— Ты ведь не собиралась скрыться, не попрощавшись с добрым стариной Маркусом, а, милашка? — пропыхтел управляющий, все сильнее возбуждаясь от прикосновения к ее молодому, горячему телу.

От Маркуса так разило потом и перегаром, что Аметист едва не стошнило.

— Свинья вонючая, отпусти меня сию же минуту! Найди себе женщину, которой понравятся твои приставания, и лапай ее сколько влезет! Хотя вряд ли на тебя хоть кто-то позарится!

— Ах, принцессочка, тебе что, не по нраву простой работяга? — разъяренно прорычал Маркус. — Ну конечно, мы все больше крутим хвостом перед контрабандистами да ворами!

— Меня от тебя тошнит, — простонала Аметист, — бу-гуйяга!

Добавленное напоследок местное ругательство так оскорбило Маркуса Петерса, что он вдруг отпустил свою жертву и замахнулся, собираясь ударить ее по лицу.

— Только попробуй, Маркус, и ты сильно об этом пожалеешь! — вдруг раздалось совсем близко от тропинки. Оба противника в замешательстве обернулись и увидели мистера Уильяма Шеридана-младшсго, соскочившего с коня и торопливо направлявшегося к ним.

— Это все она, чертова сучка! — нисколько не смутился Маркус. — Только и знает, что крутит передо мной своей задницей так и этак, дразнит меня, чтобы я…

— Это неправда! — выдохнула потрясенная такой наглостью Аметист.

— …чтобы я на нее запал, а как добьется своего, начинает ломать из себя недотрогу… Фу-ты ну-ты… сама напросилась!

— Довольно! — Судя по тому, как побагровело лицо Уильяма, он вот-вот готов был взорваться. — Убирайся отсюда подобру-поздорову! Лучше займись делом и оставь в покое мисс Грир!

— Дак она ж сама этого хотела…

— Пошел вон! — рявкнул юноша и угрожающе шагнул вперед.

Маркус, не на шутку испуганный этой неистовой вспышкой, громко крякнул, вернулся да и был таков.

Аметист все еще дрожала от обиды, испуганно глядя ему вслед. Ей каким-то чудом удалось не выронить ни котелок, ни корзинку, однако ее внимание привлекло содержимое яиц, сочившееся через плетеное днище. Трясущимися руками девушка опустила корзинку на землю и откинула крышку.

— Он их разбил… они все треснули!

Ее горестный возглас внезапно превратился в громкие, безутешные рыдания — наступила неизбежная реакция на вероломную атаку мерзавца Маркуса. Обратив на Уильяма залитое слезами лицо, Аметист без конца повторяла:

— Он соврал, соврал… Ужасный негодяй! Я вовсе не пыталась…

Она и сама не заметила, как оказалась в ласковых, мягких объятиях и спрятала лицо на груди у молодого человека, гладившего ее по голове и утешавшего сочувственным шепотом:

— Тебе не надо оправдываться, Аметист! Это действительно жуткий тип… а ты всего лишь дитя, — добавил он, очарованный колдовским взглядом фиалковых глаз.

— Я не дитя! — Девушка сердито насупилась, и Уильям едва заметно улыбнулся одними уголками губ.

— Сколько тебе лет, Аметист?

— Я могу понять, что вы принимаете меня за ребенка из-за этих слез, но он так меня напугал… — Она громко всхлипнула, высвободилась из его рук и совсем по-детски вытерла рукавом слезы. — Но я уже пришла в себя и успокоилась, вот только… — Ее взгляд невольно остановился на корзинке с разбитыми яйцами.

Уильям осторожно обнял Аметист за плечи и как можно беззаботнее произнес:

— Поскольку они разбиты по вине нашего управляющего, нам придется их заменить! Идем!

Он увлек очаровательную гостью к поварне, отметив про себя, что бедняжка все еще дрожит от страха, хотя и старается держаться независимо.

— Ты так и не ответила на мой вопрос, Аметист. Сколько тебе лет?

— Четырнадцать. А вам?

Очарованный этой простотой, Уильям громко рассмеялся и с ласковой улыбкой посмотрел ей в лицо.

— О, мне уже исполнился двадцать один — намного больше, чем тебе!

— Но это еще не значит, что меня следует считать ребенком! — упрямо напомнила Аметист.

Вспыхнувшее в фиалковых глазах пламя удержало юношу от дальнейших попыток спорить на эту тему.

— Пожалуй что так, — согласился он, внезапно становясь серьезным.

Узнав о причине их возвращения, Делси громко высказала все, что думает по поводу Маркуса, и мигом заменила разбитые яйца, после чего Уильям проводил гостью до дороги.

— Спасибо, мистер Шеридан, — с чувством произнесла Аметист. — А теперь мне нужно спешить домой — мама слишком волнуется, когда я задерживаюсь.

— Поскольку на протяжении целого получаса я называл тебя по имени и ты не возражала — пожалуйста, окажи мне честь и зови меня Уильямом! Теперь мы будем друзьями, не так ли?

Алые губки слегка раздвинулись в легкой улыбке, и уже в который раз за этот день у юноши захватило дух при виде этой чистой, непорочной красоты.

— Что ж, пожалуй, мы действительно подружились… Уильям. Ну, мне пора прощаться!

Не в силах расстаться с ней после столь короткой встречи, Уильям вдруг поймал Аметист за руку и в ответ на недоуменный взгляд кивнул в сторону своего коня:

— Садись в седло, я отвезу тебя домой!

— Ох нет, только не это! Я и так отняла у тебя все утро, Уильям!

— А мой управляющий вынудил тебя задержаться в поместье дольше обычного. Баш на баш, Аметист!

Его улыбка ободрила девушку настолько, что в ней мигом проснулась тяга к приключениям и она без разговоров позволила поднять себя на конский круп.

— Обними меня за пояс! — приказал Уильям. Почувствовав на талии ее тонкие ручки, он довольно улыбнулся и воскликнул: — Ну, теперь держись! Поехали!

Когда конь легкой рысью вынес их с тропинки на дорогу, Аметист робко прижалась щекой к спине своего нового друга, вдыхая свежий запах дорогого мыла и солнца, исходивший от его рубашки. И тут она невольно хихикнула, а затем рассмеялась:

— Ох, Уильям! Как же здорово вот так скакать!

Глава 4

1781 год

По широкой улице, ведущей к Кингстонской гавани, рука об руку шагали две женщины. Несмотря на поразительное внешнее сходство, они выглядели совсем по-разному. Ни та ни другая не могли похвастаться высоким ростом, однако их фигуры отличались идеальными пропорциями и врожденным изяществом. Правда, у одной из них это изящество грозило превратиться в болезненную худобу и излишнюю хрупкость, подчеркнутую скупыми, точно рассчитанными движениями, — видимо, эта женщина давно привыкла экономить силы. Ее кожа все еще оставалась на удивление гладкой, но полное отсутствие загара, столь необычное в этих тропических широтах, наводило на мысль о бесконечных днях, которые этой женщине приходилось проводить в полумраке тесной спальни прикованной к постели по вине тяжкого недуга. Прямые темно-каштановые волосы, собранные в аккуратный узел на затылке, уже тронули редкие серебряные нити, а глубокие темные тени, особенно заметные под огромными ярко-синими глазами, являлись неоспоримым свидетельством плачевного состояния здоровья этой очаровательной дамы. При взгляде на нее невольно вспоминался некий экзотический цветок, уже миновавший стадию полного расцвета и обреченный на скорый конец.

Тем разительнее был контраст описанной внешности с живостью и энергией, исходившими от ее юной спутницы. Внимательный наблюдатель моментально уловил бы, что имеет дело не с женщиной, а с совсем юной девушкой — такой невинной красотой дышал ее облик и свободная, летящая походка. Ею можно было любоваться без конца: и сверкающим водопадом черных как ночь вьющихся локонов, свободно рассыпавшихся по плечам, и гладкой атласной кожей, покрытой густым золотистым загаром, и веселым блеском удивительных фиалковых глаз, и доверчивой улыбкой, и милыми ямочками на нежных щечках. Продолжая сравнение с цветами, мы могли бы сказать, что этому бутону только предстояло достичь своей полной славы.

Аметист посмотрела на шагавшую рядом с ней Мэриан и украдкой вздохнула, стараясь как можно естественнее ответить на ее возбужденную улыбку. Не так уж часто ее мать чувствовала себя достаточно сильной, чтобы отправиться на прогулку в город, однако сейчас она просто сияла от счастья. На протяжении последних шести месяцев Аметист пришлось взять на себя исполнение практически всех ролей, ранее доверенных Мэриан, — и мать по праву могла гордиться тем мастерством, с которым дочь заменила ее. При этом Аметист упорно запрещала себе думать о неизбежной трагической развязке, становившейся ближе с каждым днем.

Вот и сейчас она заставила себя вернуться к размышлениям об их размолвке с Уильямом Шериданом. Девушка до сих пор недоумевала, что стало причиной вспышки ярости, охватившей молодого плантатора на прошлой неделе.

В тот день Аметист добралась до плантации на повозке, груженной очередной партией припасов, доставленных на крыльцо их дома в обычной анонимной манере. Как ни странно, но, судя по всему, именно вид этих продуктов лишил Уильяма самообладания, и он едва кивнул гостье в знак приветствия, а затем все время вел себя нарочито холодно — как будто и не было никогда дружбы, зародившейся между молодыми людьми во время их частых совместных поездок до города. Когда Аметист вышла из поварни со своим обычным грузом, Уильям позволил ей в одиночестве добраться почти до самой дороги и лишь потом появился на тропинке с какой-то странной, смущенной улыбкой.

— Так-так… Похоже, тебя опять навестил твой контрабандист? Этот малый не жалеет на тебя ни времени, ни денег, не так ли?

Аметист была захвачена врасплох его издевательским тоном и двусмысленными намеками, поэтому не сразу собралась с мыслями.

— Капитан Стрейт заботится не обо мне, а о маме, — сдержанно напомнила она. — Я не раз говорила тебе об этом, Уильям. Мы приплыли на остров на его корабле, и за это время он успел подружиться с мамой. До меня ему нет никакого дела, а я так и вовсе терпеть его не могу!

— Ну конечно… — Уильям смерил ее подозрительным взглядом.

Аметист ничего не могла понять. Да что с ним такое стряслось? Перед ней стоял ее добрый приятель, Уильям Шеридан, — и в то же время это был словно другой человек. Куда пропала та искренняя юношеская улыбка, от которой у Аметист всегда становилось легче на душе? На этот раз его выразительные пухлые губы были упрямо сжаты, а лицо покраснело от тайного гнева.

— Уильям! Ты сегодня сам не свой!

— Просто мне кажется странным, что известный на все побережье бесстрашный капитан Стрейт не боится лишний раз рискнуть своей драгоценной шкурой ради простой «дружбы» с твоей мамашей…

— На что ты намекаешь, Уильям Шеридан? — Аметист вспыхнула, не в силах больше терпеть обиду. — Что между мамой и капитаном Стрейтом… что между ними могли быть… какие-то недостойные отношения? — Девушка страстно продолжала, не дожидаясь ответа: — Ну так знай, что ты ошибаешься! Ни мама, ни я не видели его уже больше года, так что ему не приходится ради нас «рисковать шкурой»! У него достаточно матросов, чтобы прислать продукты с кем-то из них!

— Все равно мне это не нравится, хоть ты тресни!

— Ах не нравится? — Аметист не замечала, что уже почти кричит. — Да какое тебе до этого дело! Я заключила сделку с твоим отцом, и до сих пор он был вполне доволен се условиями!

— Мне не нравятся твои шашни с этим типом!

— Ну конечно, нам с мамой гораздо приличнее было бы подохнуть с голоду, подобно множеству людей на этом острове! Да будет тебе известно, ни я, ни мама не находим в его поддержке ничего оскорбительного! Мы слишком нуждаемся в помощи, пусть даже она исходит от завзятого контрабандиста, за которого назначена награда. И твое мнение нас не волнует, так что можешь оставить его при себе. А чтобы кровь больше не ударяла тебе в голову, Уильям Шеридан, советую почаще мочить ее в холодном ручье!

— Ты слишком многое себе позволяешь, что не подобает делать приличной молодой леди! — закричал в ответ Уильям. Похоже, горячий отпор, оказанный Аметист, только подлил масла в огонь его ярости. — Тебе нужен…

— Ах вот как, теперь мы заговорили о приличиях?

— …тебе нужен покровитель, человек, способный позаботиться о том, чтобы ты ни в чем не нуждалась…

— Уильям, опомнись! Я и так ни в чем не нуждаюсь сейчас и не собираюсь нуждаться в будущем! С тех пор как не стало папы, мы с мамой научились ни от кого не зависеть. Мы сами обеспечиваем свою жизнь и, уж во всяком случае, не собираемся выслушивать чьи-то дурацкие советы! — С этими словами Аметист резко развернулась и пошла прочь, ни разу не оглянувшись на Уильяма, оставшегося стоять на тропинке с самым жалким видом.

Аметист так погрузилась в воспоминания об этой дикой и нелепой сцене, что не заметила, как нахмурилась, и тут же почувствовала на себе тревожный взгляд матери. Стараясь ободрить Мэриан ласковой улыбкой, девушка подумала о том, что мать неоднократно встречалась с Уильямом и успела проникнуться к нему искренним расположением. Не стоило огорчать ее рассказом о недавней размолвке. Она увлекла мать к торговым рядам… и тут же заметила в толпе Уильяма. Он был не один: на его руке висела костлявая белобрысая девица, не спускавшая с молодого человека влюбленных глаз и постоянно тараторившая что-то жеманным тонким голоском.