Что касается меня, то я почему-то пугаюсь его необозримого за один присест тела. Мне кажется, что в его сомкнутом кулаке свободно поместится моя голова целиком. Представляете, что он может со мной сделать, если я его рассержу? А если не рассержу, а наоборот… то есть, если дело дойдет до… ну вы понимаете… то от меня вообще один костяной лом останется. Я ему не Лира. Я вешу всего пятьдесят восемь килограммов при росте метр шестьдесят. Супруг Филипп называл меня суповым набором и умолял хоть немного поправиться. Я старалась, но безуспешно. Видимо, у меня такая конституция, против которой не попрешь. Сколько я ни ела пирожных, которые обожаю, и жирных продуктов, которые ненавижу, я так и не прибавила ни одного желаемого грамма.

Но со своих счетов я Слона все-таки не сбрасываю, потому что, во-первых, он умный, что в мужчине очень импонирует, во-вторых, его глаза все-таки кроткие, что говорит о сюрреалистичности фантазий на предмет моей головы и его кулака, а в-третьих, не так уж много мужчин оказывают мне такие явные знаки внимания. Если честно, то всего один Слон.

В данный момент, загородившись от начальницы компьютером, я как раз перебираю остальных кандидатов на мою руку и сердце, которые еще даже и не догадываются, что таковыми являются. Вообще-то мне надо вносить изменения в сдаточный чертеж вала ротора турбогенератора, но я думаю, турбогенератор еще как-нибудь перекантуется без своего ротора. В конце концов, если я не налажу свою личную жизнь, то буду без конца отвлекаться и ротор вообще никогда не поспеет. К тому же через пятнадцать минут рабочий день все равно уже закончится.

Четверо с половиной мужчин для одной женщины – это вообще-то перебор. Надо выбрать одного, хотя… можно опробовать их по очереди. Вроде как продегустировать. Но в этом случае важно, чтобы они не догадывались, что являются испытуемыми образцами.

Я вам сейчас расскажу про эти образцы. По порядку. Приготовьтесь.

Образец № 1.

Первый номер я присвоила Валерию Георгиевичу Беспрозванных. Фамилия, конечно, та еще… Но в случае брака, если до него дойдет, всегда можно оставить себе фамилию Филиппа – Савельева. Настоящая качественная отечественная фамилия, просто классика. А то еще можно вернуть себе девичью фамилию – Шаленина. В ней, по-моему, даже слышится что-то дворянское. Впрочем, я, как всегда, отвлекаюсь от основного.

Итак, Валерий Георгиевич. Любая другая женщина отвергла бы его сразу как бесперспективного. Во-первых, он дожил холостяком до тридцати девяти лет, что настораживает. Во-вторых, он ходит все время в одних и тех же брюках, которые наша сослуживица Надя Модзалевская называет отрыжкой красных революционных шаровар героя известного художественного фильма. Брюки – кирпичного цвета, мятые-перемятые и заношенные – очень напоминают то, что думает о них Надя Модзалевская. Сверху, на довольно-таки широкие плечи, Валерий Георгиевич надевает столь же замордованный временем и невзгодами черный свитер, видавший такие виды, что даже Надя отказалась как-нибудь его охарактеризовать.

Любую женщину все это могло бы оттолкнуть сразу и бесповоротно (да и отталкивало, наверное, раз он дожил до такого почтенного возраста холостяком), но только не меня. Вы спросите почему? Охотно отвечу! Потому что для мужчины светлый низ и темный верх – это всегда стильно. Светлый низ и темный верх – это пик того, что могут позволить себе мужчины, которые сплошь и рядом рядятся во все черное сверху донизу. А у Беспрозванных не просто светлый низ. Он у него еще и кирпичного цвета, который при желании всегда можно именовать терракотовым. В свете вышеизложенного становится ясным, что Валерий Георгиевич, во-первых, способен к эпатажу, а во-вторых, готов идти против течения, что мне очень нравится в людях.

Я, например, хотя мне уже тридцать пять лет, до сих пор ношу короткие юбки, что приводит в раздражение мою начальницу – кандидата технических наук Юлию Владимировну, хотя в общем-то она тетка очень неплохая. В прошлом году она «разменяла полтинник», но на пятьдесят не выглядит. В самые тяжелые дни – на сорок пять, но чаще всего – на сорок Она очень элегантна: носит строгие темные костюмы, светлые блузки и очень длинные жемчужные ногти. Лицо у нее тоже классическое, как и костюмы: с прямым носом, узкими губами в цвет ногтей и серыми бесстрастными глазами, которые следят за порядком в бюро из-за модных узких очков в тонкой темной оправе. Юлия Владимировна очень удачно замужем за доктором наук и профессором одного из питерских вузов. Злые языки утверждают, что муж и написал ей кандидатскую.

Может, и написал чего, если у него было на это время. Муж и должен помогать своей жене. Мы с Надей всегда восхищаемся нашей начальницей и всегда встаем на ее защиту. На службе рядом с Юлией мужа нет, но она всегда удачно и быстро решает производственные вопросы, ведет переговоры, пишет научные статьи и прикрывает своих подчиненных от злых сил, если что. Мы уверены, что она далеко пойдет и, несмотря на свой «полтинник», еще горы своротит. Возможно, напишет и докторскую. Хоть бы и с помощью мужа. Мы ее за это не осудим.

Разумеется, что при таком внешнем и внутреннем совершенстве Юлии Владимировне не могут нравиться мои люмпенизированные юбки. Чтобы она на меня не злилась, я чаще ношу кожаные брюки в обтяжку. Почему-то на них она не так болезненно реагирует. А на счет коротких юбок я ей всегда говорю… Впрочем, я, кажется, опять отвлеклась… Вернемся к Валерию Георгиевичу Беспрозванных.

У Валерия Георгиевича очень неплохое лицо, без особых изысков, но и без изъянов. Простое русское лицо. И никакого намека на разжижение волос и, кстати, на перхоть, которую я ненавижу. Мне легче простить мужчине отрыжку революционных шаровар, чем усыпанные пеплом плечи. Никакой тяги к посещению парикмахерских Валерий Георгиевич не испытывает. У меня такое впечатление, что, когда приходит время, он просто отрезает отросшие пряди кухонным ножом или обоюдоострым кавказским кинжалом, который, возможно, хранится где-нибудь у него дома. В общем, на голове Беспрозванных царит вечный беспорядок. Его всегда можно назвать художественным, потому что волосы слегка вьются на концах и иногда тонкими змейками вылезают на лоб или на щеку.

На женщин Валерий Георгиевич принципиально не смотрит, что тоже хорошо. Глазеть по сторонам мужчине незачем: мало ли чего привлекательного там, на стороне, он может обнаружить.

Ну вот все положительные качества Беспрозванных я перечислила. Приходится переходить к отрицательным. Как ни прискорбно, они у него тоже есть. Во-первых, он все время бухтит: все-то ему не так, никто не хочет нормально работать… Я отношу это к его личной неустроенности, которая может быть преодолена, что автоматически приведет к искоренению бухтежа.

Во-вторых, Валерий Георгиевич отягощен многочисленными, болезненными и не приспособленными к жизни родственниками, которых он постоянно куда-нибудь устраивает и которым постоянно одалживает деньги. Вот это почти не поддается искоренению. Если родственники уже столько лет беззастенчиво пьют кровь Беспрозванных и тянут из него жилы, то их можно только сжечь напалмом, которого у меня нет.

И наконец, в-третьих, мне не нравится имя Валерий и все его производные. Вот скажите, как называть человека с таким именем в интимные минуты? Не Валерочкой же и тем паче не Валериком! Тем более что при произнесении этого имени у меня язык все время соскакивает с «л» на «р», так что впору записываться в логопедическую группу при соседней средней школе.

С мужскими именами мне вообще никогда не везло. Вот взять Филиппа. Ничего себе имечко! Особенно безобразны два «п» на конце! И как мне было его звать в быту? Филей? В этом имени слышится что-то до того посконно-сермяжное, что сразу вспоминается толстовский Филиппок и хочется пойти босиком в народ. Филом? Это все равно, что Чипом и Дейлом! Так вот и мучилась с двумя «п» на конце.

Вы скажете, что я опять отвлеклась от Беспрозванных, и будете не правы. Хотя вообще-то о Валерии Георгиевиче я уже все рассказала. Кстати, представьте: он и сейчас бухтит. Хотя на сей раз основания у него есть. Поясню. Наше паршивое техническое бюро наконец полностью укомплектовали персональными компьютерами. Вы, наверно, думали, что я вношу изменения в какую-нибудь древнюю «синьку» чертежа, сделанную способом светокопии? Ничуть не бывало! Все интеллигентно, современно и на уровне: тюкаю ноготками по «клаве» и орудую оптической мышкой.

Так вот на днях в наше паршивое техбюро приходили сетевики. Догадываетесь, что они сделали? Точно! Подключили все компьютеры к заводской сети, и я теперь запросто могу залезть в компьютер собственной моей приятельницы Альбинки, которая работает в технической библиотеке нашего завода. В другие подразделения я залезть не могу, потому что все остальные подразделения, не будь дураками, понаставили себе паролей, а я вам не хакер. А в библиотеке (даже несмотря на то, что она техническая) работают сплошь гуманитарные мыши-грызуны, вроде моей Альбинки. Где им поставить пароль, если слово «компьютер» они с коллектором путают. Словом, про Альбинку я вам расскажу позже, потому что она того стоит. А сейчас все-таки о Беспрозванных и о компьютерной сети.

Пока мы не были в заводской сети, компьютерная сеть нашего паршивого технического бюро работала быстро и без перебоев. Например, сделала я изменения в чертеже и, не сходя со стула, – раз – и передаю его на проверку ведущему инженеру Володьке Бондареву, а он, тоже ни с чего не сходя, – раз – и на подпись Юлии. А с тех пор, как мы вляпались в общую сеть, – все! Чтобы с моего компьютера с монитором «Flatron», единственно плоским в мире (так было написано на коробке), передать чертеж ведущему инженеру, надо затратить минут сорок. Ну и кому нужны такие новые технологии? Когда не было компьютеров вообще, я свою «синьку» перебрасывала ему на соседний стол за полсекунды!

Исходя из этого, вы должны понять, что сегодня Беспрозванных бухтел справедливо. Его чертеж, который он послал с соседнюю комнату (то есть, извините, в соседний офис) в конце прошлого рабочего дня, так и не пришел даже к обеду сегодняшнего. Беспрозванных уже обсудил все узлы чертежа с соседями по офисам на пальцах и на желтеньких липких бумажках для заметок, которые называются стакерами, когда чертеж наконец соизволил явиться адресату, но… в другом формате и с потерянной в сетевых анналах спецификацией. Тут бы и не только Беспрозванных разбухтелся.

Я ему прямо так и сказала за шкафом, где у нас устроено нечто вроде «еврогардероба» для сотрудников:

– Я с вами, Валерий Георгиевич, полностью солидарна! Работать в обстановке потерянных спецификаций совершено невозможно!

Беспрозванных доверчиво подался ко мне всей своей широкой грудью в черном заношенном свитере и даже шепотом пожаловался на начальницу:

– Я, главное, ей говорю, давайте напишем сетевикам бумагу, что после того, как они нам «облегчили» работу, хочется вернуться в каменный век и снова начать высекать спецификации на скалах.

– А она? – преувеличенно заинтересованно спросила я.

– А что она! – Беспрозванных сатанински хохотнул за нашим шкафом и на всякий случай выглянул из-за него в офис, то есть в наше паршивое техническое бюро. Юлия Владимировна кокетничала с электриком Юрием, который пришел привинтить к ее начальнической части стены навороченную гелиевую лампу, и внимания на нас с Валерием Георгиевичем не обращала. – Вы, Наталья Львовна, только на нее гляньте! Она пока не обвешает свое рабочее место всякими новыми прибамбасами, ни за что о сотрудниках не побеспокоится!

– Совершенно с вами согласна! – сказала я и подала Беспрозванных куртку, в рукава которой он тут же профессионально просунул руки. Чтобы не потерять его в тот самый момент, когда мы почти уже подружились, свой плащик я вынуждена была надевать на ходу.

– У меня есть к вам деловое предложение! – прокричала я ему в спину. – И именно по поводу компьютерной сети!

Беспрозванных так резко обернулся, что мы столкнулись с ним почти лоб в лоб, и я вдруг увидела: у него очень выразительного цвета глаза – эдакового черносмородинового. И почему я раньше этого не замечала?

– Ну?! – только и сказал Валерий Георгиевич, выстрелив дуплетом мне прямо в сердце своими черными смородинами.

– Давайте не станем полагаться на судьбу и Юлию Владимировну с ее гелиевой лампой, а напишем письмо сетевикам сами! – выпалила я одним духом.

– И что?

– А она подпишет.

– А она подпишет?

– А куда ей деваться? Работать-то невозможно! А тут на столе уже готовенькое письмо – только неси!

– А кто понесет?

Я сначала хотела сказать, что могу отнести сама, а потом, интимно улыбнувшись, предложила:

– А отнести мы можем с вами вместе, поскольку это наша общая идея, не так ли?

На лице Беспрозванных отразилась тяжелая работа мысли.

– Может ведь… и кто-нибудь один отнести… – в конце концов, родилось в его растревоженном мозгу.