Она действительно была благодарна завучу. В материальном плане дела Светланы немного поправились. К некоторому облегчению, мама устроилась на работу. Уборщицей в небольшой офис пошла. В другие места по возрасту не брали. Полная обеспеченность, конечно, не наступила. Зато не приходилось тратить время перед прилавками магазинов и витринами рыночных ларьков, обдумывая: брать вот те сосиски, вот эту рыбу, фарш или без них нужно обойтись, чтобы денег до следующей зарплаты хватило. Могла теперь Светлана позволить себе одежду подороже, обувь покачественней. Преподаватель английского языка принадлежит к педагогической школьной элите. Одеваться должен соответственно. Пусть с барахолки, но так, чтобы никто не догадывался.

Время утекало, словно вода сквозь пальцы, за кучей забот летело незаметно. То нужно сделать и то, и вот это. Некогда остановиться, подумать о себе самой, о личной неустроенной жизни. Оно и к лучшему. В свободное время требовалось отдохнуть насколько возможно, а не тосковать о бездарно пролетающих днях, в которых нет любви, своего дома, друзья подолгу пропадают, не вспоминая о тебе месяцами, и кроме родителей ты, по большому счёту, никому не нужна.

Тосковать Светлана не желала, гнала от себя печальные мысли. В душе холила и лелеяла гордость. В самом деле, почему бы не гордиться собой? Всегда подтянутая, аккуратная, вежливая, работу выполняет хорошо, качественно, ничего никогда не забывая, зарабатывает на содержание семьи свои трудом. Особенно гордилась Светлана тем, что всё успевает. Многие ли способны? Аркадий Сергеевич подшучивал иногда, дескать, в “синий чулок” дочь скоро превратится. Светлана не обижалась, поскольку ничего страшного в “синих чулках” не наблюдала. Если родители начинали озвучивать переживания о нескладной судьбе дочки, отмахивалась. Судьба как судьба, как десятки тысяч других таких же судеб.

Только в юности человеку кажется, что именно он совершенно уникален, что именно ему предстоит совершить нечто необыкновенное - мировое открытие, например, спасение человечества, высокий подвиг, - или же разбогатеть несусветно, или каким-то другим способом непременно прославиться, по крайней мере, жить интересно, значительно. Взрослея, ныряя с головой в реальную жизнь, теряешь иллюзии по поводу собственной исключительности. В результате кто-то ломается душевно, озлобляясь на мир и людей, кто-то пускается во все тяжкие, кто-то кичится обыкновенностью. Есть и такие, которые не задумываются. Светлана задумывалась. Однако переход от юношеского эгоцентризма к трезвым взглядам взрослого человека совершился в ней плавно и незаметно. Просто однажды она поймала себя на мысли, что не ждёт впереди чудес, грандиозных праздников, неординарных событий, что научилась искренно радоваться малому, и в радости малому есть истинная глубокая прелесть. Выходя утром из дома, она останавливалась и оглядывалась вокруг. Соседние дома, спешащие по делам люди, деревья, смотря по сезону, голые или одетые листвой, кошки и бродячие собаки у подъездов, голуби на карнизах, неяркое утреннее солнце или серая пелена неба - всё казалось чистым, вымытым до прозрачности. Линии чёткие, цвета пастельные. И, как будто впервые видя этот мир, Светлана радовалась ему. Улыбалась и домам, и людям, и солнцу, если конечно, день обещал быть солнечным. Радовалась, подходя к школе, когда приходилось всё чаще отвечать на приветствия. Радовалась хорошо прошедшему уроку, радовалась, когда негодник Иванов или пакостник Сидоров делали то, что от них требовалось. О, какое удовольствие можно было получить от вымечтанной книги, нечасто покупаемого пирожного, любимого старого фильма, вдруг показанного по телевидению. Увы, праздники почему-то перестали приносить былой восторг. Светлана радовалась им. Радовалась, как дополнительным выходным. Можно поспать подольше, поваляться в ванне с горячей водой и подаренной учениками на 8-е марта ароматной пеной, посмотреть телевизор. Забыв о конспектах к урокам и репетиторстве, о суете будней, о долге и обязанностях. Маленький кусочек свободы.


*


Замечательно, что именно в тот бесцветный период произошла у Светланы очередная судьбоносная встреча. Из тех, которые переворачивают жизнь и заставляют взглянуть на окружающее по-новому.

По странной прихоти судьбы происходят особые встречи, когда их давно перестаёшь ждать. Несут они с собой совсем не то, чего бы хотелось и чего ожидалось в глубине души, но удивительным образом расставляют в твоей жизни всё по своим местам. Иной раз особая встреча подобна грому с ясного неба, иной раз проходит спокойно и обыденно. Так обыденно, что её судьбоносность предугадать невозможно. Выходишь себе на работу из отпуска и застаёшь в учительской жужжащий рой радостно взволнованных коллег. Обсуждение полным ходом. Вопросы, вопросы.

- А как зовут?

- Женат?

- Какой предмет вести будет?

- Красивый?

- Где же его Лёва раздобыл?

И становится ясно, что пришёл к ним на работу новый учитель. Мужчина. Словесник. Не молод и не стар. Одинок. Говорят, недурён собой. Раньше, чем на педсовете, не увидишь.

Светлана смотрела на происходящую ревизию косметичек, на подтягивание и поправление деталей одежды, на толкотню у небольшого зеркала, висящего в уголке учительской, и вздыхала. Грустная, конечно, картина. Не извечным женским стремлением понравиться мужчине, пусть пока никому из училок неведомому. Вдруг он урод? Или подлец? Неустроенностью жизни многих преподавателей грустная. У половины мужей нет. Вообще мужчины. Пусть плохонького, пусть приходящего. А коллектив женский. Учителя труда и физкультуры не в счёт. Староваты оба, обабились среди пятидесяти женщин за много лет. Духа в них нет того, заставляющего женщину подтянуться, выпрямить спину, проплыть мимо, осознавая себя прекрасной, манящей, таинственной. При трудовике и физкультурнике, помнится, не раз женщины показывали друг другу купленное на распродаже дешёвое нижнее бельё. Чего стесняться? Из этих двоих даже одного мужика не выкроишь. Бывало, у них совета спрашивали, мнением интересовались. Трудовик с физруком тоже стесняться отвыкли. Почему бы и не поучаствовать? Стыдиться-то некого, все свои. Разве только в присутствии Танечки Шергуновой краснели, да, пожалуй, Светланы. Потому и грустно было Светлане переполох в учительской наблюдать. Уйма предвкушения и, вероятно, робких надежд у обделённых судьбой. А с другой стороны, появление нового представителя сильного пола вовсе не помешает, встряхнёт коллектив на время. И то хлеб - в небогатом на события существовании.

На традиционный августовский педсовет в тот раз никто не опоздал, даже самые отъявленные любительницы. Раньше положенного собрались. Все красивые, весёлые. Головами по сторонам вертели. Нового словесника пытались высмотреть в пустых коридорах и рекреациях. Хоть бы тень мелькнула. Ничего. Прятал Лев Яковлевич нового словесника, сюрприз подчинённым хотел сделать. Так хорошо прятал, что Люська озадачила собравшихся вопросом:

- А может, никакого новенького? Слухи одни пустые?

Коллеги толпой стояли возле кабинета, где должен был проходить педсовет. Но заходить туда ни одна не торопилась. Посмеивались, перебрасывались шутками, делая вид, что вопрос Панкратовой не расслышали, потому как новеньким вовсе не интересуются. Одна Галина Ивановна отозвалась:

- Почему пустые слухи? Я его лично видела, когда он устраиваться приходил.

И постаралась тут же предотвратить лавину вопросов, готовую обрушиться на неё в любой момент.

- Сейчас сами увидите. Заходите в кабинет, не тяните время.

Сказала она это сухо, строго. Прищурившись, осмотрела собравшихся предупреждающе-суровым взором. Не то что вопрос задать, пошутить никто не решился. Умела завуч дисциплину поддерживать. Не только среди учеников.

Перешучиваясь практически шёпотом, женщины потянулись в кабинет, стараясь захватить места поудобней, там, где отлично видно и слышно, а ты сам в глаза не слишком бросаешься.

Панкратова тем временем задержалась, потянув Галину Ивановну за пояс юбки. Вместе с ними невольно притормозила и Светлана. И перепугалась немного, услышав за спиной Люськин хрипловатый голос:

- Ты чего это, Галька, вырядилась сегодня? Тоже в конкурсе красоты участвуешь? Глазки, я смотрю, накрасила, чёлку начесала.

Светлана автоматически обернулась, обозрела внешний вид завуча и хмыкнула мысленно. Надо же, не услышь Панкратову, внимания не обратила бы. Действительно, Хмура выглядела эффектней обычного. Более женственной, что ли?

- Для меня августовский педсовет всегда праздник, Людмила Семёновна, - ледяным тоном парировала завуч и, не удержавшись, чисто по-женски подпустила маленькую шпильку. - Для вас, полагаю, тоже сегодня праздник?

Уже входя в кабинет, Светлана краем уха уловила жаркий шёпот Люськи:

- Галька! Совесть имей! У тебя семья замечательная. Муж любящий, два пацана. У тебя вообще всё прекрасно. Какого чёрта тебе ещё надо? Дай шанс остальным.

- Тебе, прежде всего? - недоброжелательно поинтересовалась Хмура. - Вот уж не знала, что ты страдаешь от недостатка мужского внимания.

- Кроме меня здесь и других одиночек полно, - огрызнулась Люська. Она продолжала сердито выговаривать Галине Ивановне. Светлана уже не слышала, вошла в кабинет, выискивая глазами место подальше, на “галёрке”. Одно хорошее место к её облегчению нашлось. В самом углу. И она поторопилась его занять. А потом, дожидаясь начала педсовета, ни с кем не разговаривала. Переписывала взятое накануне у Панкратовой поурочное методическое планирование. Зачем тратить на это свободное время, когда на педсовете делать особо нечего? По традиции заседание длится часа два-три. Полезной же информации на пятнадцать минут, максимум на полчаса. Светлана, привыкшая расписывать свой день чуть не по минутам, частенько подобным образом экономила время.

Когда в кабинет торопливо вбежал Лев Яковлевич, отдуваясь и шумно пыхтя, словно тащил за собой не человека, а тяжело гружёную баржу на прицепе, Светлана не заметила. Но вдруг сообразила: как-то сразу и резко установилась нездоровая тишина. Подняла голову от тетрадок.

Новенький был хорош собой. Не красив, а именно хорош. Оттого мгновенно замолчал педколлектив, ошеломлённый поразительным явлением. Женщины потрясённо разглядывали нового коллегу и не особо верили своим глазам. Мужчина лет тридцати пяти - сорока, с пушистыми, зачёсанными назад русыми волосами, с ясными серыми глазами под непозволительно длинными чёрными ресницами. Нежный румянец окрашивал хорошо вычерченные скулы. Прямой аккуратный нос. Тщательно ухоженные, чуть закрученные на кончиках усы. Довольно волевой подбородок. Нечто необъяснимо старинное, дореволюционное проглядывало в облике новенького. Не сильно проглядывало. Так, чуть-чуть, лёгким намёком. “Как с прабабушкиных фотографий”, - позже высказалась Люська, подводя итог кулуарным обсуждениям. Это позже. А тогда Светлана подумала, что новенькому сюртука не хватает или офицерского мундира с эполетами. Да, скорее, офицерского мундира. Светлана не меньше остальных была заворожена картиной мужской привлекательности. Рост, ширина плеч, фигура - всё удивительно точно, хорошо и в меру. Природа, любительница конвейерной штамповки, явно лепила нового словесника по индивидуальному образцу.

Лев Яковлевич, сполна насладившись впечатлением от преподнесённого своим девочкам “сюрприза”, откашлявшись, начал:

- Позвольте, милые дамы, представить вам вашего нового сослуживца. Дубов Павел Николаевич. Будет вести русский язык и литературу в старших классах.

Светлана вытянула шею, пытаясь отследить реакцию Хмуры, которая вела в старших классах упомянутые предметы. Галина Ивановна спокойно и доброжелательно улыбалась. Должно быть, вопрос согласовали заранее, для завуча сообщение директора обидной неожиданностью не являлось. Однако, столь интересный мужчина, да ещё и филолог, да ещё и школьный учитель. Усматривалось в этом что-то неестественное, неправильное, противоречащее опыту Светланы и наблюдениям её коллег. Словно отвечая на её мысли, Люська громыхнула:

- Ну, такой у нас долго не задержится.

Само собой, похожие мысли посетили многие головы. Люська только озвучила. Лев Яковлевич скривился.

- Вы редко ошибаетесь, Людмила Семёновна. Но я очень надеюсь, что на сей раз промахнулись. Проходите, Павел Николаевич, присаживайтесь. И давайте уже начнём педсовет.

Дубов примостился за одной из первых парт, на педсоветах и планёрках обычно пустовавших. Светлана хорошо видела его аккуратно стриженый затылок, ухо и часть щеки. Она забыла о поурочном планировании, о полезной информации, всегда поступавшей в первый час педсовета. Непонятная задумчивость напала. Рассматривала светло-серый джемпер, ослепительно белый воротничок рубашки Павла Николаевича, русые прядки на затылке. Странные мысли приходили ей в голову, сменяясь другими, такими же странными и рассеянными. Почему он в джемпере? Галстук, вроде, был. Или нет? Был, синий, в косую полосочку. Всё равно, в строгом костюме значительно лучше. А может, у него нет строгого костюма. Или он не захотел выглядеть слишком официально. Он, конечно, очень интересен, но в костюме, наверное, совершенно неотразим. Только фамилия подкачала. Ду-бов. Ну, что такое Дубов? Коротко, тяжело, грубо. Малькова когда-то утверждала, будто имя воздействует на своего носителя, привносит определённые черты и качества в характер. Бред, разумеется. А вдруг? Вдруг и фамилия отражается на человеке? Ду-бов. Нечто тупое, упёртое, непробиваемое. С другой стороны - крепкое, качественное, надёжное. Или всё-таки тупое? В самом деле, не может такого быть, чтобы один человек был хорош кругом. Совершенство недостижимо. Глуп, вероятно. Или урод моральный.