможет сломать меня. Я этого не допущу.

Но теперь, когда поняла правду, я плачу.

Слезы беззвучно льются, текут по щекам, с подбородка стекают на грудь, рубашка становится мокрой. Но мне все равно. Слезы приносят облегчение. Они вымывают все, что накопилось внутри за несколько недель.

Всхлипывая и смаргивая слезы, я пишу в ответ.

Одно жалкое предложение зараз, почти слово в слово.

– Я тоже по тебе скучаю.

И думаю о тебе постоянно.

Во сне ты приходишь ко мне, и я не хочу просыпаться.

Ты солгал мне, но и я солгала тебе.

Потому что мне было неловко.

И точно так же стыдно.

Может быть, когда-нибудь я расскажу тебе об этом.

Жду ответа, и от частого дыхания болит в груди.

Что если он не ответит? Может, он пьян? Может быть… боже, да может, он просто под кайфом и пытается обманом заставить вернуться?

Может быть, я просто хочу обмануться? Хочу вернуться к нему. Я так сильно скучаю. Он мне нужен.

Но нужна ли я ему?

Телефон опять гудит, я смотрю на экран, и сердце застревает в горле.

– Расскажи прямо сейчас.

Потребуется все время мира, чтобы написать ему об этом.

Но раньше, чем успеваю ответить, я получаю еще одно сообщение:

– Приходи. Хочу тебя увидеть.

Смогу ли я? Достанет ли мне храбрости? Не знаю. Я хочу увидеть его. Я отчаянно хочу посмотреть на него, почувствовать запах, ощутить, как его руки обнимают меня и сжимают крепко-крепко.

– Пожалуйста, Челс. Мне нужно увидеть тебя.

Ты так нужна мне.

Последнее сообщение развеивает последние сомнения.

Я жду на улице, стоя рядом с машиной, и в тысячный раз желаю предложить приехать и забрать ее. Вероятно, она отвергнет предложение. Не хочу давить, но я никак не ожидал, что она вообще ответит на мои сообщения.

Но она ответила. Моими же словами, но за ними стояли ее собственные переживания. Секреты, которые она хранила от меня. Я хочу все услышать.

Мне нужно это.

Мне нужно увидеть ее.

Во дворе ко мне подходят девчонки, одна за другой, они все спрашивают, не нужно ли мне чего: может быть, я хочу попить, или перекусить, или отвести их к себе, и они смогут оказать мне помощь иного рода. Здесь так много девчонок, готовых замутить с футболистами, а потом хвастаться подругам, что они подцепили одного из них. Не хочу иметь дело с фанатками и девицами, которые думают лишь о сексе.

Раньше я и сам был таким, мне ничего не было нужно – только секс. Неважно, с кем и где, я был счастлив просто перепихнуться.

Но я больше не тот парень. Мне нужна моя милая, умная девочка. Мне нужна Челси.

Вынимая телефон из кармана, я проверяю, нет ли от нее сообщения, но его нет. Мысли ясные, слабый морок от травки исчез. Я сосредоточен. Предельно собран.

Она где-то близко. Я ощущаю ее незримое присутствие и когда поднимаю взгляд, то вижу, как она идет по улице прямо ко мне. Волосы собраны в небрежный пучок, ни намека на макияж, одета в толстовку, купленную мной еще тогда, на матче с Дрю, и черные легинсы, в которых ноги выглядят неправдоподобно длинными.

Ничего прекрасней я в жизни не видел.

– Привет. – Она останавливается прямо передо мной, руки спрятаны в кармане на передней планке, выражение лица настороженное, но глаза… в них светится надежда.

– Привет. – Мне так сильно хочется прикоснуться к ней, что даже больно. – Ты… ты пришла пешком?

Она пожимает плечами.

– В последнее время со мной случилось столько разной фигни, что я решила добавить немного остроты к общему потоку ощущений и пройтись. Может ли быть еще хуже?

Проклятье. Обычно она не говорит так. Она позитивна во всех смыслах.

– Что происходит, Челс? – Я уступаю своему желанию, протягиваю руку и заправляю выбившуюся прядь за ухо, поглаживая его указательным пальцем.

Она всхлипывает и закрывает глаза, мягко выдыхая.

– Ты под кайфом?

– Что? Нет. – Черт. Мне нужно сказать правду. – Недавно я один раз затянулся. Уэйд поймал меня. И я остановился.