Она сидела не шевелясь, кровь отхлынула от ее лица. Он взял вилку и вновь попытался гонять еду по тарелке, но вдруг резко отбросил ее. Мэгги подскочила.

— Забудь об этом, Мэгги. Просто забудь.

Выудив из бумажника двадцатифунтовую банкноту, он бросил ее на скатерть и нетвердо двинулся с места.

— Куда ты? — упавшим голосом спросила Мэгги.

— Напиться, — ответил он. — Провести время с людьми, которые не станут меня оскорблять.

Он бросился прочь. Когда он, выскочив, исчез за дверью, она опустила взгляд на банкноту, грубо выделявшуюся на нежно-розовой скатерти, взяла ее и убрала в сумочку. Потом позвала официанта и достала чековую книжку:

— Счет, пожалуйста.

Официант подал счет и удалился. Она попыталась удержать в пальцах ручку, но рука дрожала. Она отложила ручку и одним глотком допила вино. Потом попробовала еще раз. Ей пришлось пару минут просидеть с ручкой в руках, прежде чем она смогла написать хоть что-то.

Глава 13

В субботу утром Мак приехал в назначенный час. Джулия услышала утробный рев его мотоцикла с улицы, а через несколько секунд он позвонил в дверь. Она поспешно сунула пару валявшихся на ковре носков в ящик и пошла открывать.

Он стоял в дверях и стягивал с головы шлем. Сняв его, отбросил назад волосы, поднял глаза и улыбнулся, увидев ее.

— О, значит, я не перепутал дом.

— Заходи.

Она провела его в кухню. Он обвел взглядом обстановку. Не слишком внимательно, как могло бы показаться, но она почему-то подумала, что он замечает малейшие детали. Он прошел к задней двери и выглянул в сад.

— Милое место, — отметил он. — В такие деньки ты можешь вытаскивать туда пару кресел. По-моему, это здорово.

— Это никогда не приходило мне в голову. — Она задумалась, стоя с чайником в руке, проследив за его взглядом, изучающим пересечение газонов и дорожек. — Может, если бы я предполагала, что останусь здесь надолго, стоило бы положить здесь хотя бы какую-нибудь плитку. Вот тут, у двери. Было бы действительно неплохо.

— Значит, ты не думаешь надолго здесь задержаться?

— О, я не знаю. — Она поставила чайник и потянулась к буфету за чашками. — Ты ведь не откажешься от чая, правда?

Он кивнул.

— Я хочу поступить на курсы, в Лондоне. Не знаю, возьмут меня или нет, но если да и если я точно решу, что мне это надо, — мне придется вернуться туда.

Он размышлял над ее словами, переводя взгляд с ее спины на сад и обратно.

— Так, значит, ты сама из Лондона?

— Да. Моя шляпа и черный зонтик остались там.

Она достала из коробочки два чайных пакетика и положила их в чашки.

— Странно, — проговорил он, задумчиво глядя на нее. — Никогда бы не сказал, что ты похожа на жительницу Лондона.

Да уж, подумала она, наверное, в ее джинсах и растянутом свитере, с падающими на лицо волосами, вряд ли можно сойти за лондонскую даму.

— Ну, на типичную представительницу Оксфорда я тоже не очень похожа. На самом деле я сама не знаю, кто я, собственно, сейчас и где мое место. Да и кто вообще может это знать?

— Но ты говоришь — «если решишь пойти на курсы». Ты можешь передумать? Почему?

Доставая из холодильника молоко, она помедлила с ответом. Она еще ни с кем не говорила об этом, даже с Мэгги, да и сама еще толком не разобралась в своих мыслях.

— Я могу согласиться, а могу и нет. Я еще не уверена, что это именно то, что мне нужно.

— А что за курсы?

Она взглянула на него и решила, что это лишь дежурный интерес. В этом случае ей было проще просто озвучить свои размышления:

— Преподавательские курсы по обучению взрослых. Я смогу работать в системе среднего образования, но и продолжать работу в начальных классах, надеюсь, тоже буду.

— На мой взгляд, это вполне для тебя подходит.

— Ну, понятно, почему ты так говоришь, — улыбнулась она. — Ты же знаешь меня только как преподавателя.

Он, промолчав, расстегнул свою кожаную куртку и сбросил ее с плеч.

— О, брось ее где-нибудь. Боюсь, у меня нет подходящих вешалок.

Она заметила, что надетая на нем светло-голубая джинсовая рубашка очень ему идет и выгодно подчеркивает здоровый цвет лица. Но он ведь только что слез с мотоцикла, напомнила она себе, конечно, у него и должен быть здоровый цвет лица. Она ощущала свежий запах весеннего воздуха, исходивший от его волос и одежды.

— Можно, я открою дверь? — неожиданно спросила она. — Проветрить немного.

— Конечно, если хочешь.

Она открыла замок и распахнула дверь. Влетевший в маленькую кухню ветерок принес аромат ранних гиацинтов. Откуда ни возьмись возник Блошкин-Дом и рысцой направился к ним. Мак тут же присел на корточки у двери и, протянув коту ладонь, весело поздоровался:

— Привет, Блошкин-Дом.

Кот слегка приостановился, прежде чем подойти к незнакомцу, и сделал несколько крадущихся шагов, вытягивая нос, чтобы обнюхать протянутую руку. Спустя мгновение, по всей видимости, сделав соответствующие выводы, он плюхнулся на спину и протянул лапы кверху.

— Он хочет, чтобы ему почесали пузо, — объяснила Джулия, снисходительно наблюдая за разворачивающейся сценой. — Но осторожнее, он, конечно, милый и пушистый, но когти у него — дай боже.

Мак тихо рассмеялся:

— Не переживай, я привык к царапинам. Элизабет — дама с характером. Она может быть совершенной душкой, а через минуту делает вид, что знать меня не желает. У моей бабушки была специфическая фразочка на такие случаи — «уйди от меня поближе».

«Уйди от меня поближе», — повторила про себя Джулия.

— Похоже, твоя бабушка была интересной женщиной.

— Это точно. У нее был ворох таких фразочек. Еще одну я всегда вспоминаю, хотя она несколько более прямолинейна. — Он неожиданно поднялся, напомнив Джулии, какой он высокий, даже выше Роба, и серьезно посмотрел на нее. У нее возникло неопределенное предчувствие, что сейчас, похоже, ей начнут что-нибудь советовать. Она отвернулась, чтобы заняться чайником.

— Ну, и какая?

— «Только прошлый успех может быть гарантированным».

Его слова застыли в воздухе. Она было протянула руку за чайником, но совершенно забыла о нем, глядя в глаза Мака. Они обладали какой-то странной притягательной силой. Нет, дело было даже не в глазах, а в его странной способности выдавать комментарии, как нельзя более подходящие к ее собственной жизни. Она нащупала ручку чайника и рассмеялась.

— О, да она была философом! — Мак согласно кивнул. — Ты… м-м-м… ты, наверное, считаешь, что это подходит к моей ситуации с курсами?

— Думаю, что это подходит ко всему, — к работе, к учебе, стремлениям. — Помолчав, он добавил: — Отношениям.

Джулия еще секунду смотрела ему в глаза, потом отвела взгляд. Она сосредоточилась на приготовлении чая, вспомнив, что он пьет его с молоком, но без сахара, и протянула ему чашку. В этот момент Мак перекинул Блошкин-Дома через плечо, как миниатюрный мешок с углем. Кот громко мурлыкал, разбросав лапы в разные стороны, полностью расслабившись на широком плече Мака. «Какое сильное плечо, — подумала Джулия, оно способно вынести многое и не согнуться.

— Ну так, э-э-э, пойдем посмотрим на стены?

— Ах, да, стены, — согласился он.

Джулия провела его в комнату. Она очень старалась навести здесь порядок к его приходу. Лучшей особенностью комнаты было окно-фонарь, которое делало ее светлой. И, в отличие от комнат наверху, здесь были высокие потолки, создававшие ощущение простора. По стенам было развешано несколько старых репродукций, которые она когда-то собирала. Она не подумала о том, что их нужно снять, так как, по всей вероятности, сегодня Мак собирался только определить фронт работ, тем более что держались они на простых кнопках, заколоченных в стену при помощи банки от мармелада, и их можно было легко извлечь. В комнате стояла одинокая кровать в углу, которую днем Джулия накрывала покрывалом и клала сверху подушки, маленький диванчик, гардероб, комод с ящиками, кособокий книжный шкаф и задвинутый в другой угол телевизор.

— Конечно, не Бленхейм-палац, — пренебрежительно заметила она.

— Нормально. — Он приблизился к одной из стен и внимательно пригляделся к репродукции. Она поместила ее в дешевую рамку и собиралась позже, когда будут деньги, купить более достойную.

— Это… — начала она.

— Эдмунд Дюлак[21]. Из «Арабских ночей», — закончил он. — Ты любишь Дюлака? — Он заметил еще одну похожую картинку дальше на стене и подошел к ней поближе. — Да, я вижу. У тебя две его вещи, а это уже не похоже на случайность.

— На самом деле — три, сказала она, когда к ней вернулся голос. — Еще одна в кухне. Я нашла ее пару лет назад, но так и не собралась купить рамку.

Он взглянул на нее, как ей показалось, со сдержанным одобрением.

— Правда, он замечательный?

— О, да. Я его очень люблю.

— Очень романтично, правда? В этом его магия. Эти крохотные лица так детально прорисованы, и они все разные.

Она молча глядела, как он всматривается в детали картин, которые она повесила. Он кивал своим мыслям, как будто вновь убеждался в чем-то. Ее так и подмывало задать вопрос, начинающийся с «Откуда ты знаешь?..», но она вовремя одернула себя, пытаясь скрыть свое неуместное удивление. Он смотрел на репродукции точно такими же глазами, как она сама, когда впервые увидела их и решила купить — с детским восхищением.

— Ну, так что ты думаешь о стенах? — быстро проговорила она.

Он отошел от картинок, секунду глядел на ковер, словно собираясь с мыслями, и вновь взглянул на стены.

— Ты права. Их стоит подновить, — ответил он.

— О’кей, так что нам нужно сделать?

— Ну, мы можем опять покрасить их поверх обоев. Это твое дело. Обдирать их — нелегкая работа, но, с другой стороны, это не займет много времени. Я могу взять напрокат обдиратель и заняться этим сегодня днем.

— Взять напрокат обдиратель? — саркастически повторила Джулия.

Он посмотрел на нее с подчеркнутой укоризной в глазах, и она, устыдившись, вспомнила, насколько это любезно с его стороны. В конце концов они не в школе, а у нее дома. Надо быть осторожнее со словами. Она постаралась придать лицу обычное выражение.

— Хорошо. А потом?

— Ну а потом я покрашу стены. Я думаю… — Он снова оценивающе оглядел четыре стены. — Да, вот эту. Вот эту я сделаю поинтересней.

— Поинтересней?

— Конечно, если ты не станешь возражать. Я не буду делать ничего, что может тебе не понравиться.

Она присела на край кровати и нахмурилась.

— Что значит — «поинтереснее»?

Он повернулся к ней, держа руки на бедрах, и посмотрел на нее изучающе, словно хотел прочитать ее мысли.

— Ты не доверяешь мне? — наконец спросил он.

— В каком смысле? — спросила она, в свою очередь, ее ресницы против ее воли задрожали.

— Если ты доверяешь мне, эту стену я сделаю необычной, а остальные покрашу магнолией, как ты хотела. Наверное, стоило тебе об этом сказать… — Он остановился, изучающе глядя на нее. Она почувствовала, как по ногам поднимается тепло. — Понимаешь, я сейчас не занимаюсь малярными работами. Я с этого когда-то начинал, но теперь я делаю немножко другие вещи. Более смелые, я бы сказал.

Она задержала дыхание, не желая высказывать никаких предположений. «Смелые» — могло означать все что угодно.

— Поясни, — коротко попросила она.

— Ну, например, я сделал подземный переход в одном предместье. И стены в молодежном клубе. А Общественный центр попросил меня сделать им наружные стены. Ну и еще кое-что, но переход, мне кажется, оказался самым лучшим. Вряд ли ты видела его, да?

Она смотрела на него в изумлении.

— Ты имеешь в виду стенопись?

— Одним словом — да.

— О. Теперь понимаю.

— Нет, — добродушно возразил он. — Тебе надо увидеть мои работы, тогда ты поймешь. Я делаю то, что от меня требуют. Здесь я не собираюсь делать ничего похожего на Общественный центр или переход. Это частное жилище, и оно твое. Я нарисую что-нибудь из твоей жизни.

— Подожди секундочку. — Джулия встала и отбросила волосы за плечи. — Я не хочу, чтобы моя жизнь была отражена на этих дурацких стенах. Мне хватает ее в реальности. Ну и вообще, что ты собираешься нарисовать? Ты же совсем меня не знаешь!

— Немного знаю, — мягко возразил он. — Но я не стал бы рисовать ничего, что было бы тебе неприятно. Только то, что ты любишь, то, что тебе хотелось бы видеть вокруг себя. Какое-то отражение твоей личности.

Она, подперев руками бедра, сердито смотрела на него.

— Ну, например?

Он вздохнул, прежде чем ответить, и посмотрел в сторону, словно прямой взгляд в глаза смущал его.